Страница 13 из 14
Причём если план завоевания он прописывал заранее, то сценарий расставания приходил потом. Для Алехандро было неземным наслаждением по завершении реальной истории прочувствовать её в деталях на страницах своих рассказов.
Он смаковал каждой буквой, каждым словом, каждым ароматом, каждым вздохом. Его фразы были настолько эмоционально насыщены и правдивы, что Алехандро будто проживал историю заново в новых красках, записывая её.
Рассказы получались острыми, яркими, эмоциональными. Повествование держало в напряжении читателя до последней строчки, от страниц невозможно было оторваться.
Ничего лишнего. Нет занудных описаний природы, ветерка над морем, мощи и величества гор – только действия, только факты. Только бездна чувств: любви, страсти, а потом страданий и ненависти, а также всех существующих и несуществующих переживаний на свете.
Он писал очень ярко и живо, и от этого его слова проходили ледяными мурашкам до самого костного мозга, заставляя читателя чувствовать в мельчайших деталях все переживания героинь и приходить в ужас от бездушия главного героя.
После прочтения рассказа реакция была одна – холодящее оцепенение, безмыслие, безмолвие. Невероятно, но как читателям, так и Алехандро нравилось испытывать эти чувства, поэтому они с жадностью сметали очередное издание Суфримьентос.
«Нет разницы между положительными и отрицательными чувствами. И то, и другое жизнь и природа человека. Губит, то что подавлено. Губит то, что не прожито».
Алехандро проживал и помогал проживать.
Писателю были безразличны гонорары, он не заботился о деньгах. В восторг его приводило, то, что люди такие же, как и он. Людям, как и ему, нужны яркие ощущения на границе жизни и смерти, рая и ада, любви и ненависти, чтобы почувствовать жизнь, чтобы почувствовать себя живыми.
Популярность рассказов росла. Алехандро чувствовал себя эпицентром мира людей, голодающих по ярким чувствам. Молодой человек был для них богом, дающим пищу среди серого и голодного дня.
Мир однообразен, все знают наперед, что будет завтра, через месяц, через год. Детские широко открытые удивлённые глаза сменил иной взгляд, системный.
Все вписаны в одни и те же рамки: кто-то в золотые, а кто-то в унылые. Суть от этого не менялась, люди ежедневно делали одно и то же. В основном то, что они абсолютно не хотят.
Кругом коробки и правила, которые позволяют удерживать людей в системе. У каждого – своя коробка. И все коробки аккуратно и системно уложены в одну большую коробку.
И только экстремальные ощущения, за границей коробки, хоть на минутку могли вытолкнуть человека в мир, где ещё есть чувства, где ещё есть жизнь. Истории Алехандро погружали читателей в мир, где они живые, где они чувствуют.
2. Что есть истина?
После того, как молодой писатель «утопил» последнюю жертву на страницах рассказа, он почувствовал колоссальный выброс энергии, выраженной состоянием эйфории. Потом настало умиротворение и покой.
Он вышел на свою огромную веранду. Перед ним открылся вид на море и горы, захватывающий дыхание от восторга.
Как же прекрасен его мир! После написания каждого рассказа Алехандро находился в состоянии повышенной чувствительности. Восприимчивость всех органов чувств была усилена. Море танцевало особенно прекрасно сегодня. Оно манило в свой танец, не оставляя шанса остаться на берегу.
Алехандро сбросил халат и, обнажённый пошёл к морю. Он мог себе это позволить – кругом на несколько гектаров была только его земля. Его могли увидеть лишь слуги, но писателя они не волновали.
Юноша сначала зашел по щиколотку, а потом с разбегу влетел в синюю пучину и растворился в ней. На мгновение он почувствовал себя своей последней жертвой, когда увидел голубое небо, глядя из-под воды.
«Что же истина: внутри или на поверхности? То, что скрыто или то, что видно и понятно? И то, и другое – просто разные миры».
Алехандро нарочно задержался под водой надолго, чтобы максимально пережить ощущения. Вдруг дрожь пробежала изнутри по телу, страх связал узлами сердце. Молодой человек резко вынырнул на свет, всем телом вдохнул, оглянулся и понял, что-то изменилось. Мир не тот.
Он вышел из воды и лег под тенью дерева. Ощущение тревоги не покидало его. «Откуда это незнакомое мне чувство?», – думал Алехандро. Ответ был уже в воздухе. Близко.
3. Что мы видим на картинах?
На набережной Биаррица особенно людно. Публика – высший свет, все в нарядах с последних показов мод Парижа и Милана. Сегодня здесь открылась благотворительная выставка картин молодой художницы Стефанель.
Экспозиция была устроена прямо на набережной open air, укрытая под шатрами от дождя и ветра. Все средства, потраченные на посещение выставки, а также на приобретение картин, шли в помощь детскому дому страны Басков.
Великолепное место и время для демонстрации произведений искусств! Был конец июня, когда ещё нет жары, но уже прошли весенние атлантические дожди и ветра. С выставочной площадки открывался потрясающий вид на океан, который наступал на берег десятками бархатистых волн одновременно, а затем возвращался назад, в пучину. Океан обрамлял густой еловый лес с всевозможными цветами и ароматами.
Обычно на волнах можно было увидеть десятки серфингистов, пытающихся оседлать строптивую стихию. Но в этот раз глаз радовал чистый, первозданный пейзаж такой, каким он был до появления «разумного» человека.
На полотнах художницы были изображены люди, вписанные в различные пейзажи. Работы нельзя назвать произведениями академического высокого искусства. Критики с лёгкостью замечали технические и стилистические ошибки, но в каждый мазок кисти была заложена глубочайшая идея о счастье человека и сущности всего. В каждом сюжете читалось единение души с природой или иным пейзажем, сотворённым человеком.
Неважно, будь-то городские дороги в час пик, урбанистический вид с офисами и небоскрёбами или тихая местность Прованса – человек был неотъемлемой частью своего окружения. Это читалось в его глазах. Полотна пронизывала мысль единения людей друг с другом, их постоянное взаимодействие, взаимообмен.
Кисть художницы мастерски прописывала полную гамму человеческих чувств: от самого угнетающего страдания до эйфорической радости. Чувства звучали в финале единым оркестром красок, поглощая в себя разум зрителей.
Публика ощущала все вибрации чувств, переходящих в цвет, а затем в звуки. Стоя по щиколотку в океане, в полном погружении в мелодию на непонятных инструментах играли люди в длинных одеждах. Эта музыка помогала погрузиться в состояние, которое хотела передать Стефанель.
Выставка была прекрасно продумана и восхищала зрителей. Но Стефанель не покидала мысль о том, что надо было её проводить на каком-нибудь диком пляже, где тусуются хиппи за пределами Франции.
Может, в Испании, может, на маленьком острове, куда бы приехали лишь те, кто понимает. Художница наблюдала за пафосной публикой, праздно разгуливающей между её картинами, и читала в их глазах пустоту. Среди них были, безусловно, ценители искусства. У некоторых в гостиной шиковали дорогие копии Моне или Ренуара. Только искусство Стефанель было для тех, кто мог чувствовать, отключив ум, забыв знания, шик, блеск и закрыв глаза.
Вместо этого молодые дамы с собачками обсуждали великолепный голый торс мужчины на пастбище. Пенсионеры-эстеты говорили о некой новизне и свежести стиля, о чём они не имели ни малейшего представления.
Художница никогда не давала интервью и не рассказывала о сути своего искусства. Она хотела, чтобы зрители его сами почувствовали и рассказали о своих впечатлениях. Каждый должен был увидеть что-то своё, что станет частью общей совокупности мнений, сформированных в некое единство представлений о человеке и его окружении. Таков был мир искусства Стефанель, такой и является жизнь.