Страница 8 из 13
– Нет. Он просто симпатичный уличный кот, – убежденно сказал доктор.
Его убежденность ни на секунду не поколебала моей веры.
– Дьюи – продукт выживания самых приспособленных особей, – продолжил доктор Эстерли. – Наверное, его предки из поколения в поколение жили на этой улице.
– Значит, он один из нас.
Доктор Эстерли улыбнулся:
– Пожалуй, соглашусь. – Он взял Дьюи на руки. Кот расслабился и замурлыкал. И прежде чем они исчезли за дверью, доктор Эстерли сказал: – Дьюи – прекрасный кот.
Конечно, такой он и есть. И мне уже его не хватает.
На следующее утро я пришла за Дьюи, и мое сердце содрогнулось. У него был отсутствующий взгляд и выбритый животик. Я взяла его на руки. Он уткнулся головой в мою руку и замурлыкал от счастья снова увидеть свою старую подругу Вики.
Когда я вернулась в библиотеку, все побросали свои дела. «Бедный мальчик. Бедный малыш!» Я передала Дьюи на их попечение (ведь он наш общий друг) и приступила к работе. Еще одна пара рук – и его просто затискают. Поход в ветеринарную клинику вымотал меня до предела, а меня ждала уйма работы. Я должна была себя клонировать, чтобы справиться с этим объемом, но город никогда за это не заплатит, так что мне пришлось справляться самой.
И все-таки я была не одна. Прошло около часа. Положив телефонную трубку, подняла глаза и увидела Дьюи, который пытался преодолеть порог моего кабинета. Я знала, что он получил море любви и внимания остальных сотрудников, но по его неуверенным, но настойчивым шажкам поняла, что ему не хватает чего-то большего.
Конечно, коты могут быть смешными и забавными, но мои отношения с Дьюи уже стали неоднозначными и интимными. Он был очень умен. И игрив. Хорошо относился к людям. У нас еще не успели созреть тесные связи, но сейчас я начинала по-настоящему привязываться к нему.
И Дьюи отвечал мне взаимностью. Да, он вообще всех любил, но в его отношении ко мне было нечто иное, особенное и глубокое. Взгляд, который он бросил на меня в это утро, явно имел какое-то значение. В самом деле. Никогда прежде не осознавала этого столь ясно, когда он решительно приблизился ко мне. Мне казалось, словно я слышу его слова: «Где ты была? Мне тебя не хватало».
Я нагнулась, схватила его и прижала к груди. Не знаю, говорила ли я вслух или про себя, какая разница. Дьюи уже мог чувствовать мое настроение, если не сказать, читать мысли: «Я твоя мама, понимаешь?»
Дьюи положил голову мне на плечо, прижался к шее и замурлыкал.
Глава 5
Мята и круглые резинки
Не возьму на себя смелость утверждать, что Дьюи не доставлял нам хлопот. Да, он был добрым и красивым, поразительно доверчивым и благородным, но все же это был котенок. Как сумасшедший он носился по рабочим помещениям. Увлекшись игрой, мог сбросить на пол вашу работу. Он был слишком юным, чтобы понимать, кто действительно нуждается в его внимании, и порой не реагировал, когда ему давали понять, что он тут лишний. В «час истории» его присутствие настраивало детей на шум и шалости, поэтому Мэри Уолк, наш детский библиотекарь, выгоняла его из комнаты. В нашем распоряжении был Марк, большая кукла с признаками мышечной дистрофии. Мы использовали ее как наглядное пособие, чтобы учить детей справляться с мышечным спазмом. Ноги Марка вскоре были так густо усыпаны кошачьей шерстью, что в конце концов нам пришлось прятать куклу в шкафу. Дьюи трудился всю ночь, пока не смекнул, как ему открыть дверцу шкафа и устроиться спать на ногах Марка. На следующий день нам пришлось купить замок для шкафа.
Но его поведение преображалось, когда он нюхал мяту. Дорис Армстронг всегда приносила Дьюи гостинцы – маленькие мячики или игрушечных мышек. У Дорис дома были кошки, и наша заботливая матушка-наседка всегда помнила о Дьюи, когда заходила в магазин для домашних животных. В один прекрасный день (в ту пору подходило к концу первое лето в жизни Дьюи) она без всякого умысла принесла мешочек со свежими листьями мяты. Дьюи пришел в такой экстаз от ее запаха, что я решила, будто он намерен вскарабкаться по ногам Дорис. Впервые в своей жизни Дьюи буквально умолял.
Когда Дорис положила на пол несколько листочков мяты, кот едва не помешался. Он так тщательно стал их обнюхивать, словно собирался втянуть в себя весь пол. Несколько раз фыркнул и начал чихать, но этим не ограничился. Затем принялся жевать листья и не мог остановиться: он фыркал и жевал, снова жевал и опять фыркал. Мышцы его стали пульсировать, и все туловище напряглось – от кончиков лап до спины. Когда мышечное возбуждение достигло хвоста, он упал на пол и стал перекатываться вперед и назад по листьям мяты. Он кувыркался с такой гибкостью, что казалось, в его теле не осталось ни одной косточки. Не в состоянии передвигаться на лапах, Дьюи ползал, проводя подбородком воображаемую черту на полу. По-моему, он совершенно опьянел. Наконец кот медленно выгнул спину и запрокинул на нее голову. Он выделывал зигзаги, дуги и петли. Готова поручиться, что передняя часть туловища двигалась автономно, словно не была связана с задней частью. Когда он случайно опрокинулся на живот, тотчас подполз к мяте и снова стал перекатываться по ней. Листья мяты застряли в его шерстке, и он продолжал урчать, фыркать и жевать зелень. Затем кот растянулся на спине и задними лапами стал колошматить себя по подбородку. Продолжалось это до тех пор, пока несколько слабых толчков не достигли цели, и тогда Дьюи отключился, лежа на оставшихся на полу листочках мяты. Мы с Дорис с изумлением переглянулись, а потом расхохотались. Господи, это было уморительно забавно!
Дьюи обожал мяту. Натыкаясь на старые засохшие листочки, он тихо урчал, но стоило принести в библиотеку свежую мяту, кот первым узнавал об этом. И каждый раз, как только он добирался до нее, все повторялось: он выгибал дугой спину, перекатывался и ползал, валялся на полу, судорожно дергая лапками, и наконец превращался в кота в коматозном состоянии. Мы называли это действо «Дьюи Мамбо».
Еще одним увлечением Дьюи, кроме кукол, каталожных ящиков, коробок, копиров, пишущих машинок и мяты, были круглые канцелярские резинки. Они вызывали у Дьюи фанатичный восторг. Ему даже не нужно было видеть эти колечки: он чуял их запах даже на другом конце библиотеки. Стоило поставить коробку с резинками себе на стол – он уже тут как тут.
– А вот и Дьюи, – обычно говорила я, открывая новую коробку. – Одна – для тебя и одна – для меня.
Он хватал зубами резинку и, счастливый, удалялся.
На следующее утро я обнаруживала ее… в кошачьем туалете; она напоминала торчащую голову червяка. «Так не годится», – подумала я.
Дьюи исправно посещал наши общие собрания, но, к счастью, тогда он еще не мог понимать наших разговоров. Пройдет несколько лет, и мы будем вести с этим котом долгие философские диспуты, но сейчас, завершая собрание, было достаточно напомнить: «Не давайте Дьюи круглые резинки, как бы он ни выпрашивал».
На следующий день в том же месте появилось еще больше резиновых червячков. И на следующий день. И в очередной раз. На ближайшем собрании я спросила напрямую:
– Кто-нибудь давал Дьюи резинки?
В ответ раздалось:
– Нет, нет, нет, нет, нет!
– Значит, он, по-видимому, их таскает. Отныне не оставляйте их на столах.
Но легко сказать. Значительно легче, чем сделать. Вы наверняка удивились бы, узнав, сколько круглых резинок имеется в библиотеке. Мы убрали их понадежнее, однако проблема осталась. Они просто начали расползаться, как червяки. Заползали под клавиатуру и ныряли в стаканы с карандашами, падали на пол и скрывались в проводах. Как-то вечером я застала Дьюи врасплох, когда он рылся в бумагах на рабочем столе. И каждый раз, сбрасывая лист бумаги, находил круглую резинку.
– Надо убирать все резинки, даже те, какие вам кажутся спрятанными, – предложила я на следующем собрании. – Проверьте свои столы и уберите резинки. Не забывайте: Дьюи чует запах резины.
И спустя несколько дней служебные помещения обрели чистоту, уже забытую за несколько лет.