Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 46 из 95

- Очень здравая мысль, - поддержал меня Степан Пантелеевич. – Выдавать себя за другого человека в деревне – чистое безумие. Кстати, а почему вы решили, что недоброжелатель должен быть здесь новичком? Это нелогично.

- Но я не представляю, кто из местных может так меня ненавидеть! – воскликнула я. – У меня со всеми всегда были хорошие отношения...

- Но еще более странно представить, - проговорил Степан Пантелеевич, - что вас вдруг люто возненавидел кто-то незнакомый. Для ненависти, да что там, для простой неприязни нужна причина.

- Да это просто какой-то чокнутый! – воскликнул Ваня. – Маньяк. Точно. Я его выслежу, и уж тогда...

Глаза его кровожадно сверкнули.

Я задумалась. Кто в Васильках мог затаить на меня злость? Может кто-то не может простить, что я когда-то не дала ему поиграть со своей куклой или запустила в него огрызком яблока? Больше ничего в голову не приходит.

- Мы, конечно, не можем полностью исключить версию с маньяком, - заметил Степан Пантелеевич, хотя я на девяносто девять процентов уверен, что это все же не маньяк.

- А кто? – хором спросили мы с Ваней.

- Тот, кто хорошо вас знает, - произнес Орлиный Глаз после эффектной паузы. – Возможно, что и вы его хорошо знаете. Но необязательно.

- Но... – вырвалось у меня. – Зачем?

- Когда я сказал, что он хорошо вас знает, я имел в виду и то, что он может знать о вас нечто такое, о чем вы даже не подозреваете...

Я открыла  рот, чтобы задать очередной вопрос, но передумала. А что тут, собственно, можно сказать или спросить?  

 

- Орлиный Глаз сказал, что ты – очень смышленый парень, - вспомнила я, когда мы ехали домой.

- Я его вечный должник, - воскликнул Ваня.

- По-моему, он все еще больше запутывает, - поделилась я своими сомнениями. – То есть иногда он рассуждает очень логично и последовательно, а иногда...

- В этом и заключается его метод, - перебил меня Ваня. – И не забывай, что во многих случаях он оказывался очень эффективным.

- Лично мне ничего не известно об этих многих случаях.

- Я же тебе говорил...

- Ничего ты не говорил! – возмутилась я. – Только растравил мое любопытство.

- Ага, вот, значит, как, - обрадовался Ваня. – Ты, значит, мучаешься от любопытства? Прямо так и разбирает?

- Ничего меня не разбирает. И слышать не хочу ни про какие таинственные истории.

И зачем только  я это сказала? Теперь демоны любопытства накинутся на меня с утроенной силой...

- А тебе не приходило в голову, что твой Коля – вовсе не Коля? – неожиданно спросил Ваня. – Ты же сама говорила, что не узнала его.

Я задумалась. Задумалась! Вот до чего доводит атмосфера тотального недоверия и подозрительности.

- Нет, - наконец, уверено ответила я. – Коля – это Коля. К тому же у него дети, жена...

- Это ничего не значит. У злоумышленника тоже может быть семья. И он вполне может взять ее с собой для отвода глаз.

- Но у него шрам! – воскликнула я с облегчением.

- Какой шрам?

- Его бык подрал.

- Что-то я не видел у него никакого шрама, - сказал Ваня.

- Ну да, под одеждой не видно. Он у него на боку. Еще немного, и была бы задета печень. В рубашке родился. Это врач тогда сказал.

- Ага, значит, под одеждой, - проговорил Ваня. Тон его мне почему-то не понравился. – А ты его, значит, видела.

- Ну да, видела, - я, наконец, поняла, куда он клонит. – Он мне сам показал. Задрал футболку и показал.

- С чего это? – подозрительность Вани ничуть не ослабела.

- Просто мы вспоминали тот случай, с быком... Кстати, это я первая начала. Напомнила ему.

- С одной стороны, это должно бы вычеркнуть его из списка подозреваемых, но с другой... шрам может быть ненастоящий. И все-таки есть в нем что-то подозрительное. Не нравится мне, как он на тебя смотрит.

- Не следует смешивать личную неприязнь и объективное расследование, - обижено сказала я. – А Коля – это Коля. И не надо на него бочку катить.

- А ты его прямо-таки обожаешь.

- Да, обожаю, - твердо сказала я. – Он в меня из рогатки стрелял. Гнилыми сливами.

 

Самое странное - это то, что Белку, оказывается, тоже одолевала подозрительность по отношению к Коле, хотя она и не считала, что он поддельный. О чем она мне и заявила вечером во время очередного чаепития.

- Ты забываешь, что его не было в деревне,  когда произошел тот случай с полотенцем, - напомнила я.

- Да, но я бы, наверное, все же не стала придавать этому случаю такого уж большого значения.

- Почему это? – возмутилась я. – Уж не думаешь ли ты, что я это придумала, или мне это померещилось, или я вообще не в своем уме?

- Не в этом дело. Но все же  мы не можем быть уверены, что этот случай относится к нашему делу. Может быть, это просто Необъяснимый Случай.

- Какой еще Необъяснимый Случай? О чем ты говоришь?

- Я думаю, ты знаешь, - начала Белка таким голосом, каким она обычно рассказывает сказки Алинке, - что не все можно объяснить. Иногда происходят вещи, которые объяснить никак не возможно. А они происходят, и все.

- Например?

- У меня был такой случай: я сидела дома одна. На кухне. Пила чай. Вдруг раздался страшный грохот, дверь кладовки раскрылась и оттуда вылетела... капуста.

- И что?

- И все.

- Отчего она вылетела-то?

- Не знаю, - пожала плечами Белка. – Знаю только, что лежала она на средней полке, вместе с двумя другими капустами, что никого кроме меня дома не было, включая домашних животных и что удар, от которого распахнулась дверь, был довольно сильный.