Страница 8 из 78
- Бедняжки, - как-то сказала она Миллеру, - им не хватает только хорошей жены и домашнего очага.
- Что значит - бедняжки?! - вспылил Миллер. - Они старые грязные мерзавцы, у которых денег куры не клюют.
- Ну, они были бы другими, если бы о них кто-нибудь заботился, парировала Зиги с непробиваемой женской логикой.
Миллер встретил ее случайно в баре "Мадам Кокетт", что рядом с кафе "Кнезе" на Реепербане. Он заглянул туда поболтать и выпить с владельцем, старым другом. Зиги - рослая (выше 170 сантиметров), с подходящей фигурой, которая девушку пониже только обезобразила бы, - раздевалась под музыку привычно, якобы чувственно, с подобающим "постельным" выражением лица. Миллер видел подобное не раз, поэтому потягивал пиво совершенно равнодушно.
Но когда она сняла бюстгальтер, обалдел даже он, стакан застыл у него в руках на полпути ко рту. Владелец кабаре насмешливо оглядел Петера.
- Ничего фигурка, а? - спросил он.
Миллеру пришлось признаться, что по сравнению с ней лучшие девушки месяца из журнала "Плейбой" казались досками. А мышцы Зиги были такие крепкие, что ее бюст выпирал вперед и вверх без всякой поддержки.
В конце номера, когда зал зааплодировал, девушка сбросила маску профессиональной танцовщицы, застенчиво и даже стыдливо поклонилась зрителям, подарила им широкую, простоватую улыбку, стала похожа на не совсем выдрессированную собачку, которая вопреки ожиданиям только что принесла сбитую куропатку.
И Миллера подкупили не танец и не фигура, а именно эта улыбка. Он попросил узнать, не хочет ли Зиги выпить с ним, и за ней послали. Миллер сидел за одним столиком с хозяином, поэтому Зиги отказалась от шампанского, попросила джин с тоником. К удивлению Миллера, с ней оказалось очень легко беседовать, и он вызвался отвезти ее домой после закрытия клуба.
Она согласилась, но с очевидными оговорками. Миллер решил действовать хладнокровно и не домогался ее в тот вечер. Дело было ранней весной, Зиги вышла из кабаре в самом заурядном байковом пальто. Миллер подумал, что она надела его нарочно.
Они поговорили за чашкой кофе, Зиги оттаяла и весело болтала. Петер узнал, что ей нравится поп-музыка, искусство, она любит гулять по набережной Альстера, содержать дом и возиться с детьми. Потом, раз в неделю, в ее выходной, они стали встречаться, ходили в кино или ресторан, но вместе не спали.
Через три месяца Миллер все-таки положил ее к себе в постель, а потом предложил переехать к нему. Зиги, которая серьезно относилась к важным событиям своей жизни, уже решила, что любит Петера и выйдет за него замуж, оставалось решить только одно: как добиться Миллера - тем, что не спать с ним, или наоборот. Заметив, что ему, если захочется, ничего не стоит положить на вторую половину матраса любую другую девушку, Зиги решила переехать к Петеру и облегчить ему жизнь настолько, чтобы он захотел на ней жениться. К концу ноября они уже полгода жили вместе.
Даже почти не привыкший к дому Миллер вынужден был признать, что она хорошо управляется с хозяйством и занимается любовью со здоровым, энергичным наслаждением. Зиги никогда не говорила о замужестве прямо, но частенько на него намекала. Миллер притворялся, будто не замечает. Прогуливаясь под солнцем по берегу озера Альстер, она вдруг заговаривала с каким-нибудь малышом под благосклонными взглядами мам.
- Петер, посмотри, какая прелесть, - вздыхала она.
- Ага, очаровательно, - бормотал Миллер.
После этого она по целому часу не разговаривала с ним, потому что он не пожелал понять намек. Но вместе они были счастливы, особенно Миллер, которого все преимущества жизни с женщиной, все очарование любви без брака, устраивали как нельзя лучше.
Выпив полчашки кофе, он скользнул под одеяло и обнял Зиги сзади, прошелся рукой по ее телу, зная, что от этого она проснется. Через пару минут Зиги застонала от удовольствия и перевернулась на спину. Миллер нагнул голову и поцеловал Зиги в грудь. Все еще не пробуждаясь, она несколько раз вздохнула и обвила его руками. Через десять минут они, дрожа от удовольствия, занялись любовью.
- Ничего себе способ меня разбудить, - проворчала она потом.
- Бывает и хуже, - ответил Миллер.
- Который час?
- Почти двенадцать, - солгал Миллер, понимая, что Зиги запустит в него чем-нибудь, если узнает, что сейчас только десять и проспала она всего пять часов. - Но если хочешь спать - спи.
- М-м-м-м-м. Спасибо, дорогой, ты так добр, - ответила Зиги и заснула.
Когда зазвонил телефон, Миллер уже выпил кофе и стоял на пороге ванной. Он унес аппарат и снял трубку.
- Петер?
- Да, кто это?
- Карл, - в голосе звучало нетерпение. - Карл Брандт. Что с тобой? Еще не проснулся?
В голове у Миллера прояснилось.
- Да, да. Конечно, Карл. Прости, я только что встал. В чем дело?
- Послушай, я звоню насчет того еврея-самоубийцы. Мне бы хотелось с тобой поговорить.
- Какого самоубийцы? - спросил сбитый с толку Миллер.
- Который вчера ночью отравился газом в Альтоне. Вспомнил или нет?
- Да, конечно, вспомнил, - ответил Миллер. - Я и не знал, что он еврей. Что там такое?
-Я бы хотел с тобой поговорить, - повторил полицейский инспектор. - Но не по телефону. Мы сможем встретиться?
Репортерский нюх Миллера проснулся мгновенно. Тот, кто хочет что-то рассказать, но не решается говорить об этом по телефону, должен считать свои сведения важными. А Брандт, Миллер был уверен, не станет осторожничать по пустякам.
- Договорились, - сказал он в трубку. - К обеду освободишься?
- Освобожусь, - согласился Брандт.
- Хорошо. Я угощаю, если принесешь что-нибудь стоящее. - Миллер назвал небольшой ресторанчик на Гусином рынке, условился встретиться с Брандтом в час дня и повесил трубку. Он все еще недоумевал, потому что ничего стоящего в самоубийстве старика, еврея или нет, из трущоб Альтоны не находил.
За обедом молодой инспектор поначалу, казалось, избегал говорить о том, зачем пригласил Миллера, но, когда подали кофе, сказал: "Так вот об этом старике".
- Да, - откликнулся Миллер, - что ты хотел мне сказать?
- Ты, конечно, как и все мы, слышал, что творили с евреями нацисты во время войны и даже до нее?