Страница 11 из 21
В остальных испытаниях, продлившихся в отличие от психиатрических два полных дня и часть ночи, когда ко мне спящему вошли двое незнакомцев, резко разбудили и наказали в течении трёх минут ответить на 60 вопросов, я также поучаствовал. В общем, блиц-тест на реактивность головы.
Наутро заглянул Упырёв. По его добродушному виду я понял, что сегодня, вероятней всего, меня ещё не замочат.
– Прошёл, прошёл, дорогой мой человек! – бодрым голосом воскликнул полковник и, приблизившись ко мне, крепко обхватил ладошками мою правую кисть. Ручки у него были маленькие и приятно тёплые, как у мамы, которой я никогда не знал. Иногда так же делала Анна Аркадьевна, когда, призывно глядя мне в глаза, просила сходить в Елоховскую церковь, чтобы просто постоять, побыть, лишний раз причаститься к атмосфере тишайшего соборного полумрака. Да только полумрак этот никогда не воспринимался мной как особо благостный. Наоборот – он постепенно перемещался в разряд зловещих, лишённых всякого доброго смысла.
– Хотите сказать, проверки завершены? – оживился я, – Всё теперь позади?
– Боюсь, миленький, всё теперь у нас только начинается! – засмеялся Упырёв хорошим добрым смехом. Думаю, он намеренно изменил манеру общения со мной, с целью подчеркнуть окончательно укрепившуюся близость сторон. – Завтра уже пойдёте по урологической части, и если всё путём, то это и есть тот самый путь к полному выздоровлению. Донор, кстати, уже подобран, так что, считайте, Гарри Львович, дело на мази. Только диализ и останется пройти, да и то так, на всякий пожарный, для полной страховки.
– Это как? – не понял я, – он же помереть сначала должен, в катастрофу попасть, или с крыши, например, упасть. В крайнем случае – самоубийца, хотя не дай бог, конечно.
– Ну-у… брат ты мой, мы же серьёзное ведомство, мы подобными мелочами не заморачиваемся, – развёл руками полковник, – это мы так с тобой до второго пришествия досидим ожидаючи нормального трупака. А так – отберём спокойненько, кто ровно в твой анализ ляжет по всем показателям, и решим вопрос, без любой катастрофы. Уже, можно сказать, подобрали. Крепыш, спортсмен, разве что не чемпион. И все живы, все довольны. К чему нам чья-то смерть? Мало на земле горя без нас? Зато донору твоему поблажка на зоне выйдет, плюс лишние свидания с родными и защита администрации колонии на все случаи жизни и смерти. Понял, Гарри Львовч? И вообще, привыкай жить не по лжи, правда – она всегда выгодней, особенно если проходит по нашему ведомству. Уж я-то собаку на этом съел, гад буду.
Было ощущение, что одним случайным движением полковник Упырёв оборвал некую условную нить, перемычку, даже мосток, что ещё недавно столь безнадёжно нас разделял. Впрочем, как и с теми двумя, ондатровым и барашковым. Заметно изменилась и речь полковника, сделавшись лексически чуть более доверительной, как это бывает у людей, повязанных если не дружескими отношениями, то хотя бы нехорошей общей статьёй, ухода от которой практически не существует.
– Стоп, стоп! – на какую-то секунду я обомлел, утратив дар речи. Сообщение было настолько чудовищным, плюс к тому сделано в такой недостойно цинической и даже отчасти игривой манере, что я просто не мог не ощутить себя полноценным подельником в этом ещё не свершившемся, но уже во всех смыслах ужасном преступлении. – Это вы из-за меня, из-за ваших непонятных опытов собираетесь отнять у невинного и совершенно здорового человека его полноценный орган? С какой стати, товарищ полковник? Кто вам такое право дал? И как я после всего этого буду жить, зная, что что внутри меня функционирует незаконно изъятая у кого-то почка?
– Ишь, совестливый, – расплылся в улыбке Упырёв, – честный какой, переживательный. А с другой стороны, это и неплохо: чего случись, оно и без неожиданностей. Хотя… как ещё посмотреть… Смотря чего случись…
Сейчас он уже, казалось, бормотал под нос лишь себе одному, напрочь забыв о подопечном. Будто решал некую служебную дилемму, о существовании которой лично мне знать не дозволялось в категорическом порядке. Но тогда это явно расходилось с генеральной линией, следование которой было оговорено однозначно и уже при полной взаимности сторон.
Он ещё немного побормотал, затем снова улыбнулся и произнёс:
– Вру! Будет тебе нормальный свежий трупан, с крыши иль с-под колёс. Это я просто проверял тебя, Гаря, типа на совесть и гуманизм. Будем считать, испытание на человечность ты тоже прошёл. И теперь после завтрашнего диализа уйдёшь на хирургию. Потом – реабилитация и новая работа. Между ними – кой-чего ещё. Но это уже не я буду заниматься, другие. В общем, увидимся, ефрейтор, бывай!
Я и на самом деле вернулся в 94-м из Новозыбкова в звании ефрейтора, но только откуда этот человек мог это знать? Впрочем, вероятно оттуда же, откуда был в курсе и про мою родню, включая даже такие малости, как клей для дедовой макушки. В конце концов, я находился не в профсоюзном пансионате по льготной путёвке, а в натурально подземном бункере на Старой площади, расположенном на минус третьем от земного нуля горизонте. И если что пойдёт не так, мне ясно дали понять, что для таких как я существует ещё и минус седьмой уровень ответственности, расположенный к раскалённому земному ядру намного ближе нынешнего.
Из дневника Кирилла Капутина, аттестованного старшего лейтенанта юстиции в системе территориальных органов КГБ-МСБ.
Вольные хлеба не для меня, это точно. Во всяком случае, до той поры пока не определюсь в главном. Что бы там не имело место, какие бы временные силы не пришли к промежуточной власти, защиту родины никто не отменял. Ни снаружи, ни изнутри. Слабые пускай отползают, ну а сильные, как я, Ионыч и Феликс, выстоят, не сдадутся. Родина одна и торговать ею мы не станем. Как и не будем бездумно метаться и психовать, потому что нужно просто переждать, перебдеть, обдумать положение вещей, продолжая служить народу. А там, глядишь, и наши подтянутся. Скажу прямо, кто они я и сам пока не знаю, но уверен, что разберусь. А пока – не стану лукавить и врать – путаюсь. Комитет наш, если не распустили ещё, то уж перемудили основательно. Переназвали в МСБ – межрегиональная служба безопасности. Хозяина поменяли – новый пришёл с лицензией от Пятнистого на беспредел. По коридорам мутные типы какие-то шарятся: диссидент Быховский, поп-расстрига Якушин, и даже из наших имеются, но наново перекрашенных – генерал Кулагин. А нынешний хозяин уже отличился – взял да и отдал америкосам схемы прослушки их посольства, а там всё – сплошная антенна: каждая стеночка, каждое перекрытие, не говоря уж о стропилах. Даже в фундамент, оказывается, резонаторы вшили, прямо в бетон, а теперь, выходит, всё коту под хвост. Сволочь он и предатель, по-другому и не скажешь.
Встречался с Ионычем, старик в порядке. Говорит, смута не такое плохое дело, а в чём-то даже и полезное: для страны, для народа и особенно для людей, какие в теме. Сказал, самое время немного затаиться и пронаблюдать, куда всё идёт. А после – разом навалиться и успеть. Перехватить и занять. Или же сразу занять, ещё до перехвата. Но тогда потом надо сильно позаботиться, чтобы не перехватили у самих. Короче, чисто законченная философия правды, жизни и судьбы. Главное, не ошибись, боец!
РассЫпалось в те дни пока ещё не всё. Куда-то набирали, просто чтобы выжить, при Комитете, я имею в виду, обновлённом, а куда-то – пересидеть до понятных времён. Вызнал про действующие структуры внутри системы. Оказалось, всё ещё в работе курсы подготовки оперативного состава. Туда и попросился, хуже не будет, хотя уже имелся перебор курсантов. На первых порах отказали, но вмешался Ионыч. У него и там свои. У него везде свои – хорошие самбисты везде нужны. А с одним из них он даже чалился на зоне, кого потом полностью реабилитировали. Тот когда-то завербовал человека, сделав его агентом влияния, однако чуть позже того же самого персонажа вербанул коллега по службе, предложив больше. Он и поддался, став двойным агентом одной и той же родины. Далее возник конфликт интересов в смысле права первой ночи и последующих благ. Ну нашего и подставили – свой же, тот, кто пришёл вторым. А наш присел к Ионычу на зону. Потом разобрались всё же – тоже при посредстве Ионыча. Тот потолковал с Кумом как надо, и Кум запустил дело на пересмотр, с доказательствами, какие добыл Ионыч, не покидая зоны. Через Золотаря и Барсука, если конкретно. В общем, поменялись ребята фортунами – тот присел вместо этого, этот сделался начальником курсов всех оперативников при Комитете. Именно так поведал мне историю Ионыч. И я ему верю, потому что после его вмешательства меня зачислили, считай, без проволочек. И ещё потому, что мы близкие люди, как ни глянь: и классово, и ментально, и по жизни.