Страница 2 из 3
Так какие же это были луки и руки?
Это были не мы, одряхлевшие телом и умом,
это были совсем другие люди!
Никто не знает, как возникает сила инерции
и как она испаряется…
Друг мой, историк, поэт и художник, так ты себя
называешь… Используй и соединяй анатомию
и другие науки, пытаясь познать себя и мир,
проходя по пыльным дорогам минувших столетий,
совершенствуя мысль и укрепляя свой дух.
Химические реакции, происходившие в моих предках
совершенно отличались от сегодняшних.
Ведь сказал же задумчиво один священник,
глядя на землю и звезды: «А, может быть, и химия?..»
А рыцарь Дитрих стал нищим бардом.
На городских и деревенских площадях
он пел, призывая людей укротить гордыню.
Он прожил долгую жизнь и был счастлив.
Он отдался божьей воле и укреплял свою,
Он не стремился судить других и узнать неведомое,
Он познавал себя и был счастлив.
Так Европа осталась на своем месте и расцвела.
А буйлэсан и харгана растут за моим домом,
в суровой и солоноватой степи…
Друг мой, историк, поэт и художник, так ты себя
называешь… Я зову тебя в степь.
Если выживешь – будешь жить!
И станешь – Историком, Поэтом и Художником.
А мир тебе покорится с радостью,
но и ты покоришься миру.
Так ты познаешь вкус прошлого, настоящего и будущего
и разницу между – казаться и Быть!
«То, что легко дается – непрочно…»
То, что легко дается – непрочно.
То, что легко дается – ненастоящее,
обманчиво, как мираж в пустыне.
То, что легко дается – делает человека гордым
и разрушает душу. Иллюзия радости испаряется.
Мне многое дается легко.
Я не люблю себя, берущего…
Мне нравится идти одному от горизонта
до горизонта и преодолевать преграды.
Мне нравится дробить скалы в пыль,
Мне нравится круто замешивать тяжелую пыль
водой из колодцев, выкопанных мной,
мне нравится ваять гармонию и пластику.
После меня остаются тоннели,
а впереди их цветут цветы и сверкает солнце.
Мне нравится трудится!
Я пользуюсь плодами трудов других людей,
отдавая взамен свои плоды.
Ничем иным я не пользуюсь и ничего другого не отдаю.
Так мы создаем относительно равенство,
Так мы даже можем спорить.
Ведь спор – это разговор на равных.
Только так мы можем проникать до сути вещей
и делать все до конца.
От этого нам легко и радостно!
Мы отдаем всем, но берем только у равных.
Других условий и отношений душа моя не приемлет.
И я ничего не беру у окружающих и их властителей.
Но почему они считают меня -
гордецом, злоумышленником и сумасшедшим?
«Судьба – как полет стрелы!»
Судьба – как полет стрелы!
Это большая редкость.
Больше ошибок, сломанных стрел,
смятений, опасений, спасений -
устройства своих делишек,
кардиограммы больного сердца
при вмещающем все желудке.
Судьба – как песня, пронизывающая душу!
Это большая редкость.
Больше сбиваний с такта, криков, вздохов, и выдохов,
измаранных нотных листов -
устройства своих делишек,
кудахтанья курицы над прошлогодним яйцом.
Судьба, как прекрасный стих,
разрешающий в одно мгновенье
сложнейшие проблемы и тугие узлы судеб!
Это большая редкость.
Больше выпрошенных денег, тщеславия, умысла,
облизанных задниц учителей и зализанных головенок учеников -
устройства своих делишек,
мяса из крашенного воска и соуса из цветных помоев.
Судьба – как полет стрелы, как песня, как стих,
как великое и радостное Дело,
после которого рождаются новые люди…
Это роскошная редкость!
Но больше устройства своих делишек
ради желудка и убийства потомков.
Сколько вокруг детоубийц!
«Верю – человеку…»
Верю – человеку нравится жить!
Верю – он делает то, что ему в радость.
Когда он делает то, что ему не в радость,
слова и дела его не поддаются
никаким законам физики.
Когда он делает то, что не в радость,
все вокруг начинает рушится и гнить…
Какая радость от упрямства,
умножающего страдания?
Неразрешимый вопрос!
И потому я смотрю на ласточек.
Как дружно и трепетно строят они жилище!
«В жизни случается всякое!»
В жизни случается всякое!
Сонорный звук
с мажорным звуком
нам дарят сладостный мотив.
Но, превращенные в мораль,
бесстыдно грабят наши души.
А автор пишет, упоенный
своим пророчеством и стилем,
совсем не ведая о том,
что мирно дремлющие звуки
Он в мародеров превратил
и изнасиловал себя.
В жизни случается всякое…
«Когда я парю в полете…»
Когда я парю в полете,
распластав сильные крылья,
то с голубого зенита
вижу людей и дороги…
Как длина и запутана
эта дорога.
Мне видна ее линия,
пролегшая через степи, тайгу и реки,
не признающая границ.
И не тени минувшего, а минувшая тень
мелькает по ней безысходно.
Он был воином и пастухом.
Он отправился в дорогу с берегов Онона,
и тяжелый колчан тяжелел на его бедре.
В оперениях стрел затаился свист,
на остриях – плач женщин и детей,
но там же дремало его далекое беспамятство.
Он направил коня на Восток, и дрогнула степь!
Он прошел сквозь стены городов
и опустошил тысячи колчанов!
Он развернул коня на Запад, и выплеснулись реки!
Он долго блуждал по горам, лесам и долинам,
смешивая народы и страны,
Он каждый день выпускал по колчану стрел!
Его волосы стали седыми,
лицо навсегда попало в сети морщин,
когда конь вынес его к берегу моря.
Он потерял счет колчанам и годам.
И стала его дорога запутанным
и нескончаемым арканом.
Но по ней же он вернулся домой.
Он не знал, что Земля круглая!
Стрелы, выпущенные им в молодости,
вонзались ему в спину уже на излете.
Души убитых вселялись в него,
он забыл свое имя и род, как и дорогу.
Сгнили его колчаны и заржавела сабля.
Дань ему отдавали бритоголовыми Учителями.
Они поставили его на колени.
А через семь столетий, жалкий и маленький,
он отправился по дороге звериного пьянства
и позора…
Но когда я парю в полете,
то вижу его дорогу -
самую длинную из всех дорог,
пройденных человеком!
Я ложусь на крыло, разворачиваясь в полете,
и вижу -
едва заметные линии, заросшие травой.
Они словно брошенный на планету аркан.
Там движется безысходно минувшая тень,
Которая совершенно отличается от сегодняшней…
«Каких послушников в стране…»
Каких послушников в стране
Союз Писателей взрастил…
Вокруг все послухи его,
Как рыбы скользкие притом!
Что слышат эти бедолаги?
«В краю вечнозеленых помидоров…»
В краю вечнозеленых помидоров,
Непуганых веками дураков,
Среди наивных, детских, разговоров
Не ощутишь ни рабства, ни оков,