Страница 22 из 28
Айлин услышала, как девушки смеются и болтают с мистером Тонбриджем, который привез покупки из Бэттла. Вот сами бы и накрыли на стол, а она помогла бы мистеру Тонбриджу. Ей лучше известно, что куда поставить, в отличие от Пегги или Берты. Но не успела она убрать сливочное масло, сливки и мясо в кладовую, а минеральную воду – к себе в буфетную, как миссис Криппс приготовилась подавать на стол. И пришлось бежать через кухню и зал в столовую, зажигать спиртовки под подогревателями для блюд на буфете, потом обратно в зал, бить в гонг, подавая сигнал к обеду, и снова в кухню, где блюда и тарелки уже были расставлены на большом деревянном подносе. Ей едва хватило времени вернуться и расставить всю эту посуду, прежде чем хозяева вышли к обеду.
Четырьмя часами позже прибыли почти все: взрослые пили чай в саду, а дети вместе с няней и Эллен в зале. Приехали на трех автомобилях, Эдвард выгрузил чемоданы, и Луиза перенесла в холл свой – он был ужасно тяжелый. Тетя Рейч поднялась вместе с ними, чтобы показать, где чья комната. Она пыталась помочь Луизе с чемоданом, но Луиза не позволила: все знали, что у тети Рейч беда со спиной, что бы это ни значило. Обрадовавшись, что ее поселили в Розовую комнату, Луиза захватила кровать у окна, ведь она приехала первая. А потом увидела раскладную койку и поняла, что Клэри будет спать в одной комнате с ней и с Полли. Вот досада, потому что хотя Клэри двенадцать (как и Полли), она как будто намного младше, и с ней, в общем, не очень-то весело, вдобавок надо быть с ней ласковыми, так как ее мама умерла. Ну и ладно, все равно здесь замечательно. Луиза распаковала свой чемодан настолько, чтобы вытащить бриджи для верховой езды и прокатиться верхом сразу после чая. Лучше уж выложить их сразу, потому что если ее застанут во время поисков, то обязательно скажут прекратить и отправят заниматься чем-нибудь другим. Три ситцевых платья, которые заставила ее взять мама, она повесила в шкаф, остальные вещи запихнула в комод. Все, кроме книг, которые аккуратно сложила на столике возле своей кровати. «Большие надежды» – потому что мисс Миллимент задала ее на каникулы; «Разум и чувства» – потому что она не перечитывала ее почти целый год; забавную старую книжку под названием «Большой-большой мир» – потому что мисс Миллимент рассказывала, как в своем детстве спорила с подругой, что над каждой страницей, какую ни открой, плачешь, сочувствуя героине; и конечно, Шекспир. Луиза услышала, что подъехала машина, и помолилась, чтобы это была Полли. Ей надо хоть с кем-нибудь поговорить, а то Тедди стал таким высокомерным, толком не ответил ни на один ее вопрос о школе и даже отказался по дороге играть с ней в автомобильные номера. Только бы это была Полли. Господи, пожалуйста, только бы Полли!
К счастью, приехала Полли. Ей всегда казалось, что в машине ее укачивает, но до тошноты дело никогда не доходило. Из-за нее останавливались дважды: один раз на холме возле Севеноукса, второй – сразу за Ламберхерстом. Оба раза она вываливалась из машины и стояла с разинутым ртом, ожидая рвоты, однако ее так и не было. Вдобавок она всю дорогу ссорилась с Саймоном. Из-за Помпея. Саймон заявил, что кошки даже не замечают, что люди уехали, а это наглая ложь. Помпей увидел, что она укладывает вещи, и даже попытался влезть в чемодан. Просто он скрывал свои чувства в присутствии посторонних. Он даже старался сделать так, чтобы она не расстраивалась, – ушел сидеть в кухню, так далеко от нее, как только мог. Мама все спрашивала, неужели она не рада, что едет в Хоум-Плейс, и она была на самом деле рада, но всем же известно, что можно испытывать одновременно два чувства, а может, и больше. Полли не надеялась, что Инге будет ласкова с Помпеем, хоть она и подкупила ее баночкой «Wonder-крема», но папа пообещал, что в понедельник вернется, и Полли поняла, что на него можно рассчитывать. Правда, тогда она будет скучать по папе. Жизнь – сплошные качели и карусели, не одно, так другое. От всех этих слез в Лондоне и тошноты в машине у нее разболелась голова. Ну и пусть. Сразу после чая они с Луизой вдвоем уйдут к своему любимому дереву – старой яблоне, на которой можно устроить дом и чтобы на каждой ветке – отдельная комната. Это только ее дерево и Луизы, а противному Саймону залезать на него запрещено. Ему велели отнести ее чемодан к ней в комнату, но как только взрослые остались позади, он бросил чемодан и сказал: «Сама тащи свое барахло».
– Хам! – Она подхватила чемодан и поволокла его по лестнице. – Скотина! – добавила она.
Оба слова были самыми новыми ругательствами в ее лексиконе: так папа назвал водителя автобуса и еще какого-то человека на спортивной машине по дороге сюда. Ох… что-то все идет не так, и с Помпеем, и с Саймоном. А наверху лестницы уже ждала милая Луиза, которая сразу же спустилась, чтобы помочь ей с чемоданом. Но она уже переоделась как для верховой прогулки, а значит, не будет после чая никакого дерева – вот опять, не одно, так другое.
Поездка Зоуи и Руперта выдалась кошмарной: Зоуи предложила отправить Клэри поездом вместе с Эллен и Невиллом, но Клэри закатила такой скандал, что Руперт сдался и сказал, что ей лучше поехать с ними. В их машине, маленьком «моррисе», места на всех не хватало, и Клэри пришлось тесниться сзади, между горами багажа. Почти сразу она заявила, что ее укачивает, и захотела сесть впереди. Зоуи сказала, что Клэри вообще не следовало садиться в машину, если там ее укачивает, и что вперед она не сядет. Поэтому Клэри стошнило – назло Зоуи. Пришлось остановиться, папа кое-как убрал за ней, но в машине все равно жутко воняло, и все на нее злились. А потом у них прокололась шина, папе пришлось менять колесо, и все это время Зоуи сидела и курила молча. Клэри вышла из машины и извинилась перед папой, а он был такой ласковый и сказал, что она не нарочно. Все это случилось, когда они еще не успели выехать из противного и страшного старого Лондона. Папа полез в багажник за инструментами, Клэри пыталась помочь ему, но он сказал, что у нее просто не получится. И говорил он таким терпеливым голосом, что она сразу поняла: он ужасно расстроен, только сказать не может. Конечно, расстроен, ведь с ним случилось худшее, что только может случиться на свете, а надо продолжать жить и делать вид, будто ничего и не было, и конечно, она пыталась подражать его храбрости, потому что знала, ему еще хуже. Сколько бы она ни любила его, это ничего не исправит. Весь остаток дороги они молчали, поэтому она пела, чтобы подбодрить его. Спела «Однажды ранним утром», и «Девять дней Рождества», и еще одну – Моцарта, с названием вроде «Aria», но в этой она знала только первые три слова, а дальше пела «ла-ла-ла», зато мелодия чудесная, папина любимая, и еще «Графиню-цыганку», а когда запела «Десять зеленых бутылок», Зоуи попросила ее помолчать хоть немного, и ей, конечно, пришлось. Зато папа поблагодарил ее за чудесное пение, так что Зоуи надулась, а это уже что-то. Остаток пути Клэри хотела в туалет, но не решалась попросить папу остановиться еще раз.
Лидия и Невилл замечательно прокатились на поезде. Невилл любил поезда больше всего на свете, и неудивительно, ведь он собирался стать машинистом. Лидии он показался очень славным мальчиком. Они поиграли в крестики-нолики, но это вскоре им надоело, потому что силы были равными и никто не выигрывал. Невиллу хотелось забраться на полку для багажа над сиденьями: он сказал, что один мальчик, его знакомый, всегда сидит там, когда ездит на поезде, но няня и Эллен не разрешили. Зато позволили им обоим постоять в коридоре, а это было здорово, особенно когда поезд проезжал через туннели и в дымной темноте были видны красные искры, и пахло так восхитительно.
– Вопрос в одном, – сказала Лидия, подумав, когда им разрешили вернуться в купе, – когда ты станешь машинистом, где у тебя будет дом? Потому что где бы он ни был, тебе же придется ездить куда-то еще, так?