Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 5 из 28



– Довольно мило, – певуче одобрила Татьяна. – Ну а где ложе, на котором ты собирался меня сегодня иметь? – и сама открыла высокие белые двери с бронзовыми ручками, ведущие в спальню, самую большую комнату этой квартиры. В пространстве между невысоких окон стояла широкая кровать под зеленым балдахином, с четырех сторон занавешенная салатового цвета тюлем. Стены были затянуты шелком фисташкового цвета, и на каждой висело большое зеркало в бронзовой раме. Татьяна обошла кровать, подошла к туалетному столику из малахита, быстро осмотрела наборы косметики, флакончики с духами, золотистые баночки с кремами и небрежно сказала:

– Мне тут ничего не подходит, но подбор косметики неплохой. Сам покупаешь или любовницы забывают?

– По-разному, – уклончиво ответил Павел.

Довольная увиденным, Татьяна отправилась в ванную комнату и, оказавшись там, вскрикнула от удовольствия, обнаружив джакузи.

Павел, чтобы не слоняться за гостьей без дела, пошел на кухню, надеясь, что приготовленный им кофе протрезвит Татьяну. Кухня была соединена со столовой, достопримечательностями которой были старинный обеденный стол из грушевого дерева и дюжина таких же стульев с плетеными овальными спинками, а также возвышающийся монументальный старинный буфет со множеством ящичков, стеклянными дверцами, зеркальными полочками. В нем стоял гарднеровский сервиз на сто двадцать предметов. Кухонный стол идеальным порядком и чистотой красноречиво указывал на педантичный характер хозяина.

Павел поставил на плиту воду для кофе, но сварить его не успел, потому что из ванны послышался низкий голос Татьяны, совсем, как со сцены.

– Граф, вы мне доставили несказанное блаженство! Принесите холодного шампанского! Только советское, я другое не люблю.

Он исполнил ее просьбу без особого энтузиазма. Но когда вошел в ванную комнату, не мог удержаться от восхищения. Татьяна была окутана бурлящей пеной, и ее полная грудь покачивалась на поверхности воды, плещущейся о края высокой ванны. Глаза ее блестели от восторга. Она высунула ногу из пены и плеснула водой в лицо Павлу. Потом схватила бутылку шампанского и отхлебнула прямо из горлышка.

– Я поставил кофе. Выпьем, когда примешь ванну, – сказал Павел.

– На хрена? После него не усну. Нет уж, расстели-ка лучше свой антикварный станок, умираю, спать хочу. А может, ты решил, что будешь меня трахать? Нет, котик, со мной так не бывает. Я сама трахаю мужчин, где и когда захочу. Поэтому устраивайся на сегодняшнюю ночь подальше от меня. Терпеть не могу спать вдвоем.

Павел вышел, ничего не ответив. В душе бушевала обида. Не так он представлял себе их встречу. Сколько красивых, давно придуманных слов он хотел ей сказать! Какие тайные признания желал произнести! Как мечтал долго-долго разглядывать ее откровенные глаза! Искать в них те отчаянные всполохи, которые так обжигали его в юности. Ничему этому не суждено было воплотиться. Он прошел в спальню, дернул за золотой шнурок и приподнял тюль над кроватью. Откинул покрывало и, включив ночник, вышел. Взял бутылку шотландского виски, включил телевизор и сел в свое любимое кресло-качалку. За его спиной, шлепая босыми ногами, промелькнула Татьяна, завернувшаяся в белое махровое полотенце, с бутылкой шампанского в руке.

Павел никак не прореагировал. Он чувствовал себя опустошенным. Больше всего не хотелось вспоминать о происшедшем в машине. Но в сознании упрямо возникали яркие картины их близости. Если бы на месте Татьяны была любая другая женщина, Павел скорее всего радовался бы такой легкой и пикантной связи. Но в данном случае все произошло не так, как мечталось. Противно, когда красивая мечта лопается, словно бракованный презерватив…



Он пил редко. Потому что очень не любил терять контроль над своими действиями. Но уж когда случалось, то делал это исключительно дома, предварительно отключив телефон и не откликаясь на звонки в дверь. Пил тупо. Бессмысленно глядя в телевизор или листая альбомы с живописью. Предпочтение отдавал простой русской водке, закусывая ее «тюрей» – черным хлебом с луком и солью, залитыми подсолнечным маслом. Как когда-то в Прокопьевске. Но такое случалось редко, не более двух-трех раз в год, и длилось не больше недели. Сейчас на Павла накатило это темное, мрачное настроение. Он провел длинными пальцами по покрывшемуся испариной лбу. Пошел на кухню, выключил несостоявшийся кофе, бросил в высокий стакан лед и вернулся к телевизору. С экрана смотрело на него знакомое до боли скуластое лицо Татьяны. На ночном канале крутили старый черно-белый фильм про какой-то завод. Павел, не отрывая глаз от ее говорящего профиля, налил себе полный стакан виски и сделал несколько глотков. Вдруг холодные ладони прикоснулись к его пылающим щекам. Он резко обернулся. Рядом стояла обнаженная Татьяна. Она смотрела на него глубоким, тревожным взглядом. Он тоже молчал. Татьяна резко прижала его голову к своим прохладным грудям и задумчиво произнесла:

– Сумасшедший, неужели ты меня действительно любишь?

Павел ничего не ответил. У него просто не было сил. А по телевизору молодая и задорная Татьяна несла какую-то чушь про комсомольскую путевку в тайгу.

Глава вторая

Маркелов стоял у входа на таможенный контроль и курил. Объявили посадку на рейс в Афины. Лавр, его правая рука, помощник, начальник охраны, подельник и собутыльник, еще раз проверил по блокноту все задания, которые по дороге в Шереметьево надиктовал ему хозяин.

– И не забудь в пятницу послать в музыкальный театр корзину цветов для Ксаны. Кстати, пусть кто-нибудь из твоих ребят понаблюдает за ней. Но без напряга.

– Порядок, хозяин. Жду от тебя звонка из Афин.

– Ладно. К черту, – сказал Маркелов, бросил в высокую металлическую урну недокуренную сигарету и отправился на досмотр.

Расставшись с Лавром, он как бы оставил все мысли о московских делах за чертой паспортного контроля. Теперь ему предстояло сконцентрироваться на странном коммерческом предложении, для обсуждения которого он и летел в Грецию. Маркелов редко ввязывался в дела, отдающие привкусом авантюры. Его положение в российском бизнесе было прочным и стабильным. Поэтому любые сомнительные сделки, какие бы прибыли они ни сулили, однозначно им отвергались. И так пришлось приложить много усилий, чтобы похоронить в памяти людей свое криминальное прошлое. Он загремел в брежневские времена в связи с раздутым делом Союзгосцирка. Был обвинен в том, что, работая директором цирковых коллективов, провозил контрабанду, в основном бриллианты, в клетках с тиграми и львами. Маркелов все отрицал. Но компания была раскручена, из ЦК требовали крови, и Маркелову дали на всю катушку. Восемь лет с конфискацией. В лагере он получил кличку «Дрессировщик» и, возможно, благодаря ей и выжил. Отсидел он меньше назначенного срока. На воле уже вовсю кипела перестройка, капиталы создавались в считанные дни. Маркелов прежде всего продал припрятанные на черный день камни и на вырученные деньги основал кооператив «Интеркрона». Стал продавать на Запад пантокрин и лекарственные травы. Потом переключился на цветные металлы. Торговал магнием, ванадием, ниобием, которые в те времена стоили копейки, а за границей на них сколачивали целые состояния. К сожалению, время, когда все торговали всем, быстро закончилось, и Маркелов, не желая рисковать, перешел на вполне легальный бизнес – торговлю недвижимостью. Он покупал недостроенные объекты, в основном в ближнем Подмосковье, и перестраивал их в кемпинги и коттеджи. Жизнь устоялась и приобрела стабильность. Лавр умело оградил его от всяческих разборок, наездов и претензий. В политику Маркелов не лез, но в деловой жизни Москвы принимал активное участие. Был членом многих ассоциаций, обществ и клубов.

Поэтому, когда из Греции пришел факс от его бывшего сокамерника Яниса, сидевшего за организацию подпольного текстильного цеха в Ташкенте, Маркелов небрежно отложил его и попросил Лавра избавить от домогательств старого знакомого. Но Янис не успокоился. И наконец, случайно, один из факсов, содержащий странное на первый взгляд предложение – создать звероферму для выращивания норок, из меха которых в Греции будут шить шубы, – снова попался на глаза Маркелову. Он удивился и неожиданно для себя решил съездить в Афины. Это решение скорее всего было продиктовано эмоциями, нежели деловым расчетом, такие командировки всегда содержат в себе возможность отдохнуть, не выпадая из рабочего ритма.