Страница 1 из 84
========== Часть первая. Глава 1. Вересковое поле. Звездопад. Майнисовое дерево ==========
Любовь – это когда кто-то может вернуть человеку самого себя.
Рэй Брэдбери
Любовь никогда не требует, она всегда отдаёт. Любовь страдает, никогда не сожалея об этом и никогда не пытаясь отомстить за себя.
Махатма Ганди
Если прибежать ранним утром в Поле, тайком от всех, улечься на влажной от росы траве, вдохнув полной грудью аромат свежести и терпких вересковых бутонов, аромат лёгкого ветерка, приносящего прохладу, угольно-чёрной земли, дарующей успокоение и уют, и закрыть на минуту глаза, можно услышать, как весь мир говорит с тобой. Его тихий голос в шелесте листьев, в невесомых прикосновениях ветра, в небе и робких лучах зарождающегося солнца. И если коснуться кончиками пальцев одного единственного колоска, склонившегося набок и золотящегося в лучах утреннего солнца, прикоснёшься сразу ко всему, что было и ещё будет создано.
- Юка, постой! Подожди меня!
- Быстрее, Йойки! А то не успеем! – она звонко засмеялась и ускорила бег.
Йойки вздохнул, нахмурился и уже хотел остановиться, как вдруг Юка на бегу повернула к нему голову и улыбнулась, так счастливо и светло, и так красиво переливались на солнце её развеваемые ветром и растрепавшиеся от бега волосы, что Йойки не выдержал и улыбнулся тоже.
- Глупая девчонка, - проворчал он и тоже ускорил бег, не переставая улыбаться.
Как только впереди зарозовело поле, Юка сбросила плетёные сандалии и, держа их в одной руке, побежала дальше уже босиком. Сперва трава показалась очень холодной, и Юка тихонько ахнула, а глаза её засверкали от восторга. Как раз в этот момент окончательно запыхавшийся Йойки догнал её и поймал за плечо.
- Разувайся, Йойки! Это так здорово! – девочка пошевелила босыми пальцами ног и снова засмеялась.
- И мокро, - Йойки явно не разделял её восторга. – Ты можешь простудиться, Юка.
- Ты говоришь совсем как взрослый, - сказала она, и голос её прозвучал чуть обиженно.
Йойки покраснел. Он не знал, то ли расстроиться из-за этого, то ли гордиться своей взрослостью.
Юка вдруг взяла его за руку. Её глаза были серьёзны, и, заглянув в их глубокую синь, Йойки вдруг ощутил пугающий холод, от которого почему-то закололи кончики пальцев.
- Я знаю, ты всегда заботишься обо мне, - сказала она, смахнув со лба светлую прядь и крепче сжимая его руку. – И я очень благодарна тебе за это.
Йойки молчал, чувствуя, как прыгает и рвётся в груди сердце. Она никогда не говорила с ним так.
- Но, Йойки… - нерешительность как будто на миг овладела ей, но Юка не дала ей воли и тут же продолжила: - Я хочу сама уметь позаботиться о себе. Я просто должна уметь, понимаешь? Потому что… потому что…
- Да. Я знаю, - мягкая улыбка скользнула по его губам. – Знаю.
Юка улыбнулась и, смутившись, отвела взгляд. Они никогда не говорили об этом вслух, словно боясь словом приблизить момент, который со страхом ждали тринадцать лет своей жизни.
- Я всё понял, - сказал Йойки, снял сандалии и тоже взял их в одну руку, повесив ремешками на указательный палец. – Так лучше?
- Да. Намного. Холодно?
- Нет. Приятно.
Юка тихонько хихикнула, зажимая рот ладошкой.
- Тогда побежали! А то пропустим что-нибудь важное! – и девочка потянула его за руку, и ветер снова пустился играть с её короткими непослушными волосами.
Розовое поле вереска тянулось куда хватало взгляда и у самого горизонта темнело и становилось сиреневым, а потом таяло в утренней туманной дымке. Йойки хотелось сорвать несколько цветков и украсить ими волосы Юки, но он знал – она не любит, когда обрывают живые цветы. «Цветы должны жить в земле, под солнцем, должны покачиваться на ветру, раскрывать бутоны утром и засыпать по вечерам. Только тогда они смогут говорить с нами», - сказала Юка однажды.
Йойки посмотрел на небо, и от этой необъятной недосягаемой выси закружилась голова. Приятное головокружение, свист в ушах, запахи поля и восходящее солнце. Сколько раз они встречали здесь рассвет?
И Йойки разводит в стороны руки, позволяя себе представить, что это крылья. Когда тебе тринадцать лет, в это ещё не сложно поверить. Юка повторяет за ним, и они вместе «летят» навстречу горизонту и бесконечной синеве, заполняя просторы вокруг своим звенящим смехом.
А потом, обессилев, падают в траву, и над их головами качаются стебли с остроконечными цветками вереска. Бутоны то закрывают небо, прочерчивая розово-сиреневые полосы, то снова отходят в сторону, гонимые ветерком. Дыхание успокаивается, и по телу разливается покой. Юка кладёт руки под голову и прикрывает глаза.
Сейчас она будет слушать. Йойки внимательно всматривается в её лицо, пользуясь тем, что она не видит его. Ему хочется, чтобы она не открывала глаз как можно дольше.
Но девочка как всегда угадывает его мысли и шепчет так тихо, что он почти читает по губам:
- Не бойся, Йойки. Здесь нет ничего сложного. Просто закрой глаза и чувствуй сердцем.
«Я и не боюсь, вот ещё», - хотел проворчать мальчик, но почему-то промолчал.
А потом он закрыл глаза, и они стали слушать вместе. Они слушали долго.
Когда Йойки снова посмотрел на небо, щурясь от солнца, окончательно утвердившего свою власть на небе, над ним уже нависло разрумянившееся лицо Юки. Она улыбалась, и глаза её блестели. Ему нравилось, когда она вот так смотрела на него.
- Ну как, ты слышал? – спросила она.
- Да. А ты?
- И я слышала.
- Здорово.
- Да. Пойдём тогда?
- Угу. Пойдём.
Обратно они уже не бежали, а шли спокойным неторопливым шагом, как будто немного устали. Хотелось взяться за руки, но мешало непонятно откуда взявшееся смущение. Они молчали, слушая, как шумит вереск.
Когда до дома Юки оставалось совсем немного, она вдруг остановилась, оглянулась на оставшееся позади поле и спросила:
- Ты придёшь сегодня на Звездопад?
- Да, наверное. А ты?
- Да. Такое редкое событие не хочется пропустить. Кана говорит, что будет очень красиво.
- Наверное. Значит, до вечера?
- Да, до вечера, Йойки.
Юка улыбнулась, как всегда улыбалась, когда радость переполняла её. В такие моменты Йойки всегда казалось, что она светится изнутри.
Вереск сливался с горизонтом, небо было чистым, а Юка улыбалась. Только здесь, рядом с ней, он чувствовал себя свободным.
*
Бесконечная вереница одинаковых домиков с черепичными крышами и трубами из красного кирпича тянулась вдаль по улице и сливалась с горизонтом. Домики-близнецы – так всегда называла их про себя Юка. Когда она была совсем маленькой, ей не раз случалось заплутать и постучать в чужой дом.
«Что же здесь непонятного, Юка! – ругала девочку её Кана. – Когда ты уже запомнишь, что твой дом под номером три тысячи восемьсот пятьдесят четыре!».
«Три тысячи восемьсот пятьдесят четыре», - повторяла про себя пятилетняя Юка эти непроизносимые неясные слова и смотрела на белую, тронутую по краю лёгкой ржавчиной, вывеску с номерами перед домом. Она пыталась соотнести в уме закорючки на вывеске и то, как каждая из них называется. Это были первые цифры, которые она выучила, и когда на вводном уроке арифметики учительница попросила её назвать числа, которые она знает, Юка вместо того чтобы сосчитать от одного до десяти, сказала с невозмутимым видом: «Три тысячи восемьсот пятьдесят четыре».
Конечно, после того случая Кана сделала ей выговор и заставила весь вечер решать простейшие арифметические примеры, запретив гулять с Йойки, Ённи и Мией.
«Тебе ещё повезло, что у тебя всего четыре цифры в названии дома, - говорил Ённи, её второй после Йойки лучший друг. – Вот у меня, например, дом номер “триста пятьдесят восемь тысяч шестьсот семьдесят два”. На целых три слова больше, чем у тебя, - и он с гордостью поправлял очки на носу».