Страница 4 из 11
Сокол миновал крепкие дубовые ворота, которые охранял (если так можно сказать) самый никчемный мужчина в поселении – старый Чурило. Временами казалось, что он спал на ходу. Когда-то Чурило был добрым воином, но про таких обычно говорят, что лень родилась впереди него. Он был ленив до безобразия. Вот и сейчас дневной страж ворот дремал, прислонившись к одной из створок (ночью ворота и стены поселения охраняли дружинники). Сокол затаил дыхание и попытался проскользнуть мимо него незамеченным.
Но не тут-то было. Чурило при всем том нес свою службу вполне исправно. Приоткрыв один глаз, он заметил сумку на плече мальчика, возле которой кружили пчелы, хихикнул и спросил елейным голоском:
– Не угостишь ли старика медком, хлопчик?
Отказать Чуриле было трудно. И опасно. Иногда Сокол выходил за ворота раньше положенного времени, всучив Чуриле что-нибудь вкусное – сладкий хлебец или кусок холодного вареного мяса.
Мальчик очень любил встречать восход солнца на своей любимой горушке, откуда открывался потрясающе красивый вид на реку, которая по мере появления из-за горизонта солнечного диска становилась сначала багровой, а затем золотой. Так что ссориться с Чурилой – себе дороже.
Тяжко вздохнув, Сокол полез в сумку, отломил кусок сот и протянул его стражу ворот. Тот схватил соты неожиданно быстрым движением и, блаженно улыбаясь, засунул их в рот. И снова закрыл глаза.
«Старый трухлявый пень!» – с раздражением подумал мальчик и едва не бегом направился к жилищу Чтибора. Дедко уже стряпал обед – на сковороде скворчали два больших линя, испуская чрезвычайно аппетитный запах. У изрядно проголодавшегося Сокола даже слюнки потекли.
– Хлебушка бы… – сказал мальчик, принимаясь за еду, и безнадежно завздыхал.
Он знал, что со вчерашнего дня в доме нельзя было найти ни единой хлебной крошки, не говоря уже о сухарях. Двое суток Чтибор колдовал над каким-то настоем, который постоянно нужно было подогревать. Поэтому жаровня была занята, и они остались даже без просяных лепешек.
Старик хитро улыбнулся, снял с полки сверток, который источал невыразимо приятный хлебный запах. Оказалось, что в куске полотна была завернута свежая ржаная коврига.
– Откуда?! – удивленно спросил Сокол.
– Когда человек знает какое-нибудь ремесло, от голода он никогда не умрет, – назидательно сказал старик. – Пришлось мне с утра заняться гаданием. Сразу после твоего ухода. А куда денешься – приходила Матилада.
– О-о! – Сокол округлил глаза.
Это была самая скверная баба во всем поселении. Ее вострого языка побаивался даже сам кнез. С утра до вечера она носилась по селению, разнося разные сплетни. Переговорить ее не мог никто. Но самым скверным было то, что она постоянно досаждала Чтибору просьбами погадать: то на ее «горемычную» судьбу, то на близких или дальних родственников, а иногда ее запросы простирались и вовсе далеко – Матилада желала знать, скоро ли будет большая война и когда появятся в селении сборщики дани хазарского кагана[12].
Это было неприятное событие, которое вызывало недовольство полян. В качестве дани хазары предпочитали «скору» – особо ценные меха, мед и воск. Все это с удовольствием покупали пришлые купцы на Торге, платили за «скору» серебром или щедро давали взамен разные товары, которые были отнюдь не лишними в хозяйстве полян. Но «скора» уплывала из их рук задарма. Сбор дани обычно приходился на зимний период и продолжался до весеннего вскрытия рек.
Тем не менее Матилада всегда исправно платила, а уж хлеб у нее получался удивительно вкусным. Отломив кусок, Сокол принялся уплетать за обе щеки мясо жирного линя, которого сам же и поймал вчерашним вечером. Рыбы в Днепре было не просто много, а очень много. До того места, где находилось поселение, доходили даже огромные белуги и осетры, не говоря уже о стерляди, голавлях, щуках, лещах и прочей мелюзге. А какие сомы таились в глубоких яминах! Одного сома хватало, чтобы накормить всех жителей селения.
Поев, Сокол занялся важным делом – стал плести новую сеть. Вечером он собирался отправиться на рыбалку вместе со своим закадычным дружком Баженом. В Днепре ловить рыбу без сопровождения взрослых они опасались, зато в мелководном затоне было самое то. Без хорошего улова друзья обычно домой не возвращались.
Глава 2. Праздник Купалы
В это утро Соколу хотелось поспать подольше, да разве непоседа Бажен позволит? Тот заскочил в жилище друга и начал теребить его за сорочку.
– Вставай, лежебока! – Бажен был сильно возбужден.
А как не быть возбужденным, если на дворе началась четвертая неделя месяца червня, когда происходит летний солнцеворот и все добрые люди отмечают праздник бога Купалы! Тем не менее Сокол недовольно отбрыкнулся от друга – вот настырный! – и пробурчал, как старый дед, не открывая все еще сонных глаз.
– Отстань! Не то по уху съезжу.
– И получишь сдачи! Может, хоть тогда проснешься.
Конечно же, сон пропал мигом. Впрочем, Сокол и так хорошо выспался, так как лег рано. Ведь впереди его ждала купальская ночь с плясками, хороводами и другими забавами, когда нельзя было спать, так как именно в это время вся нечисть – лешие, русалки, оборотни, кикиморы, домовые, водяные – выходила из своих потаенных мест. Особенно опасными становились ведьмы, которые могли и молоко у коровы украсть, и порчу навести на людей, и урожай на полях испортить. Только купальские костры в эту ночь могли охранить людей от всяких напастей.
Сокол зацепил Бажена ногой и повалил на свою постель, где они устроили настоящее сражение. Спустя какое-то время, запыхавшиеся, но веселые и довольные, они уже подъедали запасы старого кобника, предусмотрительно заготовленные с вечера для внука.
В честь большого праздника Чтибор расщедрился и выделил Соколу вяленую лосятину, которую он готовил по-особому, – с разными пахучими травками и ароматной солью; ее изредка привозили купцы с низовья Днепра. Длинные полоски вяленого лосиного мяса были толще обычного и долго не высыхали до каменной твердости. Их можно было есть без опасения сломать зубы.
Чтибор ушел ранним утром в лес. Для него праздник Купалы сулил не отдых и веселье, а много разных забот. Дедко отправился на поиски целебных растений, так как лишь собранные до рассвета в праздник Купалы травы и цветы имели большую магическую силу. Он клал их под купальскую росу, а затем высушивал и бережно хранил до особых случаев.
Собранные лекарственные растения Чтибор использовал для окуривания своего жилища и больных людей, которые приходили к нему не только погадать, но нередко и за помощью. Купальские травы и цветы помогали бороться с нечистой силой, их бросали в затопленную печь во время грозы, чтобы охранить дом от удара молнии, а колдуньи применяли их для приворота или для того, чтобы разбить пару. Кроме того, купальские цветочные и растительные сборы использовались в различных магических обрядах, которые для Сокола оставались большой тайной. Дедко не позволял ему даже приблизиться к древней магии. В этом он был категоричен.
«У тебя другой путь, – строго говорил старик. – Нечего тебе лезть не в свои (тем более – опасные) дела».
«Откуда знаешь?» – вопрошал Сокол.
«Сорока на хвосте принесла!» – сердился дедко, который не хотел вдаваться в подробности.
Но внук был настырным, и старому кобнику пришлось поведать ему кое-что.
«Я спрашивал у Макоши[13], какую путеводную нить она сплела для тебя, – мрачно молвил старик. – Придет время, и ты покинешь родное селение. Вот что она ответила. По добру ли аль по худу – неизвестно. Макошь не шибко разговорчива».
«И когда наступит это время?» – не отставал чрезмерно любопытный мальчик.
«И мне бы хотелось это знать…» – буркнул старик и отправился по своим делам, оставив Сокола в глубокой задумчивости.
Ответ Чтибора затронул в душе мальчика потаенную струну, которая неожиданно зазвучала громко, как било. Мысль повидать свет зародилась у него давно; может, потому, что отец немало попутешествовал, охраняя купеческие караваны, и много чего рассказывал матери. А рядом всегда вертелся Сокол, который жадно ловил все то, о чем говорил отец.
12
Каган – высший титул суверена в средневековой кочевой иерархии. Хан ханов. В монгольское время слился с родственной формой каан – «великий хан». В Европе с эпохи Великого переселения народов существовало три каганата: Аварский, Тюркский и Хазарский. Каганами иногда называли киевских князей Владимира и Ярослава Мудрого.
13
Макошь, Мокошь – богиня в славянской мифологии, единственное женское божество, идол которого стоял в воздвигнутом князем Владимиром киевском капище наравне с идолами других богов. Ее образ связывают с прядением и ткачеством, а также с судьбой и ремеслами. Связь Макоши с прядением предполагает параллель с греческими мойрами, скандинавскими норнами и славянскими рожаницами, прядущими нити жизни.