Страница 18 из 121
Но я ничего не спрашивал, а мадам д'О хранила молчание. Как провинциал, я старался объяснить себе это движение в неурочные ночные часы моим незнанием городской жизни, тем более, что со стороны мадам д'О это не вызывало никаких замечаний. Я старался уверить себя, подавляя впечатление момента, что все это нормально и не предвещает ничего дурного. Кроме того, меня занимала мысль как держать себя с Паваном, в каких выражениях предупредить его о грозившей опасности, бросив в то же время ему в лицо наше обвинение в предательстве.
В полном молчании, не считая неизбежных восклицаний при встрече с какими–либо препятствиями, мы прошли с четверть мили, когда моя спутница свернула в узенький переулок и, замедлив шаги, дала понять знаком, что мы у места назначения. Она указала на дверь, над которой висела лампа, освещавшая также полуоткрытую калитку рядом с ней. Я видел как Круазет нагнулся, чтобы войти в эту калитку, и моментально отпрянул назад. Что это значило? Первой моей мыслью было, что мы опоздали, что Видам опередил нас…
Между тем все было тихо, и через мгновение я вздохнул свободнее, увидев, что Круазет отступил назад только для того, чтобы пропустить кого–то, идущего ему навстречу. Это был коадъютор. Потом Круазет проскользнул в калитку, и за ним последовали другие, причем монах не обратил на них никакого внимания. Я хотел уже войти за ними, но почувствовал, что мадам д'О сжала мою руку и лишь потом отошла от меня. Поняв это как призыв к ожиданию, я взглянул в лицо монаху. Лицо это было бледно, и на нем отражалась нечеловеческая ярость и бессильная злоба. Схватив Диану за руку, он грубо оттащил ее на несколько шагов в сторону, но я слышал их разговор.
— Его нет здесь! — прошипел монах. — Понимаете? Вечером он переехал на другую сторону реки, в Сент–Жермен, в поисках жены. И не вернулся! Он на той стороне, и полночь уже давно пробило!
Некоторое время она стояла не двигаясь, словно ее поразил удар. Случилось что–то важное, и я понял это.
— Он не может теперь вернуться? — сказала она немного погодя. — Ворота…
— Закрыты! — отвечал он. — Ключи от них в Лувре.
— А лодки, лодки на этой стороне?
— Все до последней! — отвечал он, ударяя в ярости кулаком одной руки по ладони другой. — Никто не может переехать сюда пока все не закончится.
— А в Сент–Жерменском предместье? — вполголоса спросила она.
— Там ничего не будет. Ничего.
Глава VII. МОЛОДОЙ РЫЦАРЬ
Я охотнее оставил бы их вдвоем и пошел бы прямо в дом, ибо сгорал от нетерпения скорее достигнуть цели нашей дальней поездки. Кроме того, мне совсем не нравился разговор монаха, да и не было никакого желания подслушивать его. Но я до того был поражен его гневом и грубым обращением с мадам д'О, что не решался оставить ее, пока она сама меня не отпустит. Поэтому я терпеливо ждал у двери, чувствуя себя крайне неловко, в то время, пока они вполголоса продолжали беседу, и был чрезвычайно рад, когда она наконец закончилась, и мадам д'О возвратилась ко мне. Я предложил ей свою руку, на которую она оперлась, но не спешила переступить порог калитки.
— Мсье де Кайлю, — начала она, и естественно при этом я взглянул на нее — наши глаза встретились.
Ее чудные карие очи, поблескивавшие при свете лампы, которая висела как раз над нами, пристально смотрели на меня. Уста ее были полуоткрыты, а один из золотистых локонов выбился из–под капюшона.
— Мсье де Кайлю, согласны вы оказать мне одну услугу, — продолжала она, — которой я никогда не забуду?
Я вздохнул.
— Клянусь, — произнес я с горячностью, соответствовавшей торжественности случая. — Клянусь вам, что не далее как через десять минут после исполнения мной некоторого, уже начатого, дела, я посвящу вам всю мою жизнь. Но сейчас…
— Сейчас? Мне именно нужно сейчас, рассудительный юноша!
— Я должен увидеть мсье де Паван! Я дал слово! — воскликнул я.
— Увидеть мсье де Паван?!
— Да.
Я чувствовал, что она смотрит на меня с сомнением, даже с подозрительностью.
— Как так? — с явным изумлением спросила она. — Вы только что доставили домой его жену, перепугав меня при этом чуть ли не до смерти… Так чего же вам еще нужно, храбрый странствующий рыцарь?
— Я должен его видеть, — твердо отвечал я, будучи готов рассказать ей все, но близко стоявший монах мог расслышать мои слова, а я составил себе слишком неблагоприятное мнение о нем, чтобы решиться на это.
— Вам нужно видеть мсье де Паван? — повторила она, вглядываясь в меня все пристальнее.
— Это необходимо, — отвечал я решительно.
— В таком случае вы его увидите. Именно я хочу пособить вам в этом. Видите ли, его нет здесь теперь, вот в чем дело. Он оставил свой дом вечером в поисках жены и, по словам коадъютора, переправился на другую сторону реки, в Сент–Жерменское предместье. Между тем необходимо, чтобы к рассвету он был здесь, понимаете ли, к рассвету.
— Уверены ли вы, что его нет здесь? — переспросил я, сознавая, что все ожидания разлетелись прахом.
— Вполне, — быстро отвечала она. — Ваши братья уже убедились в этом. Слушайте, мсье де Кайлю, Паван должен быть здесь к рассвету не только ради жены, снедаемой беспокойством, но и…
— Я знаю! — воскликнул я, прерывая ее. — Также и ради себя. Жизни его грозит опасность!
Пораженная этими словами, она быстро обернулась, и мы оба быстро взглянули на монаха. Мне показалось, что мы поняли друг друга.
— Это верно, — продолжила она вполголоса, — я также хочу спасти его, но мне известно, что в безопасности он будет только здесь. Только здесь, вы понимаете меня! Он должен быть доставлен сюда до рассвета, мсье де Кайлю. Это необходимо! — воскликнула она, и выражение суровой решимости появилось на ее чудном лице. — Коадъютор не может ехать за ним. Также не могу и я. Единственный человек, который может спасти его — это вы. Не следует терять ни одной минуты!
При последних словах она повернулась в том направлении, откуда мы пришли, продолжая опираться на мою руку, и я, полный сомнения и нерешительности, последовал за нею.
Мысли мои совершенно спутались. Я не сознавал своего положения, мне хотелось прежде всего войти в дом и посоветоваться с Мари и Круазетом, но все это так быстро случилось, и время, по ее словам было так дорого, и мне, увлекающемуся юноше, было так трудно отказать ей в чем–либо, когда она смотрела с умоляющим выражением столь прекрасных глаз… Я только смог проговорить запинаясь:
— Но я совсем не знаю Парижа… Я, пожалуй, не найду дороги, теперь ведь ночь.
Она отпустила мою руку и остановилась:
— Ночь! — воскликнула она с презрением в голосе. — Я считала вас не мальчиком, а мужчиной! Вы боитесь?
— Боюсь? — отвечал я, оскорбленный до глубины души. — Кайлю никогда не боятся!
— В таком случае я могу показать вам дорогу, если все затруднение в этом. Идемте, здесь надо свернуть… Войдите на минуту сюда, — продолжала она, останавливаясь у дверей высокого большого дома, стоявшего на улице, показавшейся мне чище и внушительнее виденных мною до сих пор. — И я передам вам необходимые сведения, а также расскажу дорогу.
Произнеся эти слова, она три раза дернула за шнурок колокольчика. Едва замер его серебристый звон, дверь тихо отворилась, пропуская нас в узкую прихожую. Никто не встречал нас. На большом ящике горела свеча в разукрашенном шандале. Мадам д'О взяла ее и, приказав мне следовать за нею, стала подниматься по лестнице. Наверху мы вошли в комнату, какой мне еще не приходилось видеть: гостиную и спальню одновременно. Стены были обиты богатым синим шелком и освещались лампами, скрытыми в цветных шарах из венецианского стекла и разливавшими нежный полусвет, а в воздухе носился легкий запах кедрового дерева. В изящной корзинке у камина лежали маленькие щенки.
Повсюду царил какой–то изящный беспорядок: на одном из столиков стояла открытая шкатулка с драгоценностями, на другом была брошена кружевная накидка, несколько масок и веер. Я также обратил внимание на разукрашенный драгоценными камнями хлыстик и кинжал с серебряною рукоятью висевшие на стене. Но что меня особенно поразило, я заметил за дверями шпагу в черных ножнах и мужскую перчатку…