Досье 'Одесса'

Прервав поток ее вопросов о том, где был Петер, почему не позвонил раньше, Миллер сказал, что ему от нее нужно. Зиги начала было отнекиваться, но нечто в голосе Петера ее остановило.

- С тобой все в порядке? - прокричала она в трубку.

- Да. Но мне нужна твоя помощь. Ради Бога, дорогая, не подведи меня.

- Ладно, я приеду, - помолчав, сказала Зиги. - Скажу, случилось несчастье. Что-нибудь с близкими родственниками.

- У тебя хватит денег взять напрокат машину?

- Наверное. В крайнем случае займу у подруг.

Миллер дал ей адрес круглосуточного прокатного пункта, которым раньше пользовался сам.

- Далеко ехать?

- Пятьсот километров от Гамбурга. Доберешься за пять часов. Буду ждать тебя к пяти утра. И не забудь привезти то, о чем я прошу.

- Хорошо, хорошо, жди, - она смолкла, потом пролепетала: - Петер, милый...

- Что?

- Ты напуган?

В трубке запикало: очередная минута истекала, а у Петера не осталось больше монет.

- Да, - ответил он, и их разъединили.

В вестибюле гостиницы Миллер попросил у портье большой конверт и марки столько, чтобы послать заказную бандероль в любой город ФРГ.

Вернувшись к себе, он раскрыл "дипломат", вынул дневник Саломона Таубера, бумаги из сейфа Винцера и две фотографии. Потом перечитал страницы дневника, которые толкнули его на поиски Рошманна, и вгляделся в снимки. Наконец взял лист чистой бумаги, набросал несколько сток, лаконично объяснив, что за документы лежат в бандероли, вложил записку вместе с досье из сейфа Винцера и одним фотоснимком в конверт, адресовал и наклеил на него все купленные марки.

Вторую фотографию Миллер спрятал в нагрудный карман пиджака. Запечатанный конверт он положил в "дипломат", а его запихнул под кровать.

Из чемодана Петер достал фляжку с коньяком, отхлебнул немного, унял волнение, лег и уснул.

Йозеф мерил шагами подвал, сгорая от гнева и нетерпения. За столом, опустив голову, сидели Мотти и Леон. С тех пор как пришла шифровка из Тель-Авива, прошло уже сорок восемь часов.

Люди Леона сами попытались разыскать Миллера, но безуспешно. Они позвонили Альфреду Остеру, попросили его съездить на автостоянку в Байройт и вскоре узнали, что машины Миллера там нет.

- Если они засекут его на "ягуаре", то сразу догадаются, что он не пекарь из Бремена, - проворчал Йозеф, поговорив с Остером.

Затем один из штутгатских друзей Леона сообщил, что местная полиция разыскивает молодого человека в связи с убийством в номере гостиницы некоего гражданина Байера. Описание разыскиваемого совпадало с обликом Миллера полностью, но, к счастью, он в гостевой книге отеля не значился ни Кольбом, ни Миллером, и о чёрном спортивном автомобиле не упоминалось.

- По крайней мере у него хватило ума назваться в гостинице чужим именем, заметил Леон.

- Именно так поступил бы наш Кольб, - добавил Мотти. - Ведь он должен скрываться от бременской полиции, которая разыскивает его за военные преступления.

Но все это не утешало. Если уж полиция Штутгарта не может разыскать Миллера, значит, не найти его и людям Леона которому оставалось только одно опасаться, что до Петера уже добралась "Одесса".

- После убийства Байера он должен был сообразить, что погорел, и вернуться к своему настоящему имени, - рассуждал Леон. - Значит, он или оставил поиски Рошманна, или сумел выудить из Байера такое, что привело его прямо к бывшему капитану СС...

- Тогда почему же он не связался с нами? - оборвал его Йозеф. - Неужели этот дурак считает, что сможет взять Рошманна сам?

Мотти негромко кашлянул и пояснил:

- Он же не знает, что Рошманн в "Одессе" незаменим.

- Что же, узнает, как только приблизится к нему, - сказал Леон.

- И его тут же убьют, а нам все придется начинать сначала, - подвел итог Йозеф и в сердцах воскликнул: - Ну почему же этот идиот не звонит?!

В ту ночь, однако, зазвонил другой телефон. Это Клаус Винцер связался с Вервольфом из маленького горного коттеджа неподалеку от Регенсбурга. Сказанное шефом "Одессы" обнадеживало.

- Думаю, вам уже можно вернуться домой, - ответил Вервольф на вопрос печатника. - О человеке, который хотел допросить вас, мы позаботились.

Печатник поблагодарил его, расплатился с гостиницей и поехал на север, к уютной постели у себя в Оснабрюке. Он рассчитывал успеть к завтраку, потом принять ванну и поспать. А в понедельник вернуться на работу.

Миллера разбудил стук в дверь. Он протер глаза, сообразил, что уснул, не погасив свет, и открыл номер. На пороге стоял дежурный, а за ним - Зиги.

Петер успокоил портье, сказав, что эта женщина - его жена, она должна была привезти ему нужные для завтрашней деловой встречи документы. Дежурный, простой деревенский парень, говоривший на немыслимом местном диалекте, взял чаевые и ушел.

Едва Миллер закрыл дверь, Зиги бросилась ему на шею, засыпала вопросами типа: "Где ты пропадал? Что делаешь здесь?"

Петер остановил этот поток древнейшим способом, и, когда его губы расстались наконец с губами Зиги, ее щеки пылали, а Миллер ощущал себя бойцовым петухом.

Он снял с Зиги пальто, повесил на крючок у двери. Зиги хотела спросить что-то еще, но Петер сказал: "Сначала самое главное" - и уложил ее в постель.

Через час они, удовлетворенные и счастливые, решили отдохнуть. Миллер наполнил стакан водой с коньяком. Зиги отхлебнула лишь чуть-чуть - она, несмотря на профессию, пила мало, и Питер прикончил остальное.

- Итак, - насмешливо сказала Зиги, - с главным покончено.

- Но не надолго, - вмешался Миллер.

- Да, не надолго, - рассмеялась Зиги. - А теперь, может быть, расскажешь, зачем понадобилось писать то таинственное письмо, исчезать на полтора месяца, так чудовищно постригаться и снимать номер в этой занюханной гостинице?

Миллер посерьезнел, достал из-под кровати "дипломат" и сел.

- Скоро ты все равно узнаешь, чего я добиваюсь, - начал он, - поэтому нет смысла ничего скрывать и теперь.

Он говорил почти час. Начал с находки дневника, показал его ей и закончил кражей досье из сейфа Винцера. Чем дальше рассказывал Петер, тем в больший ужас приходила Зиги.

- Ты спятил! - воскликнула она, когда он закончил. - Просто сдурел. Чокнулся! Тебя же могли убить или посадить в тюрьму. Да мало ли что еще!