Операция «Круиз»

– Вы, граф, куда?

– К вам в гримуборную.

– Давно пора. Тем более что играю сегодня хреново. Сейчас последний выход, и я с наслаждением стащу с себя это пыльное тряпье, – она схватила подол юбки и встряхнула его. Клубы пыли волнами полетели на сцену, играя разноцветными искрами в лучах софитов.

– Прошу посторонних уйти со сцены! – зашипел помощник режиссера.

Стасик увлек Павла за собой.

Они довольно долго поднимались и опускались по каким-то узким, слабо освещенным лестницам. На любом более или менее просторном пятачке стояли актеры, курили и спорили, размахивая руками. На графа никто не обратил внимания. Только один полупьяный мрачный мужик, судя по всему, рабочий сцены, потребовал дать ему закурить. Ответ Павла, что он не курит, не убедил мужика, и он выматерился вслед. Наконец, пройдя по длинному коридору, Стасик распахнул одну из дверей.

– Располагайтесь, граф, а я помчался за цветами, – при этом он не двинулся с места, вопросительно глядя на Павла. Тот поначалу не сообразил, но потом достал десять долларов, и Стасик не заставил себя долго ждать. Оставшись один, Павел прошелся по довольно большой комнате с низким арочным окном, занавешенным плотными коричневыми шторами. У одной стены стояло два столика с зеркалами, над которыми горели лампочки. На том, который, по всей видимости, принадлежал Татьяне, было огромное количество всевозможных пузырьков, баночек с кремами, флакончиков, несколько детских фотографий в рамках, бутылка пива и пепельница, полная недокуренных сигарет. Рядом на полу валялись чулки, колготки и театральные туфли. На спинке стула висел бюстгальтер. У стены напротив стоял старый кожаный диван с высокой спинкой, заканчивающейся помутневшим от времени узким зеркалом и полочками по бокам с деревянными резными виньетками. На нем в беспорядке валялись платья. Сбоку находилась небольшая ниша, в которую был вмонтирован душ. Закрывалась она полупрозрачной занавеской. Павел осторожно отодвинул платья и сел на диван. Он с не свойственным ему трепетом вдыхал тяжелый воздух, замешенный на запахах духов, кремов, пудры, обуви, пыльных тканей и цветов. Из радиоточки доносилась трансляция спектакля. Голос Татьяны звучал торжественно, почти возвышенно. Павел улыбнулся, вспомнив, что играет она сегодня «хреново». В дверь постучали. Он оглянулся и поначалу растерялся, увидев свое отражение. Оказалось, что на двери укреплено большое зеркало. Он не знал, как реагировать на стук, но дверь открылась и в гримуборную вошла костюмерша. Она строго посмотрела на Павла и отчеканила:

– Я уже предупреждала Татьяну Георгиевну, что все костюмы залиты шампанским и прожжены сигаретами. Сегодня опять устраиваете попойку?

– Меня пригласили… я не знаю… – замялся Павел.

– А кто должен знать? – напустилась на него костюмерша. – Опять спохватитесь, когда все закроем! Откуда нам знать, понадобятся фужеры или нет.

– Понадобятся, – заверил ее Павел.

– Ну вот, а говоришь, не в курсе. Вноси по десять тысяч за фужер. Они у нас из реквизита.

Граф безропотно полез в карман. Из динамика на стене послышались аплодисменты и крики «браво». В гримуборную с большим букетом высоченных алых роз ввалился Стасик. Увидев деньги в руках графа, напустился на костюмершу:

– Баба Клава, ты чего это? За фужеры я в реквизиторском с Нинкой расплатился.

– Ты с Нинкой, а товарищ вот со мной, – резонно ответила костюмерша и, спрятав деньги, с достоинством удалилась.

Вместо нее с шумом и матом ввалился все тот же рабочий сцены, притащивший две коробки с шампанским. Поставил их на пол, не глядя на Павла, подошел к пепельнице, вытащил из нее самые крупные бычки и со словами: «А говорит, не курит», – ушел. Стасик убрал коробки на широкий подоконник, за штору. И снова обратил маслянисто-призывный взор на Павла.

В коридоре возник какой-то скандал. Ногой толкнув дверь, в гримуборную влетела Татьяна. Остановилась, развернулась и рванула обратно в коридор. Павел услышал ее крик: «Если эта падла еще раз пойдет кланяться впереди меня, я скину ее в оркестровку!» Удовлетворившись угрозой, она вернулась, захлопнула дверь так, что зеркало, прикрепленное к ее внутренней стороне, чуть не вылетело, уселась на стул и приказала Стасику: «Раздевай!» Тот, пристроившись сзади, проворно взялся расстегивать многочисленные крючки на ее платье. Татьяна намочила тампоны пивом и принялась снимать грим с лица. Закончив с крючками, Стасик опустился на колени, чтобы расшнуровать ее белые ботинки. Павел обратил внимание на очень высокие каблуки, расширяющиеся книзу. Как только Стасик снял с нее обувь, она встала и позволила его ловким рукам стащить с нее тяжелое белое платье. От волнения Павел старался не дышать, чтобы ненароком не выдать своего присутствия. Стараниями Стасика Татьяна осталась в корсете и короткой нижней юбке. Она подняла руки вверх и закинула назад голову. Стасик занялся корсетом. Павел понял, что дальнейшее его присутствие при раздевании не совсем прилично, поэтому вежливо кашлянул.

– Граф, вы проснулись? Большой ошибкой было приглашать вас на спектакль, по-моему, в моей гримуборной вам намного интереснее, – при этом Татьяна даже не сделала попытки поглядеть в его сторону. – Вы когда в последний раз были в театре?

– В прошлом году в «Мулен Руж», – признался он.

– А, это где делают так, – она задрала и без того короткую юбку, чтобы покрутить пышным задом перед его глазами. Потом вылезла из корсета и, забыв о графе, прошла мимо него с обнаженной полной грудью в нишу – принимать душ. Из-за полупрозрачной занавески полетели на пол нижняя юбка, белые чулки и шелковые кремовые трусы. Стасик аккуратно подобрал эти предметы и, услыхав стук в дверь, поспешил ее открыть. На пороге толпилось несколько мужчин с букетами цветов. За ними виднелись женские головки. Но кто-то сзади прогремел: «Посторонись», – и тот же рабочий внес две корзины цветов. После этого ввалились гости. Из пяти мужчин и трех женщин Павел знал в лицо только одного. Однажды довелось играть в карты за соседними столами. Остальные ему были не знакомы. Но почему-то именно они с приветливыми улыбками обратились к Павлу, как к старому приятелю.

– Граф, как приятно видеть вас среди поклонников таланта нашей несравненной Танечки!

– Как вам спектакль? Такого в Европе не увидишь!

Павел улыбался и кивал головой. Он понимал, что никакого ответа от него и не ждут. Эти восторженные друзья знаменитой актрисы довольны, что их компания несколько разнообразилась с приходом нового человека. Его больше интересовал среднего роста широкоплечий мужчина с волнистой черной шевелюрой, подернутой легкой проседью. Он был в двубортном темно-синем костюме в серую тонкую полоску. Вместо галстука вокруг его шеи был повязан шелковый платок цвета маренго. Он сразу отделился от остальных гостей, подошел к окну, приоткрыл форточку и закурил «Ротманс». Его волевое, с тяжелым подбородком лицо несколько портили маленькие глаза, взгляд которых казался тяжелым из-за густых совершенно седых бровей.

– Стасик, подай халат! – крикнула Татьяна и через минуту появилась перед гостями в длинном черном балахоне из тонкой переливающейся махры с широченными рукавами и высоко поднятым воротником. Волосы ее были небрежно перехвачены золотистым обручем, на ногах тоже черные кожаные плетеные тапочки. Она небрежно кивнула всем и села к своему туалетному столику. Закурила и, не оборачиваясь, спросила:

– А почему никто не пьет шампанское? Говорят, сегодня угощает мой новый поклонник – граф Нессельроде.

Все, кроме мужчины, курящего у окна, восприняли ее слова как приглашение к празднику. Стасик оказался в центре внимания. Он лихо открывал бутылки. Самая молодая из пришедших женщин подошла к курящему у окна с двумя фужерами. Он молча взял один. Девушка была явно балетная. Ее хрупкая фигурка в белом облегающем платье казалась невесомой. Голова с русыми волосами, затянутыми на затылке в пучок, была чуть задрана вверх. Крупные мочки ушей украшали бриллианты.

– Граф, вы уже устали смотреть на меня? – пропела Татьяна, перехватив его заинтересованный взгляд.