Страница 28 из 34
В пик эпохи просвещения наиболее определенно духовную задачу своего времени сформулировал К. Маркс: «Философы лишь различным образом объясняли мир, но дело заключается в том, чтобы изменить его».[65] Он был выдающимся представителем прогресса и революции – «прогрессивной революции», уповая на ее совпадение с благом человека. В перспективе прогресс им мыслился все более человеческим и человечным. При этом он часто говорил об иронии истории. Увы, ирония истории не миновала его самого. Гуманизм и прогресс, человеческое счастье и знания как источник материальной силы, с некоторых пор пошли в разном направлении. Нельзя утверждать, что не пересекаются, но трудно признать и совпадающими. Поэтому дух нашего времени, если и насколько он остался человеческим, требует сказать: «Люди лишь различным образом изменяли мир, но дело заключается в том, чтобы сохранить его».
Как показывает история, до сих пор человечество не было чем-то единым. Это скорее общее слово для обозначения множества этносов и цивилизаций, возникавших, расцветавших и угасавших. Некоторые цивилизации умерли досрочно, погибли, не сумев принять вызов обстоятельств, переориентироваться в соответствии с объективной ситуацией. Теперь человечество постепенно сливается в одно целое, многополюсное, раздираемое разнонаправленными тенденциями и противоречиями. Тем не менее, борьба идет внутри некоего общего геополитического пространства и судьба составляющих его организмов, этносов и культур будет, по-видимому, общей. Но вызов обстоятельств, требующий обуздания прогресса, должны принять прежде всего развитые, дальше «продвинутые» по этому пути страны. Они в наибольшей мере ответственны за истощение природы и угнетение жизни, перерождение духовности в рациональность, трансформацию идеи бесконечного бытия в бесцельное становление. От них веет «Ничто». От него им и надо строить глобальную защиту, и не в космосе, а в культуре. Россия меняется, все еще находясь на перепутье, претендуя на сохранение традиций. Она может склониться как в сторону бытия так и ничто, усиливая ту или другую мировую тенденцию. Будем надеяться, что она станет опорой Бытия (хотя надежды все слабее) и тогда мы, люди – Будем.
2. Об оправдании небытия[66]
(Основной вопрос философии ХХ-XXI века)
Воскрешение основного вопроса философии
Как? Опять за своё – воскликнет (или уже воскликнул) любой прогрессивный российский философ, прочтя заявление о намерениях автора. Едва успели зарекомендовать себя постмарксистами, а в образование вошло, с большим трудом, новое поколение учебников «без вопроса», нас опять хотят уверить в его существовании и в том, что философия без этой вечной темы обойтись не может. Опять реабилитируется монистический догматизм или, говоря современным языком, центризм, в то время как кругом новации, вероятности и плюрализм. В теоретизировании, наконец, начали пользоваться терминами всё более обширного постмодернистского репертуара, из которых бесстрашно комбинируются тексты про «отсутствие», «трансгрессию», «смерть автора» и т. д. – и что? Рецидив консерватизма! Нас тащат назад.
Конечно, здесь нужно оправдание.
Рискуя падением в банальность, подтвердим, что для философии вопрос «что первично» действительно вечный. Потому что задает смысл её предмета. Это интерес к причинам, генезису и субстанции мира, его «архе», «causa sui», т. е. предельным основаниям. Как и к предельным целям, перспективам, судьбе всего сущего. Это: «почему существует нечто, а не ничто», проблемы Бытия, Абсолюта, Прошлого и Будущего, влечение к которым является отличительным свойством до, вне и мета(физического, научного) мышления или философствования как самоценной бытийно-миро (созерцательно/воззренческо/проективно/конструктивно)й формы человеческого духа. Основной вопрос и метафизика стоят и падают вместе. Его принятие или отвержение тождественно принятию или отвержению более чем двухтысячелетней истории метафизики как традиционной классической философии и признанию или непризнанию права на её дальнейшее существование. Частично это уже его решение, «ответ», от которого нельзя уклониться. Любое мышление о предельных основаниях догматично, теоретически аксиоматично, неверифицируемо. Его исток глубже самой мысли, это природно-социальные детерминанты и ценности, выбор, неважно стихийный или рефлексивный. Философия без основного вопроса поверхностна, ограничена научностью, фактически её нет. Только будучи укоренённой в жизни целостного духа мысль получает философский импульс, обретает способность к тому или иному «центрированию» – направляет и организует сублимированные из себя абстрактно-логические дискурсивные формы.
Хотя основной вопрос, пока существует философия, вечен, его содержание исторически менялось. Метафизика не антипод диалектической сложности мира, она воплощает в себе его противоречия и трансформировалась вместе со сменой этапов развития человечества. Бытие отождествлялось с Единым, в которое включается «Всё», с Природой, порождавшей дух, или Духом, отчуждавшим от себя природу. Это вопрос не только философский, но и религиозный, обсуждающийся теологами в виде отношений Бога и мира, творца и твари, души и тела, «того и этого Света». В Новое время на первый план выдвинулось взаимодействие объекта и субъекта, Я и не-Я, внутреннего и внешнего или, как в марксистской философии, материального и идеального. Вина марксизма в том, что эта, пожалуй, наиболее распространённая и ёмкая формулировка основного вопроса признавалась (независимо от его решения), эталонной, наконец-то истинной как для объяснения прошлых перипетий борьбы Земли и Неба, так и при рассмотрении любых возможных философских проблем. Она больше не допускала заблуждений и права на новые трактовки, обусловленные хотя бы тем, что менялось само представление о материи, появился «научный», «функциональный», «бестелесный», «языковый» материализм, а сознание претерпевало физикализацию, бихевиоризацию, возникли понятия сверхсознания, бессознательного и т. д. Впрочем, это обычная вина всех классических теоретических систем, вспомним Гегеля, вытекавшая из веры в существование абсолютной истины и усугублённая ролью марксизма как идеологии самого великого в человеческой истории социального движения.
Всё это так, однако, «отстань, мне недосуг считать твои вины» скажет средне, тем более совсем прогрессивный читатель-философ в ответ на оправдательные аргументы сторонников метафизики, тем более марксизма. Если они и имеют отношение, то к состоянию философии до ХХ века. Или раньше, до возникновения позитивизма, которым, как известно, к концу своей теоретической деятельности начал грешить сам «изобретатель» основного вопроса Ф. Энгельс. Пафос позитивизма в отказе от онтологии, а как следствие и от гносеологии в её философском смысле. Такова неумолимая логика развития человеческого разума. В ХХ веке она стала определяющей. Конечно, были М. Хайдеггер, Н. Гартман, но это, хотя и большие – острова, непрерывно размываемые океаном научного познания, логического анализа, языковых игр, структурализма и семиотики. Был и скрылся в его волнах экзистенциализм, барахтаются, перерождаясь в свою противоположность герменевтика и философская антропология, первая в декодирование текстов, вторая в персонологию, гуманологию и в конце концов в антропофобию. Фундаментальную онтологию М. Хайдеггера, можно сказать, «задушили в объятиях» – цитированием, сделав приставным носом к чему угодно, лишая тем самым принципиальной значимости. Всё это зарастающие травой забвения просёлочные дороги мысли, по которым теперь не ездят.
Старик Гегель, этот «последний метафизик», утверждал, что действительным бытием обладает не то, что существует эмпирически, а то, что разумно, т. е. фундировано объективными тенденциями. Подобная разумность сейчас на стороне Технического Разума. В мире есть природа, дикие животные, аграрное хозяйство, среди человеческих сообществ встречаются племена, члены которых бегают в набедренных повязках или без оных, но не они мчатся по скоростному автобану истории. Наука и техника, урбанизация, микромиры, космос, генетика, информатика, виртуальные реальности, роботизация – вот что определяет нашу жизнедеятельность. Так и в сфере рефлексии, в формах социальной и индивидуальной мысли. Философия как метафизика вытесняется на обочину развития. Утрачивая непосредственно созерцательные связи с предметностью, она лишается эмпирического основания, гносеологизируется, методологизируется, рационализируется, когнитивируется. Становится «научной», в остаточном случае – философией науки. Это характерно для эпохи модерна, активного преобразования и обработки окружающей среды, её объяснения, потом – изменения, и настолько, что наши органы чувств, а потом и «безоружной» мысли, больше в ней не ориентируют. Время философии – время познания макромира, реализма, соизмеримости тела и сознания человека с масштабами воспринимаемоего, их принципиальной феноменологической адекватности друг другу. И оно прошло, уходит. Философия как метафизика – это двухтысячелетняя фундаменталистская парадигма традиционного мировоззрения, которое, в сущности, потерпело крах. Существует, но не действительно.
65
Маркс К., Энгельс Ф. Соч., Т.42. С.266.
66
Вопросы философии. 2007 № 2.