Страница 115 из 121
— Ашар, — воскликнула маркиза, бросившись на колени у постели. — Ашар, сжалься надо мной!
— Маркиза! Вы передо мной на коленях?
— Да, старик, да! Я перед тобой на коленях прошу, умоляю тебя! В твоих руках честь одной из древнейших фамилий во всей Франции, вся моя прошедшая, вся оставшаяся моя жизнь!.. Эти бумаги!.. Моя душа, мое сердце, а главное — мое имя, имя моих предков, имя моих детей! А ты–то знаешь, хоть и не все, что вытерпела, чему подвергалась я, чтобы только не было пятна на этом имени! Неужели ты думаешь, что мое сердце никогда не испытывало чувств к любимому человеку, к детям и мужу? Но я боролась к ними, Ашар, долго боролась и, наконец, заглушила их — все, одно за другим! Я намного моложе тебя, старик! Мне еще долго жить, а ты уже умираешь. Посмотри на мои волосы: они седее твоих.
— Что она говорит? — прошептала Маргарита, отодвинув штору так, чтобы можно было видеть, что делается в другой комнате. — О, боже мой!
— Слушай, слушай, Маргарита! — сказал Поль. — Я хочу, чтобы ты от нее самой все узнала.
— Да, — говорил тем временем Ашар, — да, вы всегда боялись только людского суда, вы забыли, что когда–то Бог помиловал блудницу…
— Да, но люди хотели закидать ее каменьями!.. Двадцать поколений уважали наше имя, а если б они узнали то, что, спасибо тебе, до сих пор мне удалось утаить от них… это имя покрылось бы позором, и люди стали бы презирать его!.. Я столько страдала, старик, что, надеюсь, на том свете мне будет легче… Но люди, Ашар! Люди неумолимы — они не прощают, не забывают! Да притом, разве я одна подвергнусь их оскорблениям, разве я одна буду страдать? С моей участью соединена участь сына и дочери. Тот старший… он так же дорог мне, как Эммануил и Маргарита! Но разве я имею право назвать его своим сыном? Ты знаешь, что по закону он старший в семье, и чтобы присвоить себе и титул и богатство, ему стоит только объявить свое имя. И тогда что же останется Эммануилу? Мальтийский крест? Маргарите? Монастырь!
— Да, да, — сказала Маргарита тихо, протягивая руки к маркизе. — Да, монастырь, где бы я могла молиться за вас, матушка.
— Тсс! Слушайте! — сказал Поль.
— Вы его мать, но вы его не знаете! — проговорил умирающий, ослабевая.
— Его я не знаю, но знаю вообще людей, — ответила маркиза. — У него сейчас нет имени — он может получить древнее благородное имя; у него нет состояния — он получит огромное богатство. И ты воображаешь, что он от всего этого откажется?
— Да, если вы этого потребуете.
— Но по какому праву я могу этого от него требовать? По какому праву я буду просить его пощадить меня, Эммануила, Маргариту? А он может мне сказать: «Я вас не знаю, маркиза, слышал только, что вы моя мать, больше ничего».
— Его именем, маркиза, — с трудом произнес Ашар, которому смерть уже начинала леденить язык, — его именем обещаю вам… клянусь… о, Господи!
Маркиза приподнялась и нагнулась к больному, высматривая на лице его постепенное приближение смерти.
— Ты обещаешь!.. Ты клянешься! — сказала она. — А разве он знает о твоем обещании? А! И ты хочешь, чтобы я, полагаясь на одно твое слово, прозакладывала двадцать лет моей жизни против двадцати минут, которые тебе остается прожить!.. Я просила, я умоляла тебя. В последний раз прошу, умоляю: отдай мне сам эти бумаги.
— Они не мои, а его.
— Они нужны мне! Непременно нужны, говорю я тебе! — восклицала маркиза все с большей страстью по мере того, как Ашар ослабевал.
— Господи! Спаси меня от этой муки! — прохрипел старик.
— Сейчас прийти сюда некому, — сказала маркиза, обернувшись, и какая–то мысль мелькнула в ее холодных глазах. — Ты говорил, что этот ключ всегда с тобой…
— Неужели вы хотите вырвать его из рук умирающего?
— Нет, — ответила маркиза, — я подожду…
— Дайте мне умереть спокойно! — сказал Ашар. — Прошу вас, выйдите отсюда!
Маркиза бросилась на колени и низко, почти до самого пола, склонила голову. Ашар вытянулся на постели, сложил крестом руки и прижал распятие к груди.
Маркиза, не поднимая головы, взяла нижнюю часть занавеса и закинула обе половинки одну на другую так, чтобы лица умирающего не стало видно.
— Какой ужас! — прошептала Маргарита.
— Да, нелегко вам пришлось сегодня, но вы держитесь, держитесь, — подбодрил ее Поль.
Несколько минут продолжалось торжественное, страшное молчание, прерываемое только хрипами умирающего… Скоро все было кончено — Ашара не стало на свете.
Маркиза приподняла голову, несколько минут тревожно вслушивалась в тишину, потом, не открывая занавеса, просунула под него руку и вытащила ключ. Молча встала и, не спуская глаз с постели, пошла к ящику, но в ту минуту, как она хотела вложить ключ в замок, Поль, который следил за каждым ее движением, бросился в комнату и, схватив маркизу за руку, сказал:
— Дайте мне ключи, мадам! Маркиз умер, и эти бумаги мои.
— Это вы? — воскликнула маркиза, отскочив в ужасе и падая в кресло. — Боже правосудный, это мой сын!
— Что же это такое? — прошептала Маргарита, падая в другой комнате на колени.
Поль отворил ящик и взял шкатулку, в которой столько лет хранились его документы.
ГЛАВА XVI
Между тем среди стольких происшествий, следовавших в эту ночь одно за другим, Поль не забыл, что должен драться с Лектуром. Он послал к нему лейтенанта Вальтера, и часов в шесть утра офицер был уже в замке Оре. Он нашел Лектура у Эммануила. Увидев Вальтера, Лектур пошел в парк, чтобы секунданты могли свободно обговорить все условия. Вальтеру приказано было на все соглашаться, и поэтому переговоры оказались непродолжительными. Дуэль была назначена на четыре часа пополудни, на берегу моря, подле рыбачьей хижины, что между Пор–Луи и замком Оре. Драться решено было на пистолетах или шпагах; само собой разумеется, выбор предоставлен был Лектуру как обиженному.
Что касается маркизы, то, потрясенная появлением Поля, она, как мы видели, почти без чувств опустилась в кресло, но через некоторое время твердость характера вновь взяла свое: маркиза встала, накинула на лицо покрывало, прошла во вторую комнату, где огня не было, и вышла в парк. Она не видела Маргариты, которая стояла за шторой на коленях, безмолвная от удивления и ужаса.
Маркиза вернулась в замок и пришла в тот зал, где приготовлен был брачный договор. Там, при умирающем мерцании свеч, облокотившись на стол, положив голову на обе руки и устремив глаза на бумагу, где Лектур уже подписался, а маркиз успел начертать лишь половину своего имени, она провела оставшуюся часть ночи в размышлениях о своем будущем. Таким образом она дождалась рассвета, и не подумав отдохнуть: так сильно гордая душа ее поддерживала тело, в котором была заключена! Итогом этих раздумий было решение как можно скорее отправить Эммануила и Маргариту из замка Оре, потому что от них ей больше всего хотелось скрыть свое знакомство и дальнейшие отношения с Полем.
В восемь часов, услышав шаги Вальтера, который в это время уходил из замка, она позвонила. Вскоре в дверях показался лакей; видно было, что и он тоже не спал.
— Позови графиню! — приказала маркиза.
Лакей ушел, а маркиза, мрачная и безмолвная, приняла прежнее свое положение. Через несколько минут она услышала за собой шум легких шагов и оглянулась. Возле нее стояла Маргарита. Девушка с еще большей почтительностью, чем обычно, хотела поцеловать руку матери, но маркиза сидела неподвижно, словно не замечая ее. Маргарита опустила руки и стояла молча. Она тоже была во вчерашнем платье. Сон пролетел над землей, миновав замок Оре.
— Подойти ближе, — сказала маркиза.
Маргарита сделала шаг вперед.
— Отчего, — продолжала маркиза, — ты так бледна и расстроена?
— Maman!.. — прошептала сухими губами Маргарита.
— Говори!
— Смерть отца… быстрая и неожиданная… — заговорила Маргарита. — Ах, как много я в эту ночь выдержала!
— Да, — сказала маркиза глухим голосом, устремив на Маргариту взгляд, в котором затеплилась искра тепла, — да, молодое деревце гнется и облетает под порывами ветра, один только старый дуб выдерживает всю ярость бури. Я тоже, Маргарита, много страдала! Я тоже провела ужасную ночь, но посмотри на меня: видишь, я спокойна.