Через розовые очки. Летний детектив (сборник)

Эти три кита, между которыми порхало «Эго», пребывали в крайне неустойчивом положении, потому что постоянно, хотя бы визуально, входили в противоречия с законом. Как собирать информацию, если тривиальная телефонная прослушка запрещена? Но прослушивали за милую душу, и подглядывали, и проникали с видеокамерой в тараканьи щели. Так, балансируя на вервии, и жили, и делали это неплохо.

Но Никсову такая жизнь не нравилась. Он с удивлением обнаружил, что в агентстве он по сути дела занимается той же самой работой, которую предлагал ему Бородавочник. Он должен был составлять те же самые виртуальные психологические портреты, но как бы отраженные в кривом зеркале. Портреты были не парадные, а самые что ни на есть паскудные. Приходилось в лупу рассматривать причинное место портретируемого (не настругал ли он где-либо лишних детей), и как у него с первыми женами, и с любовницами? Компромат на объекта следовало отслеживать с детского сада и далее везде, проверке на вшивость подвергались также ближайшие родственники и друзья. Мерзкая работенка, что и говорить. Но случались интересные дела. Сыскари в агентстве были замечательные и не раз подводили негодяев под суд. В такой работе Никсов непосредственное участие редко принимал, от него требовали только советы.

Вызов ночью с поручением ехать в немыслимую даль с невнятным указанием «разобраться на месте» был совершенно нетипичен. Надо сознаться, что Никсовым просто заткнули дыру. Дел, связанных с убийством, «Эго» не имело право брать. То есть ни при каких условиях! И легально, и нелегально. Дорогу убойному отделу перебегать – себе дороже, потом не отмоешься.

Однако Лев Шелихов обратился именно в их агентство. Почему? А потому, что не доверял родной милиции. И еще потому, что уже обращался к услугам «Эго». Логично? Вроде бы да. А если обращался, то когда? Почему не знаю? А потому, что заказ был отработан до появления его, Никсова, в агентстве. Ночью в спешке его просто не успели об этом предупредить. Следовательно, день надо было начать на родном рабочем месте, за родным компьютером.

Его догадка подтвердилась. Да, поступал заказ от Льва Шелихова – отработать некого Ивана Викентьевича Руладу. На него собирался компромат, который намеревались слить в прессу. Но до этого дело не дошло, потому что оный Рулада без какой-либо помощи «Эго» отправился на нары, кажется, за подлог. Видно, не только Леве Шелихову хотелось его устранить. Судя по собранному материалу, Иван Викентьевич был порядочной дрянью, а также замечен в тесных связях с самым махровым криминалитетом.

– Ай да Левушка Шелихов, – удивился Никсов, – зачем ему эту Руладу топить?

И, понятное дело, трудился Рулада в фирме с загадочным названием «Монорул», которую сам организовал и украсил третьим слогом. А Никсов все голову ломал – что это за фамилия такая, которая начинается на «Рул». Кроме слов «рулетка» и «рулет» в голову ничего не шло, а тут, оказывается, целый музыкальный пассаж.

– А что сейчас происходит с этим Руладой? – поинтересовался Никсов у сослуживца.

– Шут его знает. Сидит.

– Сколько ему дали?

– Не помню. Думаю, немного. Порыскай в компьютере.

Никсов порыскал и выяснил, что в мае сего года Рулада вышел на свободу, обретается в Москве, в занятии бизнесом не замечен, нигде не служит, но живет безбедно.

Это было уже кое-что. Теперь можно было копать дальше. Никсов одного боялся, что его отстранят от сыскной работы и опять засадят за психологические портреты. Но верхнее начальство в лице очень деловой и толковой дамы пока молчало.

Глава 20

Хазарский был в офисе и не отказался от разговора, но разговор этот был столь туманным и расплывчатым, что ни за одну деталь уцепиться было невозможно. Хазарский был похож на копилку, доверху набитую монетами, но почему-то щель пробуксовала. По всем законам физики эти серебряные монетки должны были сыпаться, а они только позванивали, не желая оставлять нутро копилки. Никсову хотелось взять юриста за грудки и потрясти, что он в конце концов и сделал, предприняв попытку оскорбить и обидеть собеседника.

– Мне очень трудно работать с вами, – сказал он набычившись. – У меня есть твердая установка от вашего начальника. Мне было сказано, что вы мне будете во всем помогать. Но пока я помощи не вижу, а вижу, простите, самодовольного павлина. Не надо распускать передо мной хвост, он, яркий, меня не обманет. Я чувствую ваше сопротивление, и оно наводит меня на нехорошие мысли. Может быть, вы заинтересованы в том, чтобы я не получил тех доказательств, на которые указывал Лев Леонидович.

– Да будет вам, – укоризненно протянул Хазарский. – Ни в коем случае. Я просто не хочу Леву подставлять.

– А в чем вы можете подставить Льва Леонидовича? Вы сами пригласили меня ехать с собой на место происшествия. Значит, вы знаете, что мое агентство уже работало на вас.

Хазарский активно кивал головой, но все как-то ежился и кусал губы.

– Вы видите, разговор этот совершенно конфиденциальный. Он останется между нами. Видите, у меня даже диктофона нет, и записей я не делаю.

– Сейчас диктофоны совершенно необязательно держать в руке, – вежливо улыбнулся Хазарский. – Ну ладно. Верю вам на слово. Расскажу… Дело в том, что в девяносто восьмом году после известной даты… Лева, между прочим, называет ее восемнадцатым брюмером. Остроумно, правда?

– При чем здесь французский календарь? Тем более что брюмер, насколько я помню, октябрь, а не август.

– После восемнадцатого брюмера история Франции повернулась вокруг своей оси, и далее к власти пришел Наполеон. Не сразу, но вскоре.

– Да. Остроумно. Дальше.

– Так вот, после восемнадцатого августа Лева сделал большой заем. Он был вынужден это сделать, чтобы сохранить бизнес. Занимать в те поры было совершенно негде. Банки кредита не давали. Ну, вы помните. Но деньги нашлись. Посредником в этом деле стал тот самый человек, о котором вы мне толкуете.

– Рулада, – подсказал Никсов, ему показалось, что Хазарский опасается вслух упоминать эту фамилию, словно о черте толкует.

– Да, он.

– Он дал собственные деньги, из своей фирмы?

– Нет. Рулада и вся его компания сами были в долгах, как в шелках. Деньги получены были из некой мафиозной группировки. Кажется, Солнцевской, но я в этом не уверен. Вы понимаете, что об этом никто не должен знать. Лев Леонидович очень дорожит своей репутацией.

– Да будет вам. У нас столько чиновников в государстве на кормлении у этих самых группировок, и никто не смущается. А здесь – просто заем. Дальше.

– Заемная сумма была очень значительной и под очень большие проценты. Вы представляете, какие тогда брали проценты?

– Представляю, но с трудом.

– Естественно, сам Рулада получил от нас некоторые комиссионные. Но ему этого показалось мало. Он стал требовать пять процентов от той суммы, которую мы получили в долг. Наличными. Это была огромная сумма, а мы считали каждый доллар. Вы вникаете в суть вопроса? Двадцать процентов мы обязались заплатить бандитам, да еще этому хмырю пять! При этом он утверждал, что именно так они со Львом и договаривались.

– А они договаривались?

– Не знаю.

– Вы платить отказались?

– Да. И тогда Рулада прибегнул к шантажу. Нам ничего не оставалось, как начать собирать на него компромат. Мы обратились в ваше агентство.

– Вы собирались как-то использовать собранный материал?

– Нет, мы просто хотели, чтобы он у нас был, потому что это была единственная возможность предотвратить шантаж. И тут вдруг неожиданно Рулада сел. Процесс провели очень быстро, показательно быстро, зато срок дали меньше минимального. Очень может быть, что он сам себя посадил, чтоб не пойматься на чем-то более серьезном.

– В мае Рулада вышел на свободу. Он заявил о себе?

– Заявил. Он явился сюда в офис и потребовал у Левы свои проценты. Только теперь он их хотел брать не деньгами, а имуществом. Он захотел получить в собственность некий ресторан.