Уходя, не оглядывайся

Ночь за ночью я лежал без сна на своей койке, прислушиваясь к рычанию собак, рыскавших вокруг барака. Чтобы сбежать отсюда, нужно было придумать, как их нейтрализовать. С того момента, когда я оказался в Фарнуорте, для меня не было сомнений, что нужно бежать. Я десять дней провел в этой тюрьме и считал, что уже задержался там слишком надолго. Если бы не собаки, я бы выбрался в первую же ночь, невзирая на риск быть подстреленным. Ни замок, на который цепь запиралась на моей лодыжке, ни запор на входной двери в барак не представляли для меня никакой трудности.

Во время первой ужасной ночи в бараке мне удалось расплести проволочную сетку койки, и после неимоверных усилий и ценой окровавленных пальцев я исхитрился отломить кусок толстой проволоки около трех дюймов длиной. При наличии этой проволоки и определенного терпения я мог справиться с любым замком в Фарнуорте. Меня сводила с ума мысль о том, что я мог бы выбраться из этого вонючего сарая, если бы не свирепые псы, рыскающие в темноте. Нужно было что-то придумать, чтобы их одурачить.

В следующие дни я пришел к выводу, что о бегстве в дневное время не могло быть и речи. Каждое утро нас выводили в поле под охраной шести вооруженных автоматическими винтовками тюремщиков. Кроме того, все они были верхом на лошадях. Местность, совершенно лишенная растительности, была гладкой, как ладонь. Задолго до того, как мне удалось бы достичь протекавшей вдалеке реки или шоссе, меня непременно подстрелил бы кто-нибудь из охранников, бросившись за мной вдогонку на лошади.

Если отсюда и можно сбежать, то только ночью, но сначала надо придумать, как быть с собаками. Поэтому все дни, пока я надрывался в поле, как и большинство ночей, проведенных в зловонном бараке, я не переставал ломать голову над тем, как обмануть собак.

Каждое утро, когда нас выстраивали на перекличку, я проходил мимо их загона. В железном сарае их было десять: огромные свирепые животные – восточноевропейские овчарки и волкодавы. Против этих десяти монстров у человека не было никаких шансов. Они его окружат и разорвут на части прежде, чем он успеет отбежать от барака на двадцать ярдов. Это был тупик.

Только после месячного пребывания в Фарнуорте я смог найти выход. Меня направили на дежурство по кухне: занятие, которого все боялись как огня. Дело в том, что пища, которую давали заключенным, была практически несъедобной. Неизменное меню включало картофельный суп, в котором плавали ошметки гнилого мяса. Работа на кухне в жару при сильнейшей вони гниющего мяса оказывала рвотное действие даже на самых неприхотливых. Чтобы хоть как-то отбить запах тухлятины, повар не жалел перца, и именно перец натолкнул меня на идею, как обмануть собак.

В течение следующих трех дней я возвращался в барак, набив карманы перцем, который прятал в соломенном матраце на своей койке. Я уже существенно продвинулся в подготовке побега. У меня был кусок проволоки, чтобы открыть дверь барака, и достаточно перца, чтобы сбить со следа собак, когда я доберусь до реки. Но если собаки заметят меня раньше, никакой перец мне не поможет. Перец пригодится только в том случае, если мне удастся выбраться, не попавшись им на глаза, и преследование начнется только потом, когда их пустят по следу. Если мне удастся придумать, как это сделать, для побега все будет готово.

Несколько следующих дней я внимательно прислушивался к звукам, доносившимся из железного сарая. Эти звуки позволили мне составить представление о том, что там происходит.

Байфлит заступал на дежурство в семь часов вечера, когда еще было светло. Заключенные пересчитывались и загонялись в барак, где один из охранников сажал их на цепь под наблюдением Байфлита. Затем барак запирался, а Байфлит отправлялся к сараю с собаками и выпускал их. После этого он уходил в хижину, где была кровать, и ложился, может быть – даже спал. Когда вокруг бегали десять псов, ему не было нужды бодрствовать.

Без пятнадцати четыре утра Байфлит выходил из хижины и шел на кухню забрать пару ведер с обрезками мяса для животных. Он относил их в загон, а собаки бежали за ним. Судя по доносившемуся то и дело визгу – так собаки визжат от боли, – он, должно быть, стоял рядом и наводил порядок. Все это занимало некоторое время. В двадцать минут пятого он закрывал загон, шел к паровой сирене и давал два длинных пронзительных гудка, которые будили заключенных и сообщали охранникам, что собаки заперты в сарае. Заведенный порядок никогда не нарушался. Я пришел к выводу, что единственный шанс спастись – попытаться бежать, как только собаки начнут есть.

Времени, чтобы добраться до реки, у меня будет в обрез: до нее примерно миля по абсолютно открытой местности. Короче, жаловаться было не на что, ведь бегал я всегда быстро. До реки я могу добежать минут за шесть, но для этого надо выложиться. Только у реки я мог бы воспользоваться перцем, чтобы сбить собак со следа. Мой план был прост: двигаться, пока не начнется погоня, а потом где-нибудь спрятаться и переждать, пока они не устанут меня искать. Мои дальнейшие передвижения должны происходить только по ночам. Мне предстояло добраться до железнодорожной станции, что милях в двадцати от Фарнуорта. Я намеревался доехать на местном поезде до Окленда, самого большого города округи, и там затеряться.

Была еще одна проблема, смущавшая меня. Чтобы открыть замок, защелкивающий цепь на моей лодыжке, мне нужно от силы пару секунд, но с дверью барака возни явно больше. Пока я буду с ней копаться, не поднимет ли кто-нибудь тревогу? Стоит лишь одному из заключенных закричать, как его может услышать Байфлит, и тогда – пиши пропало. Разработав план с тщательностью, которая гарантировала почти стопроцентный успех, я решил ни в чем не полагаться на случай, если есть хоть какая-то возможность себя обезопасить.

В любой тюрьме есть человек, которого боятся больше других. В Фарнуорте этим человеком был Джо Бойд. Он не отличался высоким ростом – в нем было не больше пяти футов, но шириной он был как два нормальных человека. Его грубое лицо представляло собой маску, испещренную шрамами – следами жестоких драк. Расплющенный нос был растянут на пол-лица, маленькие, недобро поблескивающие глаза прикрывали густые брови. С виду он был вылитый орангутан и вел себя соответственно.

Его койка находилась как раз под моей. Если бы мне удалось убедить его присоединиться ко мне, то никто в бараке не осмелился бы поднять тревогу, пока я буду возиться с дверью. Мог ли я положиться на него, не опасаясь, что он меня выдаст?

Я ничего о нем не знал. Он никогда ни с кем не разговаривал и держался особняком, но стоило кому-то подойти слишком близко, его огромный кулак тут же обрушивался на голову ротозея. Рассказать ему о своем плане, не рискуя быть подслушанным, не представляло труда. Нужно было лишь отогнуть грязный матрац, прикрывавший проволочную сетку моей койки, и вот я уже сверху вниз смотрю ему прямо в лицо.

Полночи я лежал, прислушиваясь к его мощному храпу, и размышлял. Его ненавидели не только заключенные, но и охранники. Трудно было поверить, что он просто так даст мне сбежать. В конце концов, около двух часов ночи я решился предложить ему бежать вместе.

Прежде всего я освободился от цепи на своей лодыжке и отогнул матрац. В темноте мне было его не видно, но я чувствовал его запах и слышал тяжелое, со всхрапываниями дыхание.

– Бойд! – сказал я тихо, но требовательно.

Внезапно его тяжелое дыхание прекратилось. Бойд проснулся так, как просыпаются животные, и я представил, как он вглядывается в темноту своими маленькими, подозрительными обезьяньими глазками.

– Бойд! Ты меня слышишь?

– А? – Он ответил тихо и настороженно.

– Через пару часов я сматываюсь, – сказал я шепотом. – Хочешь со мной?

– Сматываешься?!

– Когда Байфлит будет кормить собак, я выберусь отсюда. Ты идешь со мной?

– Ты псих! Как ты отсюда выберешься?

– Свою цепь я уже снял – могу снять и твою. Дверь я тоже могу открыть. Так ты идешь?

– А собаки?