Страница 3 из 12
В конечном итоге далеко не все, что им пророчили, оказалось правдой. Как и многие иммигранты, Мин Су и Дэ Хён привыкли ровно настолько, насколько смогли. Они избегали мест, где им были не рады. Кузен Дэ Хёна действительно помог, и дела пошли в гору – их вера была вознаграждена.
Несколько лет спустя, когда Мин Су узнала о своей беременности, она сразу же задумалась о том, как назвать ребенка. Ей казалось, что американские имена не имеют смысла, в отличие от корейских. В Корее сначала пишут фамилию, в которой заключается история твоего рода. В Америке фамилия считается «последним именем»[1]. По мнению Дэ Хёна, это говорит о том, что американцы ставят на первый план личность, а не семью.
Мин Су мучительно размышляла над выбором имени, которое американцы называют «первым»[2]. Стоит ли давать сыну американское имя, которое легко смогут выговорить его учителя и одноклассники? Или лучше придерживаться традиции и выбрать два китайских иероглифа, чтобы получилось имя из двух слогов?
Имя – могущественная вещь. Это не только знак индивидуальности, но и некая карта, позволяющая сориентироваться во времени и пространстве – словно компас.
В конце концов Мин Су пошла на компромисс. Она дала сыну американское имя, за которым следовали корейские фамилия и имя. Она назвала его Чарльз Чжэ Вон Бэ. Своего второго сына она назвала Даниэль Чжэ Хо Бэ.
У мальчиков было два имени: корейское и американское. Американское и корейское. Чтобы они знали, откуда пришли. Чтобы знали, куда идут.
Наташа
Я ОПОЗДАЛА. Я ВХОЖУ В ПРИЕМНУЮ и иду к секретарше. Она качает головой, ведь уже не раз становилась свидетелем подобных возвращений. Здесь все уже всё видели, и никому нет дела до того, что ты проходишь это испытание впервые.
– Вам нужно позвонить по основному номеру Службы гражданства и иммиграции США и записаться заново.
– У меня нет на это времени, – отвечаю я.
Я рассказываю о женщине на проходной, Ирэн, и ее странном поведении. Я говорю спокойно и взвешенно. Секретарша пожимает плечами и отводит взгляд, давая понять, что разговор со мной закончен. И в любой другой день я не стала бы спорить, но только не сегодня.
– Пожалуйста, позвоните ей. Позвоните Карен Уитни. Она назначила мне встречу.
– Вам было назначено на восемь утра. Сейчас пять минут девятого. Она уже беседует с другим просителем.
– Прошу вас. Я не виновата, что опоздала. Она сказала…
Лицо секретарши каменеет. Уже не важно, что я буду говорить, – ее это не волнует.
– Мисс Уитни беседует с другим просителем. – Она произносит эти слова с расстановкой, словно думает, что я не понимаю английский и это не родной мне язык.
– Позвоните ей, – требую я.
Теперь я говорю громко, и в моем голосе слышны истерические нотки. Все остальные посетители, даже те из них, кто не говорит по-английски, таращатся на меня: отчаяние на любом языке звучит одинаково.
Секретарша дает знак охраннику. Но прежде чем он успевает подойти ко мне, дверь, которая ведет в переговорные, открывается. Очень высокий и худощавый темнокожий мужчина кивает мне.
– Все нормально, Мэри, – обращается он к секретарше. – Я с ней поговорю.
Я быстро прохожу в коридор, пока мужчина не передумал. Он разворачивается, не глядя на меня, и идет вперед. Я тихо следую за ним. Наконец он останавливается перед дверью в кабинет Карен Уитни.
– Подождите здесь. – С этими словами незнакомец исчезает на несколько секунд и возвращается с красной папкой в руках – это мое личное дело.
Мы преодолеваем еще один коридор и наконец заходим к нему в кабинет.
– Меня зовут Лестер Барнс, – начинает он. – Присаживайтесь.
– Я…
Он поднимает руку, призывая меня к тишине.
– Все, что мне нужно знать, – в этой папке. – Он берет ее за уголок и трясет. – Окажите себе услугу – помолчите, пока я читаю.
У него на столе царит порядок, которым он явно гордится. Я вижу комплект серебряных канцелярских принадлежностей: держатель для ручки, подносы для входящей и исходящей почты и даже визитницу с выгравированными на ней инициалами. Кто-то еще пользуется визитками? Я протягиваю руку, беру одну и кладу себе в карман.
Высокий застекленный шкаф, который стоит за его спиной, хранит стопки цветных папок. В каждой папке – чья-то жизнь. Наверное, цвет может рассказать о судьбе каждого иммигранта… Моя папка отмечена красным – цветом отказа.
Проходит еще несколько минут, и Лестер Барнс наконец смотрит на меня:
– Зачем вы пришли?
– Карен, то есть мисс Уитни, назначила мне встречу. Она была так добра ко мне. Сказала, что, возможно, что-нибудь придумает.
– Карен новенькая. – Он произносит эти слова тоном, который, казалось бы, должен что-то мне объяснить, но я не понимаю – что.
– Последнее ходатайство вашей семьи было отклонено. Приказ о депортации в силе, мисс Кингсли. Вы и ваша семья должны покинуть Америку сегодня вечером, в десять часов.
Он закрывает папку и пододвигает ко мне коробку с бумажными платками, ожидая, что я заплачу. Но я не из слезливых. Я не плакала тогда, когда отец впервые рассказал нам о депортации, и тогда, когда все наши ходатайства были отклонены. Я не плакала прошлой зимой, когда узнала, что мой бойфренд Роб, теперь уже бывший, мне изменяет. Я не плакала даже вчера, когда прощалась с Бев. Мы обе еще несколько месяцев назад знали, что нас ждет разлука. Я не плакала, но сдержать слезы было трудно. Бев обязательно сходила бы сюда со мной, но она уехала вместе с семьей в Калифорнию – изучать университеты штата, особенно университет в Беркли. «Может, ты все еще будешь здесь, когда я вернусь, – сказала она, после того как мы обнялись в семнадцатый раз. – Дай бог, все получится».
Бев всегда старалась быть оптимисткой, даже когда ситуация казалась безнадежной. Она была из тех девчонок, которые верят в удачу. А я – из тех, кто над ними посмеивается.
Итак. Сейчас плакать я не собиралась. Я встаю, подбираю свои вещи и иду к двери. Все мои силы уходят на то, чтобы не разреветься. В голове звучит голос матери: «Не позволяй гордости взять над тобой верх, Таша». Я оборачиваюсь и говорю настолько тихо, что едва слышу себя:
– Так, значит, вы правда ничем не можете мне помочь? Мне действительно придется уехать?
Но мистер Барнс прекрасно слышит меня. Прислушиваться к тихим голосам отчаявшихся людей – часть его работы. Он барабанит пальцами по закрытой папке.
– То, что ваш отец управлял транспортным средством в состоянии алкогольного опьянения…
– Это его проблема. Почему я должна расплачиваться за его ошибку?
Мой отец. Одним прекрасным вечером он сел за руль в стельку пьяный, и его, конечно, поймали, выяснив ряд подробностей о нашей семье, а это, в свою очередь, привело к тому, что я вот-вот лишусь единственного места на Земле, которое могу называть домом.
– Ваше пребывание здесь по-прежнему незаконно, – произносит мистер Барнс, но в его голосе уже нет прежней твердости.
Я киваю, но ничего не говорю, потому что вот теперь я точно могу расплакаться. Надеваю наушники и снова поворачиваюсь к двери.
– Я был у вас на родине. Я был на Ямайке, – говорит он и улыбается, вспоминая свою поездку. – Чудесно провел время. Там полный порядок, irie[3]. У вас все будет хорошо.
Психотерапевты советуют не подавлять свои чувства, потому что в конце концов они так или иначе выйдут наружу, и это правда. Я злилась много месяцев. Мне кажется, будто я злюсь всю свою жизнь. На отца. На Роба, который на прошлой неделе заявил, что мы должны остаться друзьями несмотря ни на что. Под «несмотря ни на что» он имел в виду измену. Даже Бев мой гнев не пощадил. Всю осень она размышляла, в какой университет лучше поступить, с учетом того, куда подаст заявление ее бойфренд – Деррик. Она даже проверяла разницу во времени между городами, где находятся те или иные колледжи. «Сможем ли мы любить друг друга на расстоянии?» – постоянно спрашивает она. Однажды, когда она в очередной раз задала мне этот вопрос, я посоветовала ей прекратить так сильно зависеть от своего парня и планировать свое будущее, не ориентируясь на него. Бав страшно на меня обиделась, ведь она свято верила в то, что их любовь – навеки. Но мне кажется, после выпускного они расстанутся. В крайнем случает, в конце лета. Чтобы загладить свою вину, мне пришлось несколько недель делать за подругу домашку по физике.
1
Last name (англ.).
2
First name (англ.).
3
На растаманском английском сленге irie означает «быть в порядке».