Страница 12 из 14
А в Германии наоборот – все живут исключительно по правилам…
Удивителен и разнообразен мир Пространства.
Но еще более удивителен мир Времени.
Так вот, похоже, когда наступает время понимать.
Понимать Время.
Прошлое и настоящее.
Всесильна и загадочна эта субстанция.
Все в мире имеет начало и конец (кроме бесконечности и окружности).
Одно противостоит другому: верх – низ, плюс – минус…
А вот время не течет вспять, хотя этого хочется более всего.
Но ведь если есть мир Прошлого, есть Настоящее и представления о Будущем и настоящее является точкой отсчета, должна же быть, нет, обязательно существует возможность узнать и вновь прожить Прошлое… Те же писатели-фантасты уже давно освоили путешествия во Времени…
И разве не переживаем мы прошлое, когда становимся дедушками и бабушками?..
В начале нового века у Светланы родилась дочь. Александр с Еленой долго не могли привыкнуть к своему новому статусу. Радовались маленькому человечку с удивительно пронзительными глазами, изучающими их и, казалось, знающими неведомое или забытое ими, нянчились (как когда-то с ними? трудно поверить, что и они были маленькими), постепенно вводя маленького человека, новую душу в мир, о котором сами уже не думали, что он так хорош, как внушали новорожденной…
Вот, смотри, какая зелененькая травка…
А это такой красивый цветочек....
Листик желтый и звонкий…
Холодные снежинки, правда, девочка?..
И взгляд внучки с каждым днем взросления становился не столь пристальным, утрачивая пугающую проницательность сокровенного знания.
Зато получались: первая улыбка, первое «агу», первые шаги, первые слова…
И однажды Жовнер, теперь уже дедушка, вдруг понял, что, в сущности, наблюдая этого человечка, он переживает свое прошлое… Так же когда-то вводили его в этот мир мать и отец и его бабушки и дедушка, пусть в другом месте, в другое время, но ведь все было так же…
И вот теперь девочка Софья, в которой есть что-то и от него, повторит его путь познания этого мира и себя… Не с детьми – именно с внуками возвращается прошлое. Жизнь детей проходит параллельно: ты еще молод, полон амбиций, нерастраченной энергии и азарта, ты еще способен тратить свою любовь на второстепенное, занят собой и, как правило, совсем не знаешь, чем живет твой ребенок… Вот чем жила его дочь?.. Что он мог сейчас вспомнить из ее прошлого?.. Кое-что из поры ее детства: катание на санках или поездки в цветущую степь… Потом тревога: как бы чего не случилось в этом магнитом притягивающем ее дворе… Подростковую строптивость, когда непонимание собственной дочери дошло до высшей точки, после которой она совсем отдалилась, стала жить своей жизнью. Из-за страха за нее заставляя ее жить по своему распорядку, он тем самым еще более отдалял ее… Впрочем, у него есть оправдание – юность дочери выпала как раз на время перемен…
Хотя какие могут быть оправдания, когда речь идет о другом человеке, о другой душе… За то, что заняты были собой, их поколению и нести крест вины перед собственными детьми…
Но не только вина перед детьми заставляет нас не жалеть время на внуков. На самом деле мы вновь пытаемся прожить собственные рождение, детство, юность… И даже зрелость многим дано повторить. Вот только старость проживается каждым всего один раз…
…Эк тебя занесло, Александр Иванович…
Девица все еще говорила по телефону, у нее, наверное, немало тех, кому она должна была сообщить новость.
Все так же накатывал и обтекал их ревущий спешащий вал.
Ничего более не оставалось, как вспоминать прошлое…
Черное и белое
Желаемое, если оно не надуманное, конечно, сбывается. Но вот у каждого в свой срок. У кого-то – не успеет и пожелать, а у кого-то уже и забудет, да вдруг – нате вам… У Жовнера (он это заметил, когда перевалил свои полвека) желаемое сбывалось всегда со значительным запозданием. И приходило не тогда, когда он страстно этого хотел, страдая и торопя время, а когда остывал, успокаивался и готов был принять некогда желаемое, как радующее, но уже не вызывающее хвастливой гордости событие.
Первую книжку он хотел издать в Красноярске к своему тридцатилетию, как раз, как он считал, сложилась вполне приличная. Но не получилось. Когда стал участником Всесоюзного совещания молодых писателей СССР (где встретился с Баяром Согжитовым: надо же, двое из Иркутского политеха, из «Хвоста Пегаса» на таком форуме!) и его рукопись была рекомендована и в журнал, и в издательство, казалось, желаемое осуществилось… Вот они – публикации, книжка – и он член Союза писателей. У Баяра действительно скоро вышел сборник стихов, и он реализовал свою мечту, став членом творческого союза, а у Жовнера все не складывалось.
Наконец не в столичном – в краевом издательстве вышла первая долгожданная книжка, но уже началась перестройка, перемены, появились иные манящие ориентиры. Жизнь стала походить на увлекательный роман, ее гораздо интереснее было проживать, чем сочинять, и он жил, и совсем не тянуло к письменному столу…
Думал, никогда больше и не потянет, но ошибся. Когда новизна событий, отношений, ценностей, привнесенных из капиталистического загнивающего, но пока не загнившего Запада, невиданное при социализме изобилие товаров перестали кружить голову, вновь стало интересно сводить разрозненные впечатления, находить тайную и истинную логику перемен. Но теперь остались в прошлом не только рецензенты, редакторы, цензоры и гонорары, теперь он сам мог издавать свои книги, не думая, понравятся ли они еще кому-то, кроме него. И он издал, не ожидая поощрения и славы, но члены урезанной и утратившей привилегии и свою привлекательную недоступность, но все же сохранившейся писательской организации стали убеждать его в необходимости вступления в свой профсоюз, все еще веря, что вернется его былая мощь.
Он задал тогда немыслимый прежде вопрос: а зачем ему красная корочка этой организации?.. В Советском Союзе удостоверение члена Союза писателей СССР давало немало материальных благ. Прежде всего, возможность регулярно выпускать книги, получать гонорар за них и выступления выше, чем у не членов Союза. Кроме того, оно давало право отдыхать на творческих дачах, включая знаменитое Переделкино, и в санаториях, принадлежащих писателям. Член союза к тому же имел право на дополнительную (для рабочего кабинета) жилплощадь.
Наконец, это была узаконенная возможность не ходить ни на какую службу, а быть свободным человеком.
Да и почет, уважение, которым пользовались писатели и в народе, и у власти, значили немало.
В новой России творческие союзы приравняли к любительским обществам. Многотысячная армия профессионалов, мастеров слова, вдруг оказалась никому не нужной: вал переводной литературы хлынул из-за рубежей уменьшившейся в размерах страны, удовлетворяя давнюю склонность ко всему заграничному, запретному. Жовнер сам кинулся утолять интеллектуальный голод, не уставая повторять, что доступность к любой информации и есть самое главное приобретение нового времени, потому что в пору жадной на знания юности вместо оригинальных произведений зарубежных, да и доморощенных, но запрещенных авторов ему приходилось читать лишь критику на них.
Желание иметь писательское удостоверение (и пользоваться привилегиями) осталось вместе с большой страной в прошлом, но тем не менее он поддался уговорам, вступил в союз, отдавая себе отчет, что, хочет того он или нет, его жизнь неотделима от этой профессии.
Тем более теперь, с появлением литературного журнала, который он редактировал и издавал.
Первое впечатление об «инженерах человеческих душ» он сложил в Иркутске, когда Борис Иванович Черников вдруг решил их с Баяром Согжитовым ввести в круг умных и снисходительных собеседников.