Ядовитый привкус любви

— Катись к енотам, МакАлистер, у меня ещё целый день в запасе.

— Элизабет, — прорычал Кейн так... по-звериному, что мне пришлось скатиться с кровати, запутавшись в одеяле, и подойти к окну, — у твоего дома дежурит свора журналистов, будь лапочкой — открой дверь мужу!

— Вот чёрт, — простонала, отодвигая занавеску. — А ведь он прав.

За забором собралось по меньшей мере десятка два журналистов. Я же не президент, чтобы устраивать такую шумиху... так почему?

Прикусив губу, нервно набросила халат и едва не пересчитав ступеньки, пронеслась к двери. Странно, почему Мила уже поднялась? Ещё же восьми нет.

Примяв волосы, и подышав в кулачок — я же не хочу сразить мужа несвежим дыханием — открыла дверь.

Кейн мягко улыбнулся, делая шаг вперёд. Сразу защёлкали вспышки.

— Доброе утро, милая, — протянул МакАлистер и впился в мои губы, одновременно заталкивая внутрь и хлопая дверью.

Опешив от напора, не сразу сообразила, что не так: солнце стояло высоко.

— Нахалка мелкая, — зло прошипел он, бросая портфель и ключи на диван. — Я оставил Эрика, чтобы он за тобой приглядел, а вместо этого вы развлекались, да?!

Бросив на меня презрительный взгляд, он ушёл в ванную, громко хлопая дверью. Снова.

— И тебе с добрым утром, — вытерла губы, и пошла на запах еды.

— Добрый день, Элизабет, — тепло поприветствовала помощница. — Вы будете кофе, или сразу обедать сядете?

— Обедать?

— Ну да, — Мила поставила большую супницу на стол и повернулась: — сейчас два часа.

Утопив лицо в ладонях, едва не застонала: последний день свободы полетел ко всем чертям.

— А где дети? — удивлённо осмотрела помещение, вспоминая, что живу не одна.

— Так спят. Дети поели около часа назад, с жары их так разморило, что уснули сразу, едва их головы коснулись подушек, — хохотнув, Мила вытерла руки о полотенце и сняла фартук. — Вы кушайте, а я пойду пока вещи Алексы разберу, надо всё перегладить, всё же негоже девочке в мятом ходить.

— Оставьте, — подпёрла щёку рукой и откусила хрустящего каперса. — Она ещё маленькая, какая разница — мятые у неё штаны или нет, всё равно никто не видит. А вы, итак, уже многое делаете.

— Ну что вы, мне не сложно, — эта святая женщина поставила передо мной графин с соком. — Мятые вещи грубы, а кожа младенца очень нежная. Кстати, она постучала пальцем по лбу: — я совсем забыла вам сказать — на автоответчике много сообщений, и дважды звонила госпожа Мелания.

— Мама? — неуклюже подскочив, бросилась за телефоном. — Мила! — крикнула уже из коридора: — а мама что-нибудь передавала?

— Нет. Но... голос у неё был очень грустный. Простите, если сказала лишнего, — поспешно добавила она и ушла в детскую.

По пути в свою комнату столкнулась с Кейном, но проигнорировав вопросы просто сбросила руку и побежала дальше. Грустный голос, грустный голос, — билась в голове мысль. Боженька, пожалуйста, пусть с отцом всё будет хорошо. Только бы он не умер. Пожалуйста.

Телефон почему-то всё время выскальзывал из рук, так что я психанула и едва не разбила его об шкаф, хорошо, что он упал раньше, чем столкнулся с дверцей. Гудки падали куда-то в бесконечность, отсчитывая удары моего сердца.

— Да.

— Мама, — выдохнула, сползая на пол. — Что случилось?

В трубке послышались всхлипы, перемежаемые голосами врачей. В груди сжался тугой комок, не позволяющий ни вдохнуть, ни выдохнуть.

— Мам?

— Лиз, детка...

Нет, не может быть. Сжав трубку, подняла ошарашенный взгляд на вставшего в дверях Кейна.

— Мам, что с папой?

Кейн молча сел рядом и прислушался, но мне было всё равно на такую бесцеремонность. Всего одно слово. Я ждала только одного слова: — жив.

— Умер, — выдохнула мама, и разразилась новыми рыданиями.

— Нет. Не может быть, — губы не слушались. Я неосознанно сжала руку мужа, ища хоть какой-то поддержки. — Мамуль, это просто ошибка. Не может этого быть, — улыбнулась сквозь слёзы, сдерживая всхлип. — Врачи давали ему ещё полгода.

— Сегодня ночью ему стало хуже, — собралась мама. — Они не успели ничего сделать. Я... мне нужна твоя помощь, Лиз. Скоро его подготовят к отправке в штаты, мне надо будет заниматься похоронами.

— Да.

— Тебе нужно будет побыть с Вовой и Алексой несколько дней. Хорошо?

— Да.

— Девочка моя, — простонала мама. — Мы справимся, Рома не хотел бы, чтобы мы опускали руки и сдавались. С журналистами я разберусь сама, да и с фирмой тоже. Будь сильной, дочь.

— Да.

Отключив телефон, я ещё долго сидела глядя в одну точку, пока Кейн не поднял меня и не отнёс в кухню, закрывая дверь.

 — Выпей.

На стол плюхнулся стакан с тёмной жидкостью. Вяло мотнув головой, я вновь отвернулась к окну, наблюдая за пляшущими журналистами по ту сторону забора. Они так и не ушли. Как свора гиен, прибежали на запах добычи, или стая стервятников, ищущая гнильцы для поддержания собственной жизнедеятельности.

— Мне жаль. — Кейн сел напротив, накрыв мою руку ладонью.

Некстати вспомнилась похожая ситуация с Дениз, позавчера. Молча вытащила руку и сунула между колен.

— Что сказала твоя мать?

С трудом разлепила губы и прошептала:

— Похороны через три дня.

— Я не об этом, — спокойно парировал он. — Что вы намерены делать без... твоего отчима?

— Отца. Рома был мне отцом.

— Прости. Что вы намерены делать без отца? Кто будет заниматься финансовыми делами вашей семьи? Есть кто-то, кто может помочь твоей матери?

— Наверное, приедет Саша с Тау. Нам надо вернуться в дом.

— Зачем? — Кейн сделал кофе и поставил чашку передо мной, пододвигая сахарницу с рафинадом.

— Саша родная сестра отца, а Тау был его близким другом. Мама, наверное, займётся всеми делами сама.

Мой голос лился ровно, в нём не было даже намёка на эмоции. Странно слышать себя будто со стороны, словно я сижу в партере театра, наблюдая за безобразной игрой актёров идиотского спектакля.

А ведь правда: что будет с детьми? Кто будет за ними присматривать? И мама, она, конечно, помогала отцу, но основную работу он всё равно делал сам. К тому же... Вова.

— Мне надо сказать об этом Вове, — горячая слеза упала в ворот халата. — Я... я не знаю как ему сказать, Кейн. — Подняла на мужа глаза, ища в нём... что?

Что я ищу в лице этого мужчины? Почему мне важно его сочувствие? Пустой взгляд мужа скользил по кухне. Он точно избегал меня. Ну и пусть.

— Для начала тебе надо успокоиться и взять себя в руки, — он, наконец, обратил на меня внимание.

Мягкие губы были плотно поджаты и глаза, в его глазах читалось полное равнодушие к моей беде. Отвернувшись к окну, чтобы не разочароваться в нём ещё больше, сцепила пальцы в замок. Всё так. Мы женаты меньше месяца, он видит во мне лишь игрушку, не больше. Наверняка очень скоро он начнёт новую охоту, наплевав на договор.

— Мне нужно будет уехать.

Сожаление? Я даже повернулась, боясь, что мне послышалось.

— На похоронах ты должен присутствовать. Иначе журналисты раздуют новый скандал, придумав очередную байку. Маме сейчас совершенно не нужны эти сплетни.

— Ты должна была подумать об этом, когда целовалась с моим другом, — зло усмехнулся Кейн, поводя носом: запах супа чувствовался даже сквозь крышку супницы.

— Ты идиот. Прежде чем оставлять в моём доме эту сволочь, надо было прикинуть все варианты развития событий. Во-первых, Эрик — гей, во-вторых, он сам меня поцеловал. Наверняка это происки твоей псины.

— Только из сочувствия к твоему горю, — поднялся Кейн, расставляя тарелки, — я промолчу на этот выпад. Ты сейчас не в себе и плохо соображаешь. Зачем Дениз это делать? Она знает, что вмешиваться в мои отношения не имеет права.

— Ты действительно идиот, или прикидываешься? — прошипела, сминая салфетку. — Твоя Дениз ещё та змея. Раскинь мозгами — отчего журналисты были у моего дома именно в тот день, когда ты оставил Эрика? Я вижу, что тебя совсем не волнует его поцелуй, — обида и злость, увеличенные горем от потери отца совсем сорвали тормоза.