Страница 8 из 12
Когда Гриша вышел проводить Саню к вызванной машине, тот, обняв его обеими руками, абсолютно трезво и отчётливо сказал на ухо:
– Рад, что не ошибся в старом друге. Скоро твой дембель, старик. Бери своих и мотайте отсюда подальше.
– Куда? – попытался сообразить он.
– Да хоть к «Бениной маме»… Неужели ты до сих пор не понял в каком дерьме купаешься? Я своё место нашёл, а вам тут ловить нечего…
Не сразу пришло «созревание» в семью офицера, их готовность к отъезду, но через несколько лет они прощались с Москвой через стекло автобуса, который вёз их с железнодорожного вокзала в Шереметьево.
Тускло горели уличные фонари, начал накрапывать дождь. Грише перехотелось стоять у окна. Он подошёл к столу, подлил уже остывшего чаю, затем поднял слетевшую на пол газету и снова стал читать объявления. Сегодня он ездил в одну крупную строительную фирму, где даже поговорил с клерком по-русски. Тот, пытаясь быстрее отвязаться от очередного соискателя в конце рабочего дня, сунул ему просмотреть какой-то чертёж. Гриша понял это, но, увидев в нём ошибку, не удержался и исправил её. Потом заполнил анкету, услыхав на прощание обычное: ждите ответа.
– Папа, – позвала его дочь, – ну чего ты там сидишь один, иди к нам, сейчас фильм по телеку начнётся.
Гриша зашёл в гостиную, где удобно устроились на диване жена и дочь. Диктор уже объявил название старой, ещё из той жизни кинокартины, которую они все с удовольствием смотрели не раз.
Началась музыкальная увертюра, стремительная и радостная. И тут Гриша почувствовал, как всё в нём наливается злостью, каким-то протестом против всего, что окружало его в новой жизни, против этого уюта… Не в силах сдержать себя, срывая голос, он вдруг закричал:
– Дуры, какие же вы дуры! Неужели вам не понятно, что я так больше не могу?! Вы заняты. А я, здоровый мужик, должен жить на ваше подаяние?! Да разве вы знаете, что такое настоящая работа?.. Когда начинаешь её с ноля, с котлована, а потом всё поднимается, растёт вверх, как живое…
Он ходил по комнате и никак не мог сдержать ни резких движений, ни колючих слов, пока не пересёкся взглядом с женой… Она смотрела на него и плакала… Никогда раньше он не видел её в таком состоянии – это остановило его. Ещё дрожа от возбуждения, Гриша присел рядом, а она прильнула к нему. Осторожно поправила упавшие на лоб волосы, провела ладонью по щекам…
Он тяжело дышал… Ему было стыдно, горько и обидно, что не сумел сдержаться, выплеснул своё горе на них, самых близких и дорогих людей… Разве они виноваты, что не везёт ему, крутилось в голове.
– Пойду, прилягу, – сказал он вслух, – извините, я не знаю, что происходит со мной…
Закончился фильм, а за ним и программа новостей, когда зазвонил телефон. Кто это, так поздно, удивилась дочь, но трубку взяла.
– Простите, ради Бога, за поздний звонок – прозвучал мужской голос, – но я никак не мог раньше… Григорий Семёнович – это…
– Мой отец…
– Он служил в стройбате?
– Да.
Пожалуйста, разволновался голос, я вас очень прошу… позовите его к телефону. Он, наверное, спит, но поверьте – это очень важно…
– Папа, – растолкала Гришу дочка, – протягивая ему телефонную трубку. Ты не сердись, но тебя срочно просят…
– Меня? – удивился он, – слушаю вас, кто это?
– Товарищ майор, – разрешите обратиться, – рядовой Яков Цизмер на проводе…
– Цизмер?.. Откуда… Как вы нашли меня?.. – совсем растерялся Гриша.
– Это вы нашли, – стал объяснять Яков, – днём вы приходили в наш офис. У нас с отцом тут своя строительная фирма. Мне передали анкету и исправленный вами чертёж. Когда я показал его отцу, он сразу сказал:
– Чувствуется рука классного специалиста.
И я подтвердил это… Нам нужен такой инженер. Вы приняты на работу… Ждём вас завтра к девяти утра…
Зовут меня Изька
Маня услыхала знакомое, громкое урчание мотоцикла ещё на кухне. Она заправляла салат майонезом и, наскоро облизнув ложку, выбежала через комнату на балкон.
Дом их был старой постройки, небольшой, двухэтажный, где она с родителями жила на втором этаже. Со всех сторон его окружали деревья, а от подъезда, увитого вьюном, дорожка через палисадник вела к асфальтированной площадке. Там, уже успев снять с головы танковый шлем, улыбался её Изька. Смятые, чёрные кудри его волос упали на лоб, а широкие ноздри вдыхали в себя ароматы июльского дня. Отблески яркого света просачивались через крону ветвей и играли на широких скулах, выделяя толстые губы.
– Сиди так и не двигайся, – восторженно закричала Маня, – я мигом назад…
Она вернулась с фотоаппаратом в руках и стала щёлкать им, отправляя своего парня с сидения на багажник, за мотоцикл и рядом с ним, пока это не надоело ему.
– Мне зайти к тебе? – прервал её занятие Изя.
– Подожди, я сама выйду, – ответила Маня, – только приведу себя в порядок.
По своей привычке он ещё проверял тормоза и стучал по колёсам ногой, когда она бесшумно прильнула к нему сзади. Взъерошив волосы, Маня прикрыла его глаза своими ладонями. Они пахли духами и таким родным, домашним запахом, что Изя, не в силах вынести это испытание, сразу повернулся к ней. Притянув к себе, стал целовать её шею, щёки, губы…
– Изька, ты задушишь меня, – мягко отталкивала его довольная Маня, тут же люди кругом…
– Ну и пусть, где они? – не унимался он, – пусть смотрят, как я люблю тебя. С днём рождения, Манечка, протянул ей заранее спрятанный в кустах букет цветов, а главный подарок будет вечером. В ответ он поймал радостный взгляд, и уже не мог оторваться от её глаз. Теперь только розы отделяли их друг от друга. Двадцать два ярко-красных бутона – столько лет ей стукнуло в этот день.
Познакомились они перед школьными выпускными экзаменами. Он ожидал приятеля после консультации в коридоре, но в гурьбе вышедших из класса ребят, сначала увидел её. Девушка чуть ниже среднего роста шла с туго набитым портфелем, который сильно оттягивал руку. Ему от этого так стало не по себе, что он сразу подошёл к ней и предложил:
– Давай помогу. Потом представился: зовут меня Изька.
Она остановилась, внимательно посмотрела на него и… отдала свою ношу.
Был он старше на год и учился в последнем классе вечерней школы. Знакомство перешло во встречи и совсем скоро они почувствовали, что с каждым днём их всё сильнее тянет друг к другу. Когда она поступила в техникум, а родители не всегда разрешали ей вечером выйти погулять, Изя всё равно подходил к дому. Маня открывала окно, или выходила на балкон, чтобы обменяться с ним взглядом… Этого было достаточно, чтобы потом выдержать весь следующий день до вечера. И тогда они убегали в кино, а в погожие дни бродили по городу, шептались и целовались на скамейке их любимого сквера.
Изя любил моторы – всё что ревело, трещало и заводилось. Окрестные ребята приводили к нему на ремонт велосипеды, а в шестнадцать лет он уже хорошо разбирался в мотоциклах и машинах. Недалеко от многоквартирного дома, где он жил с мамой, находился большой гараж какого-то предприятия, и всё свободное время он проводил там: смотрел, помогал, учился у мастеров. Но, получив аттестат зрелости, пошёл в подмастерья к знакомому сантехнику, чтобы получить ещё одну хорошую специальность, которую освоил довольно быстро. Теперь он мог собрать деньги на мотоцикл, о котором мечтал, и купил его перед призывом в армию. При этом с каждой получки баловал Манечку, а по другому он никогда её не называл, конфетами, да разными безделушками.
Срочную Изя отслужил механиком-водителем танка, стал сержантом. Каждую неделю писал подруге о своих делах и радовался её успехам. Теперь, после весенней демобилизации, они продолжали встречаться ежедневно.
– Так до вечера? – он снова завёл мотор, – я ведь к тебе с работы заехал. Бригадир попросил эту субботу отработать, потом отгул даст…
– Подожди, – перебила Маня, – я буду ждать тебя в понедельник.
– Почему? – насупился он, – день рождения у тебя сегодня…