Страница 5 из 29
На переднем плане современной психотерапии появился целый ряд харизматических суперзвезд. Создается впечатление, что эти люди решают задачу клинической психологии с легкостью истинных волшебников. Они вторгаются в страдание, боль и мертвенную апатию своих пациентов и превращают их отчаяние в радость жизни, дают им новую надежду. Хотя их подходы к решению этой задачи отличаются один от другого, как день и ночь, все они, по-видимому, схожи в том, что обладают уникальной чудодейственной силой. Шелдон Копи описал свой опыт общения с одним таким человеком в книге «Гуру» (Корр, 1971):
Перлз обладает чрезвычайно сильным личным обаянием/ независимостью духа, готовностью рисковать и идти в любом направлении, которое подсказывает ему его интуиция, а также развитой способностью входить в интимное соприкосновение с любым, кто внутренне готов к работе с ним… Когда наблюдаешь за тем, как он ведет за собой другого человека, открывая ему новый опыт, нередко чувствуешь слезы на собственном лице, ощущаешь себя то совершенно опустошенным, то переполненным радостной энергией. Так гениальна его интуиция и так действенны его техники, что иногда ему достаточно нескольких минут, чтобы достучаться до человека, сидящего на «горячем стуле». Пусть вы немы, лишены гибкости, ваши чувства омертвели, пусть вы нуждаетесь в помощи и одновременно боитесь, что она придет и изменит привычный порядок вещей. Перлз усаживает вас на «горячий стул» и творит свою магию. Если вы готовы сотрудничать с ним, возникает такое впечатление, будто он просто подходит к вам, берется рукой за замок-молнию вашего фасада и стремительным движением вниз распахивает ее, так что ваша измученная душа падает на пол между ним и вами.
Перлз, разумеется, не единственный, кто обладает подобной магической силой. Вирджиния Сатир и некоторые другие известные нам психотерапевты также владеют способностью к чуду. Отрицать существование этой способности или называть ее просто талантом, интуицией, гениальностью – значит ограничивать свои собственные возможности помогать людям. Если вы делаете это, вы теряете возможность предложить своим клиентам опыт, используя который они могут изменить собственную жизнь и сделать ее более полной и радостной.
Когда мы писали эту книгу, наше намерение состояло не в том, чтобы подвергнуть сомнению магические аспекты нашего опыта общения с этими чародеями психотерапии, напротив, мы хотели сказать, что их магия, как и другие сложные формы человеческой деятельности, вроде живописи, сочинения музыки или полета человека на Луну, обладает структурой. А это значит, что магии можно научиться, при наличии, конечно, соответствующих ресурсов. В наши намерения не входило также убеждать вас, что чтение нашей книги гарантирует вам приобретение этих динамических качеств. И в особенности мы не собираемся делать заявлений, что открыли «единственно правильный» или «наиболее эффективный» подход к психотерапии.[1] Мы стремимся лишь предоставить в ваше распоряжение конкретный набор инструментов, проявляющихся, как нам кажется, в неявной форме в действиях психотерапевтов, о которых говорилось выше, чтобы вы могли начать или продолжить бесконечный процесс совершенствования, обогащения и роста навыков, необходимых вам в вашей практике.
Так как предлагаемый набор инструментов не базируется на какой-либо уже известной психологической теории или существующем психотерапевтическом подходе, нам представляется необходимым дать краткое описание тех присущих людям процессов, исходя из которых мы создавали описываемые ниже инструменты. Мы называем этот процесс моделированием.
Вмешательство логической функции в тех случаях, когда оно имеет место, изменяет данность, уводит ее от реальности. Мы не можем описать даже элементарных психических процессов, не наталкиваясь на каждом шагу на этот возмущающий – а может, правильно сказать помогающий – фактор. Войдя в сферу психического, ощущение вовлекается в круговорот логических процессов. По своему произволу психика изменяет данное, представленное ей. В этом процессе следует различать две вещи: во-первых, действительные формы, в которых происходит это изменение: во-вторых, продукты, полученные из исходного материала в результате этого изменения.
Организованная деятельность логической функции втягивает в себя все ощущения и строит свой собственный внутренний мир, который, последовательно отходя от реальности, сохраняет, однако, в некоторых точках такую тесную связь с ней, что происходят непрерывные переходы от одного к другому, и мы едва замечаем, что действуем на двойной сцене – в нашем собственном внутреннем мире (который мы, разумеется, объективируем, как мир чувственного восприятия) и, одновременно, в совершенно ином, внешнем мире (Vaihinger, 1924).
Многие мыслители на протяжении всей истории нашей цивилизации высказывали эту мысль – что между реальным миром и нашим опытом этого мира существует неустранимое различие. Будучи человеческими существами, мы не оперируем непосредственно миром. Каждый из нас создает собственную репрезентацию мира, в котором мы все
живем. Другими словами, мы создаем для себя карту или модель, которой пользуемся для формирования собственного поведения. Именно наша репрезентация мира в значительной степени определяет, каким будет наш опыт в этом мире, то, как мы будем воспринимать этот мир и какие возможности выбора будут для нас доступны.
Не следует забывать, что назначение мира идей в целом (карты или модели. – Авт.) не состоит в изображении мира – такая задача была бы совершенно невыполнима, – а в том, чтобы у нас был инструмент, позволяющий нам легче отыскивать свой путь в мире (Vaihinger, 1924).
Не найдется и двух людей, опыт которых полностью совпадал бы между собой. Модель, которую мы создаем, чтобы ориентироваться в мире, частично основывается на нашем опыте. Каждый из нас поэтому создает собственную, уникальную модель общего для нас мира и, таким образом, живет в несколько иной реальности.
…следует отметить важные свойства карт. Карта – не территория, которую она представляет, но если это правильная карта, ее структура подобна структуре территории, что и служит объяснением ее полезности… (Korzybski, 1958).
Нам хотелось бы отметить здесь два обстоятельства. Во-первых, между миром и любой конкретной моделью или репрезентацией мира неизбежно имеется различие. Во-вторых, модели мира, создаваемые каждым из нас, также отличаются одна от другой. Это можно продемонстрировать множеством различных способов. Для наших целей мы выделили три категории:[2] неврологические ограничения, социальные ограничения и индивидуальные ограничения.
Опыт и восприятие как активный процесс
Рассмотрим сенсорные системы человека: зрение, слух, осязание, обоняние и вкус. Существуют физические явления, которые лежат за пределами, доступными восприятию через эти пять сенсорных каналов. Например, человеческое ухо не воспринимает звуковые волны, частота которых меньше 20 колебаний в секунду либо, наоборот, больше 20 000 колебаний в секунду. Однако в структурном отношении эти физические явления не отличаются от тех, которые укладываются в указанные рамки: это физические волны, которые мы называем звуком. Зрительная система человека способна распознавать электромагнитные волны, находящиеся в интервале от 380 до 680 миллимикрон. Волны, длина которых находится за пределами этого диапазона, человеческий глаз не воспринимает. Таким образом, мы воспринимаем лишь часть непрерывного физического явления, и определяется это генетически детерминированными ограничениями нашей нервной системы.
Человеческое тело чувствительно к прикосновению – к контакту с поверхностью кожи. Чувство осязания представляет прекрасный пример того, насколько сильно физиология нашей нервной системы может влиять на наш опыт. В серии экспериментов, проведенных более века назад, Вебер установил, что одно и то же реальное воздействие может восприниматься человеком как два совершенно различных тактильных ощущения (Boring, 1957). В своих опытах Вебер обнаружил, что присущая нам способность ощущать прикосновения к поверхности кожи сильно варьируется в зависимости от того, в каком месте человеческого тела расположены точки контакта. Для того чтобы две точки на предплечье воспринимались отдельно друг от друга, расстояние между ними должно быть в тридцать раз больше, чем наименьшее расстояние между двумя точками, воспринимаемыми отдельно, на мизинце. Таким образом, идентичные в реальности ситуации воздействия на человеческий организм воспринимаются как два совершенно различных переживания исключительно из-за особенностей нашей нервной системы. При прикосновении к мизинцу мы воспринимаем предъявленный стимул как прикосновение в двух различных местах, а тот же самый стимул при прикосновении к предплечью – как прикосновение к одному месту. Физический мир остается неизменным, а наш опыт его восприятия, как функция нашей нервной системы, резко различается в одном и другом случае.
1
Фактически эта книга отчасти посвящена доказательству того, что такие выражения, как правильный подход или самый эффективный подход, – неполны. Вопросы, которые необходимо поставить, чтобы сделать эти выражения полными, таковы: подход к чему? Правильный по отношению к кому? Самый эффективный по сравнению с чем? По отношению к какой именно цели? В конце книги мы даем небольшой словарь терминов, к которому рекомендуем обращаться всякий раз, когда встретите новый или незнакомый термин.
2
Мы хотели бы подчеркнуть, что выделение трех категорий (в том процессе, посредством которого модель мира, создаваемая каждым из нас, неизбежно будет отличаться от самого мира) удобно для обсуждения вопроса о том, как люди моделируют действительность. Мы не считаем, что эти три категории являются единственно правильными и исчерпывающими для анализа и понимания процесса моделирования. Более того, мы даже не утверждаем, что три указанные категории целесообразно отличать одну от другой во всех случаях. Скорее, в полном соответствии с представляемыми нами принципами моделирования мы полагаем, что это разделение на три категории полезно для понимания самого процесса моделирования.