Сны

– Итак, – продолжил он, – испанцев двадцать человек. Три поста – на носу, на корме, и по бортам – это шестеро. Остальные в кубрике. И путь туда только через палубу.

– На которую мы можем выходить только по одному. Шансов никаких. Тревогу поднимут сразу, – заметил штурман, мрачно покачав головой.

– А мы не будем выходить по одному.

– Это как?

– Выйдет только один. Я, – он прищурил глаза и внимательно обвел взглядом собравшихся. – Инго, считаешь до ста и выпускаешь Леона. Леон, берешь с собой двоих и тихо наводишь порядок на корме. Ты в это время, – он ткнул пальцем в помощника, – продолжаешь отсчитывать вторую сотню. И ждать.

– А если что-то пойдет не так?

– Тогда не жди. При любом раскладе, в кубрик с тобой пойдут шестеро.

– Не мало?

– А больше в кубрик не войдет. На твоей стороне внезапность, семерых вы уложите сразу, и останется против вас столько же заспанных, ничего не понимающих испанцев. Леон, как Инго заходит – занимаешься отплытием. Я – на штурвале. Леон?

– Понял, капитан, – штурман кивнул.

– Инго?

– Понял, капитан, – повторил помощник.

– Полчаса на подготовку и распределение ролей. Начали.

Полчаса мало, ничтожно мало, глядя в спины удаляющихся офицеров, скривился он. Люди толком и не успеют ничего – ни подготовиться, ни понять собственную задачу в бою. Ладно, Леон, штурман хладнокровен и оттого спокоен, а снятие часовых – его конек, те даже пикнуть не успеют, тем более, что на корму можно зайти с двух бортов – свобода маневра. Возьмет он с собой конечно Пако и Гутиереса – и стратегия его понятна. Гутиерес – удавочных дел мастер, гарротой владеет в совершенстве4, что касается Пако, то этот бочкообразный мексиканец с двух рук метает ножи, и подпускать его к себе ближе, чем на десять ярдов – самоубийство чистейшее. Гутиерес-то для страховки нужен, если вдруг случится что-то из ряда вон выходящее, ну, у часового жизнь в запасе будет. Или Пако промахнется. Сам Леон предпочитает в работу этих двоих не вмешиваться, он им спины прикрывает – и ему, и им так спокойнее. Да и мне тоже, он кивнул головой. А вот Инго вызывает беспокойство, нет, если дело идет о прямом абордаже – тут все в порядке, возглавляемая им партия пройдет по палубе как надо – ураганом, и с теми же последствиями. Но дело-то в том, что предстоит им совсем другое – бой в кубрике, где не размахнуться и не разбежаться, да и света там будет чуть.

Но это не главное, он опустился на пол, и осторожно развернул кусок тряпки, принесенный с собой с берега. Все умение Леона и Инго не будут стоить и гнутого фартинга5, если не получится у него – а на нем четверо. Будем надеяться, что вахтенные на бортах поодиночке стоять не будут, скучно так, да и ни к чему по большому-то счету. Достав из ножен абордажную саблю, внимательно осмотрел лезвие, нет ли зазубрин, уж больно не хотелось повторения произошедшего полгода назад, тогда клинок сломался, нет, разлетелся на пополам, и хорошо, что рядом оказался Леон, выручил…

С этой саблей все в порядке, под правую руку, сталь отменная, чуть прищурясь, он разобрал клеймо – «Klingental», французская, стало быть. Гарда сплошная, полностью закрывает кисть. Он зачерпнул горсть золы и не спеша растер ее по клинку, еще раз внимательно осмотрел саблю и отложил ее в сторону. Теперь дага, многие совершают ошибку, ценя в ней только защитные свойства – а вот у его кинжала лезвие узкое и острие как у иглы. Теперь таких не делают – клеймо в виде щита, на котором буква «V» увенчанная короной – Толедо, мастер Педро де Вельмонте, семнадцатый век. Забавно, он даже нашел в себе силы улыбнуться – я, наполовину англичанин, нет, не англичанин – шотландец, наполовину испанец, сабля – французская, дага – итальянская. Пистолеты? О, пистолеты – это его особая гордость! Пистолеты бельгийские, клеймо в виде колонны – город Лютих, 1691 год. Ему было тогда двенадцать лет, его первое плавание на одном из кораблей торговой компании отца, шхуне «Веритас». Он первым (хотя и совершенно случайно) заметил тогда пирата, которому не хватило всего-то часа, чтобы нагнать их, но наступили сумерки, и им удалось ускользнуть, потерявшись на фоне береговой линии. На следующий день капитан торжественно вручил ему свои пистолеты. А спустя много лет, Лис еще раз улыбнулся, он вплотную познакомился с пиратскими обычаями. Так вот – лучшие пистолеты с захваченного корабля получал тот, кто его первым заметит. Капитан Фуэнтес, как оказалось, пиратские законы знал не хуже, а может, даже лучше испанских.

– Леон, – негромко уронил он в полумрак.

– Да, капитан? – мгновением спустя появился тот.

– Как люди? Готовы?

– За полчаса? Сам-то как думаешь? – штурман присел рядом.

– Зато испугаться не успеют.

– Exactement.

– Я хочу, – произнес он, не меняя тона, – чтобы ты, как только Инго с людьми войдет в кубрик, заклинил дверь.

– Que? – Леон непонимающе посмотрел на капитана.

– Если они перебьют всех идальго – и им хорошо, спокойно отдохнут, и нам – под ногами при отплытии путаться не будут. Но если победят испанцы – победа ничего им не даст – они будут блокированы в кубрике, и нам тоже не помешают. А в открытом море мы завершим начатое.

– Я тебя понял, – штурман кивнул. – Команде сказать?

– Нет.

– Le diable! Mais pourquoi?

– Mea vole, mea culpa. Пора.

Поднявшись по лестнице, у самого выхода он обернулся. В свете фонаря, пробивавшегося сквозь решетку люка, лица людей выглядели совсем уж демонически – полоса желтая, полоса черная. У некоторых желтая полоса была с пепельным оттенком – любому, даже отчаянному храбрецу, ведом страх. Это нормально и естественно – храбрость заключается не в отсутствии страха, а в умении его преодолевать.

Ave, Cesar, morituri te salutant! Вот только не походят они на гладиаторов, марширующих по арене цирка, идущих на смерть и смертью своей бравирующих. Потому как не готовы они умирать, а готовы цепляться за эту жизнь из последних сил. А сам-то? А сам-то я уже давно мертв.

Крышка люка от легкого нажима пошла вверх. Слева никого. Справа у мачты отчетливо виден испанец. Долгие три минуты он, не отрываясь, следил за ним, но ничего, тихо. Похоже, что спит на посту, оперся на алебарду и спит. Но где другой часовой, с левого борта?… Потом. Потом будешь думать, сейчас вперед. Лис выскользнул из люка, тенью метнувшись к спящему, нимало не заботясь о крышке, Леон подхватит, он следующий, это его проблема.

Встал прямо напротив часового, вплотную. Черт, не так, неправильно это. С другой стороны, а что бы ты делал, если бы он не спал? Давай, ты его еще разбуди, расшаркайся и предложи скрестить мечи. Вздохнув, он поудобнее перехватил дагу и нанес короткий и резкий удар чуть ниже панциря.

Он никогда не видел смерть так близко.

Когда идет абордаж, она конечно рядом, она в каждом ударе, но там, в горячке боя, не до нее – даже не так, там она всюду, а ты стараешься увернуться от нее и вовсю пытаешься на нее не смотреть, словно она – Медуза Горгона и одним своим взглядом способна превратить тебя в камень, а здесь…

А здесь он пробил испанца насквозь, он услышал, как острие даги еле слышно процарапало по внутренней части панциря. Глаза и рот часового распахнулись, зрачки мгновенно расширились, и взгляд еще живого человека встретился с его взглядом. В нем не было понимания конца, не было удивления, не было боли – он был пуст. Мгновение спустя зрачки начали терять цвет, мутнея и светлея одновременно, человек умирал прямо на глазах. Еще один вздох, и он понял, что всматривается в черноту не этого, а уже того света, а оттуда на него смотрит сама Смерть. Смотрит спокойно и без каких либо эмоций, она знает, она все знает – придет и его черед, а пока что живи. Если сможешь.

Очнувшись, он тряхнул головой, успев подхватить заваливающегося набок испанца, и сумел осторожно опустить его на палубу совершенно беззвучно. Быстро крутнулся на каблуках, одновременно присев – никого. Часового левого борта по-прежнему видно не было. Ну и ладно, скоро на корму пойдет Леон, если что, прихватят. А я дальше.

4

Гаррота (от исп. garrote – закручивание, затягивание) – петля с палкой.

5

Фартинг (от англ. farthing – четверть) – самая мелкая медная английская монета достоинством 1/4 пенни.