Незримое

Говорил он, разумеется, о событиях далекого прошлого и поступке Игоря.

– Могли бы догадаться, – принципиально побухтела я. – Я вот целый год гадала, чем могла вам не угодить. И даже пришла к выводу, что дело все же в моей семье, но без каких-либо вводных сложновато, знаете ли…

Я, наверное, осталась единственной, кто упорно продолжал Ковальчуку выкать, даже с Яном они довольно быстро перешли на «ты», а меня будто заклинило, и просто ком в горле вставал при попытке обратиться к нему не как к начальнику.

– Прошу прощения, – повторил Ковальчук.

– А даже если не знали, – не сдавалась я, – то все равно некрасиво мстить беззащитной девушке за здорового лба, с которым ее и связывает-то всего лишь общий генетический код, а никак не образ мысли и нормы морали…

– Прости. – Уже сквозь зубы.

Думаю, повыпендривайся я еще немного, и шеф бы зарычал, но я сумела вовремя остановиться.

– Ничего страшного, – величественно взмахнула рукой, – бывает.

– Ну а раз так, – быстро выпалил он, – то советую рассмотреть вот это предложение.

И мне всучили пачку бумаг, которые и стали моим третьим и самым главным потрясением.

Итак, потрясение третье, перевернувшее мою новую жизнь с ног на голову и поставившее меня перед непростым выбором…

Мне снова предложили работать под началом Ковальчука. И снова с тем же словом в графе «должность». Вот только с двумя существенными поправками. Во-первых, трудиться предстояло в Надзорном комитете. А во-вторых, в качестве настоящей брежатой.

На тридцати страницах мелким шрифтом подробно расписывались мои потенциальные служебные обязанности, права и возможности, и голова от них не просто шла кругом, а практически уплывала в неведомые дали.

Пробежав глазами все в первый раз, я обещала подумать. И потом неделю вообще к этим листам не прикасалась и старалась о них не вспоминать. Но мысли нет-нет да обращались к заманчивым перспективам.

Тогда я показала бумаги Яну, и он несколько дней ходил хмурый, явно борясь с порывом высказать свое нелестное мнение о наших надзорниках, но при этом не желая как-то влиять на мой выбор.

– Ты должна сама решить, – как попугай талдычил он, стоило мне вновь попросить совета.

И я понимала, что Яну затея не понравилась от слова «совсем».

Не то чтобы мне предлагали что-то страшное и жутко опасное, но… да, опасность была. Зато был и шанс в полной мере познать собственное я, свои скрытые способности и суть истинных брежатых.

Я долго размышляла о том, что не одна такая, и другие пока либо просто прячутся, либо даже не знают о своем даре. И ведь родятся еще новые, и неужели им тоже придется влачить жалкое существование слабых магов, до которых никому нет дела? Неужели из-за эгоистичной жажды спокойной жизни я не рискну открыть эту дверь и положить начало… Нет, не так. Не рискну открыть эту дверь и вернуть в наш мир истинных хранителей?

Да, наверняка путь будет сложным. Наверняка мне будут поручать всякое, отчего захочется либо удавиться, либо удавить. Но Надзорный комитет уже шел навстречу, предлагая мне в качестве руководителя и надежного плеча старого знакомого. И пусть наши отношения с Ковальчуком трудно назвать теплыми, другого шефа я просто не представляла.

Ну и наставница мне полагалась. Разумеется, та, о ком вы подумали.

Короче говоря, выбор был сложный, но, наверное, я с самой первой секунды знала, что соглашусь. Ведь иначе никогда больше не получу такого шанса найти себя вне клана Зеленцовых.

Потрясение четвертое было не таким уже и потрясающим и, наверное, даже в какой-то мере меня порадовало. Наконец-то – наконец-то! – в идеальном поручике Ржевском нашелся изъян.

Даже два изъяна.

Во-первых, выяснилось, что он храпит. Не сильно. Так, скорее посапывает, но, впервые проснувшись от этого свистяще-хрюкающего звука, я так воодушевилась, что наутро описывала Яну чуть ли не громоподобный храп, всю ночь не дававший мне глаз сомкнуть. Он покраснел, устыдился и собрался немедленно бежать к магу-целителю, чтобы эту проблему решить, но я не пустила.

Знаю, храп – это не слишком здорово и полезно, но хочу насладиться этим недостатком любимого поручика, пока есть возможность.

Ну и во-вторых, Ян-то у нас, оказывается, тот еще враль, и узнала я об этом совершенно случайно…

Когда все события после смерти Беляка и до моего пробуждения от псевдо комы были расследованы, изучены под микроскопом и разложены по полочкам, когда все вопросы были сняты и закрыты, когда каждая душа в этом городе успокоилась, меня по-прежнему мучил один момент.

Казалось бы, незначительный, но он никак не укладывался в общую картину, и эта мерзкая мысль жужжала у виска назойливой мошкой, не давая нормально спать, есть и жить.

Тайна исчезнувшего санитара.

Я не понимала двух вещей: кем этот санитар был и почему он исчез тогда, когда я вроде как, наоборот, проявляла все подряд, и противостоять этой моей силе не мог никто.

Я перерыла все возможные пособия по магам, ведьмам, потомкам Изгоев и прочим магическим существам. Я изучила каждую сказку и легенду, до которой смогла добраться. Я задавала нелепые вопросы в интернете, за которые меня высмеивали все кому не лень. Я даже обратилась к бабуле, но та была слишком занята, плавясь на солнце, чтобы внять моей проблеме.

В итоге – ни одной зацепки. Ни одного намека на личность и суть этого загадочного незнакомца, что смерил меня равнодушным взглядом, а потом испарился, стоило мне отвернуться.

Ян видел, что меня что-то гложет, и даже настойчиво интересовался сутью проблемы, но я не хотела окончательно выставить себя перед ним идиоткой, мол, схожу с ума из-за такой ерунды.

Оказалось, зря так долго тянула – сдалась бы раньше, избежала бы многих бессонных ночей.

Когда же я все-таки не выдержала и раскрыла Яну свою страшную тайну, он отреагировал странно. Закашлялся, побледнел, покраснел, поджал губы и… раскатисто захохотал.

– Прости-прости-прости, – забормотал, чуть успокоившись и заметив мой обиженный взгляд. – Ты не поняла… я не потому что… ой, не могу…

– Я тебя укушу, – пообещала я.

– Извини, я правда… – Ян глубоко вдохнул и выдохнул. – Хорошо, теперь точно все.

Он сжал переносицу, будто это могло остановить новый приступ смеха.

– Видишь ли, какое дело… – начал осторожно. – Санитар не исчезал.

– Как так? – опешила я.

Ян неловко улыбнулся:

– Вот так. Там в холле дверь есть, за кадкой с пальмой. Всего лишь подсобка, но Колька там постоянно прячется, когда его начинают бесить. Неисправимый мизантроп. И… когда ты повернулась ко мне, он слинял.

– Но ты… ты… – Я судорожно ловила воздух ртом. – Ты тогда сказал, что я сама с собой разговариваю! Явно намекнул, что там никого не было!

Ян попытался меня обнять, но я вывернулась и истерично ткнула пальцем ему в грудь.

– Ну прости, Сонька, ну чего ты… Просто понял уже, что ты видишь куда больше, чем я, вот и решил посмотреть на реакцию. Ты ж не завопила, мол, караул, куда мужик делся, правильно? Нет, ты сделала вид, что там и правда никого не было, а значит…

И да, с одной стороны он был прав, но с другой – я обиделась. Потому что «быть правым» и «поступить правильно» подчас совершенно разные понятия.

Потрясение пятое обрушилось на меня после бурного примирения – Ян вдруг решил познакомить меня со своим братом.

Точнее, он уже давно собирался, а я все отнекиваясь, переживая, что не понравлюсь, что оплошаю, что скажу что-нибудь не то и все испорчу… Но, так как Ян все это время обитал у меня, мнительный Дмитрий – да-да, его действительно зовут Дмитрий Ржевский – вообразил, будто я его за что-то заранее невзлюбила, потому и избегаю встречи.

Пришлось исправляться.

И уж не знаю, кого я ожидала там увидеть – наверное, уменьшенную копию поручика, – но Дима оказался очень серьезным, невысоким темноволосым мальчиком, и со страшим братом их роднили только искренняя открытая улыбка и темно-карие, почти черные глаза.