Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 13 из 14

И сейчас, когда «царица цариц» восседала на возвышенном пьедестале, под дымчатым балдахином, Руставели с интересом наблюдал за ней, прекрасной молодой грузинкой, статной и грациозной, с тёмными, удивительно глубокими глазами. Но это восхитительное созерцание было прервано гулом колокола – начинались состязания в метании копий, борьбе, верховой езде и игре на музыкальных инструментах. Шота Руставели выходил победителем во всех соревнованиях, а когда началось чтение стихов, творения этого витязя, похожего на античного бога, поразили всех. Царица не скрывала своего восторга. Никогда раньше не доводилось ей слышать таких слов, умело облачённых в божественную рифму, да чтоб лились они так легко, воздушно и музыкально. Никому еще не удавалось с такой силой донести до слушателей чеканность грузинской речи.

Пришло время вручать награды победителям. Это были дорогие одеяния из бархата и парчи, и кинжалы в инкрустированных серебром оправах. А в конце церемонии глашатай объявил, что главный приз получит тот смельчак, кто стрелой пронзит яблоко, которое солнцеликая царица будет держать в руке. После того, как прозвучали эти слова, Тамар взяла со скамьи маленькую золотую шкатулку и достала из неё яблоко, румяное и золотистое. Среди молодых витязей поднялся ропот, мол, великая царица не должна подвергать себя страшной опасности, ведь шальная стрела может поразить её. Они почтительно преклонили пред ней колени, и стали умолять её отменить это состязание или заменить его на другое. На что храбрая Тамар возразила, что её не страшит никакая опасность. И только Шота Руставели не было среди них. Он стоял в сторонке. Лицо у него покраснело от возбуждения, щёки горели и были похожи на это красное «яблоко раздора». Случайно поймав на себе её вопросительный взгляд, он молвил:

– Если действовать не будешь, ни к чему ума палата. О, богоподобная царица, возьми в руку яблоко свое. Я пронжу его стрелой.

Он спокойно достал из широкого колчана свою ледяную быстролетящую стрелу. Толпа ахнула. Неужели этот безумец отважится стрелять? Все наперебой стали его отговаривать. Но он, не слушая никого, смотрел в одну точку – на то сочное райское яблоко, которое царица подняла над головой. А потом, чинно подойдя к ней, он воткнул в плод жало стрелы, пронзив его насквозь и высоко подняв вверх на острие стрелы. Царица рукоплескала стоя, держась гордо и с достоинством… Её губы чуть шевельнулись, и с них сорвалась маленькая искорка, сорвалась и, точно бабочка, легко запорхала и полетела над Колхидской долиной…

– Значит это была загадка, которую удалось решить Шота? – уточнил Нико. Он сидел перед Элизабед как прилежный ученик, слегка наклонившись вперёд и боясь шевельнуться, и жадно ловил каждое слово своей «учительницы».

– Да, Нико, ты прав, – лучезарно ответила Элизабед, обрадовавшись смекалке Нико.

– Интересно! А что было дальше? – осведомился он с нескрываемой увлечённостью.

– А потом… потом царица объявила, что Руставели заслужил золотой венец. Но было заметно, что не все с ней согласились, кое-кто из витязей зароптал, мол, немудрено проколоть яблоко. На что справедливая царица ответила, что предлагала пронзить плод, а расстояние, с которого следовало это сделать, не указала! После этих слов она собственноручно надела на голову Руставели золотой лавровый венец и протянула ему руку для поцелуя. Молодой витязь преклонил колено и поцеловал руку владычице обширной страны, что располагалась от одного моря до другого. Потом он поднял голову и посмотрел в её глаза, а её очи – смотрели на него. Так он на всю жизнь лишился покоя. И яблоком тем было его собственное сердце, которое пронзила яркая стрела любви…

В тот же день Руставели было предложено стать придворным поэтом. Конечно же, он принял это предложение, считая его самой большой удачей в своей жизни. Ах, если бы мог он знать, что это назначение обернётся ему самым большим горем.

Его талант развивался в окружении лучших философов и мыслителей «золотого века», как называли период правления великой царицы. Дни его проходили на государственных советах, на городских собраниях, а вечера – в беседах и спорах о мудром царе Соломоне, о псалмах Давида, о философии Сократа, Платона и Эпикура. А долгими ночами, пока не догорала последняя свеча, он писал стихи о дружбе, преданности и любви. Любви к той, которая озаряла его животворящим светом. Это безмолвное чувство поселилось в нём в тот миг, когда он впервые увидел её, и ширилось теперь с каждым днём, становясь всё сильнее и бездонней…

Суть любви всегда прекрасна, непостижна и верна,

Ни с каким любодеяньем не равняется она:

Блуд – одно, любовь – другое, разделяет их стена.

Человеку не пристало путать эти имена…

…Элизабед вдруг замолчала. Серьёзное выражение её благородного лица, сердечная теплота в её чёрных, как смоль, глазах возбудили странное и тревожное беспокойство глубоко у него в душе. В её же – ясной и такой же лучезарной, как её взгляд – пылал всепоглощающий пожар, однако на лице невозможно было прочитать ничего. И Нико не выдержал, тихо спросил:

– А что случилось потом, Элизабед?

– Однажды на охоте, – продолжила она свой рассказ, – а это было в окрестностях древней Мцхеты, где сливаются воедино воды бурной Арагви и степенной Куры, царица и Шота Руставели, верхом на своих скакунах, оказались одни. И она попросила почитать стихи его сочинения.

– Хорошо, моя царица! – произнёс поэт. Она в ожидании взглянула на него. И он начал свою декламацию:

Вспоём Тамар, величием восхищающую взоры!

Для неё из слов хвалебных я уже сплетал венок.

И перо-тростник поили глаз агатовых озёра,

Пусть сердца пронзает песня, как отточенный клинок!..

Не знал тогда Шота, что эти строки станут вступлением к его бессмертной поэме. Закончив и посмотрев на Тамар, ему показалось, что его патетическая декламация была произнесена впустую. И оказался прав.





– Тебе известно, что не жалую я стихов в свою честь, Руставели! Весь двор тем и занят, что без устали одаривает меня своими хвалебными речами. Почитай что-нибудь другое.

– Да будет так! – ответил он. И, побледнев, произнёс:

Тот, кто любит, кто влюблённый

Должен быть весь озарённый,

Юный, быстрый, умудрённый,

Должен зорко видеть сон,

Быть победным над врагами,

Знать, что выразить словами,

Тешить мысль, как мотыльками —

Если ж нет, не любит он…

Она всё давно поняла и сейчас молча смотрела на него.

– Моя царица, позволь мне признаться тебе… – он шагнул к ней, но мрак окутал его глаза, в них стояли кипящие слёзы.

Тамар не сказала ни слова. Воцарилось гнетущее молчание, и вдруг откуда-то донесся резкий крик совы. Конь царицы рванулся вперед, поскакал… и остановился на вершине холма. Руставели догнал Тамар – и замер: на ее глубоких очах, как яркие адаманты, повисли две слезинки.

– Зачем ты пытаешь судьбу?.. – не закончила фразу царица.

Шота побледнел. Он понял свою ошибку. Он поторопился…

Опять тишина. Только бьются два сердца, как бы соревнуясь между собой.

Долго они ехали в кромешной тиши, пока Тамар не нарушила молчания.

– Поезжай в Афины, Руставели, набирайся знаний… Воспользуйся этой возможностью! Ах, если бы я не носила тяжёлый венец! С какой радостью посетила бы я солнечную Элладу – родину Гомера и Аристотеля, Платона и Сократа, страну языческой радости и жизнелюбия… Путешествие – это тоже бессмертие… Поверь мне, моё счастье не больше твоего.

– Я выполню желание моей госпожи, – почтительно преклонив голову перед царицей, произнес Руставели.

– И ещё… Чувство своё перенеси на пергамент. Напиши книгу о любви. Это не повеление владычицы. Это – её просьба.

– Я её выполню, моя царица, – дал ей слово Шота.

«Мудрый борется с судьбою, неразумный унывает» – так успокаивал себя Руставели. И через неделю он уже стоял на палубе корабля, что медленно и величаво подплывал к проливу Босфор. Пурпурные лучи заходящего светила освещали небосвод и величественную столицу Византии – Константинополь – колыбель изысканности и культуры, и чрево коварства и низменных чувств рода человеческого. Он плыл дальше, держа путь в удивительную и прекрасную страну Элладу, со всех сторон окружённую лазурным морем. Говорят, там царит вечная весна, в садах растут маслины, а на склонах гор – виноград, по вкусу похожий на тот, что рождает его родная грузинская земля. В страну, над которой простирается ясное голубое небо, а вершины неприступных гор, где обитают бессмертные боги, теряются в облаках. А в низинах живут люди, которых привлекают неведомые заморские страны и чудесные истории о славных героях, их битвах и великих победах, а также о греческих небожителях, их безрассудных пирах и приключениях, шумных ссорах и примирениях.