Искажение

Сам Гаап обнаружился у алтаря, облачённый в длинную коричневую рясу с очень широким воротом. Подойдя ближе, Ксана поняла, что ряса сделана из грубой ткани, а подпоясывался Гаап простой верёвкой. Он сидел у стены, на каменной скамье и держал в руке оловянный кубок с водой. На появление женщины не среагировал: не поднялся, не поздоровался.

– Я пришла принести клятву, – произнесла она, глядя на Гаапа в упор.

Тот улыбнулся, смягчив черты ястребиного лица, но не повернул головы.

– Клятву, – повторила женщина.

И опять никакой реакции.

Ксана немного подождала, недоумевая, а затем уточнила:

– Я хочу принести вам клятву, баал Гаап.

И вот тогда мужчина ответил – скрипучим голосом:

– Не только её.

– Вы хотите большего?

– Клятва – это всегда большее, – он поднялся и сделал несколько маленьких шагов вдоль стены, оставив кубок на скамье. – Клятва – это не только слова, Ксана, клятва – это покорность.

– Я понимаю, баал Гаап.

– Уверена?

До сих пор в ней говорили лютый гнев, яростная обида и жуткое унижение. До сих пор она не думала, а просто шла туда, где сможет отыскать не утешение, но месть. Ксана жаждала крови и лишь сейчас вспомнила, что всё на свете требует платы.

– Что означает покорность?

– Ты хочешь подумать ещё, или мы начинаем церемонию?

И женщина поняла, что ей предоставлен последний шанс остановиться. Самый последний. Клятва сделает её другой, отвратит от жизни, которую она вела, и подарит новый мир. Ещё не познанный, но уже пугающий. Однако сейчас это обстоятельство не имело значения, потому что Ксана знала – клятва сделает её сильной и позволит расплатиться за пережитое.

– Я принесу клятву, чего бы мне это ни стоило, – твёрдо сказала женщина. – Мне нужна сила.

– Она туманит голову, да? – прищурился Гаап.

– Скорее, делает ясной.

– Сила позволяет добиться многого, но действительно ли ты готова заплатить любую цену за обретение возможности достичь любой цели?

– Что значит – любую цену?

– Ту, которую я назову. Ту, которую потребует с тебя Ша за разрешение пить из нескончаемого источника…

– Я уже брала силу!

– Но отказывалась меняться…

– Эта сука сопротивляется! – неожиданно выкрикнула Ксана, и Гаап рассмеялся.

– Такой ты мне нравишься больше, моя прекрасная ведьма, гораздо больше.

«Надо остановиться! – простонала про себя Ксана. – Герман…»

Но обида туманила голову и удесятеряла силу холодной Ксаны. У которой раздувались ноздри от жажды крови, которая чуяла разлитую вокруг силу и стремилась к ней, для которой любая цена не значила ничего…

– Дай мне силу, Гаап, – прошептала она. – И прими мою покорность!

А силы здесь полно – сила тёмной и необыкновенно мощной энергии Ша. Сила клубилась в углах, скользила по стенам, обрамляя ужасающие барельефы резкими тенями, ласкала ноги Ксаны и поднималась чуть выше, вызывая сладкое предвкушение.

– Прими мою покорность…

Баал резко обернулся и приблизился так, что их глаза разделяло не более двадцати сантиметров. Приблизился и вцепился ей в плечо крепкими, жёсткими пальцами.

– Скажи, что ты хочешь!

– Я хочу…

– Скажи, что мечтаешь о могуществе Тьмы!

– Я мечтаю…

– Скажи, что жаждешь Зла…

«Остановись!»

Но другая, новая Ксана не среагировала на отчаянный возглас Ксаны прежней.

– Я жажду, баал, – прошептала она, преданно глядя в ястребиное лицо. Плечо пронзала боль. – Прими мою покорность, умоляю.

– Раздевайся.

Гаап не отвернулся, но Ксане было всё равно. Она чуть улыбнулась, выпрямилась, спокойно расстегнула и сбросила на пол платье, скинула туфли, поставила левую ногу на скамью и сняла чулок, затем обнажила правую ногу и лишь после этого избавилась от трусиков.

– Раньше ты носила лифчики, – заметил Гаап.

– С недавних пор я могу вновь обходиться без них, – усмехнулась в ответ Ксана и чуть качнула грудью. – Она поднялась.

– Хорошо быть ведьмой?

– Мне нравится.

– Тогда выпей.

Он указал на чашу, что оставил на скамье, но сейчас в ней была не вода.

– Это кровь?

– Ещё нет, – покачал головой Гаап. – Это Тьма и твоё Зло, женщина. Чернота Отражения и горе, которое стало ненавистью. Это твоё желание стать новой и обрести силу. Это прокисшее вино, выдавленное из отравленного винограда. Это яд, которым пропитается твоя жизнь…

Он поднёс чашу к её губам, и Ксану передёрнуло от резкого, отвратительного запаха гниения.

– Это смерть, которую ты принесёшь в мир…

Ксана сделала глоток. В голове зашумело.

– …жестокость, которая станет твоей сутью…

Второй глоток дался труднее, внутри начались болезненные спазмы, зато голос первой Ксаны окончательно затих.

– …твоя покорность принять из моих рук всё, что угодно!

Третий глоток получился самым кошмарным. В нём появился привкус всех смертных грехов, и, сделав его, Ксана решила, что умерла. Проклятая жидкость растеклась по телу раскалённой лавой, сжигая всё, что было Ксаной. Не убивала – в пылающем внутри огне Ксана чувствовала новую себя и дикую, необузданную силу. Чарующую силу, обещающую невозможное могущество. Свою силу.

– Что дальше? – пролепетала она, с трудом ворочая языком.

– Дальше золото с раскалённой бронзой.

– Я должна его съесть?

– Ты должна его стерпеть.

Из маленькой дверцы вышли и приблизились женщины в чёрных одеяниях, оставляющих открытыми лишь руки и глаза. Первая несла тигель, в котором пузырилась золотая масса, в руке второй Ксана увидела стилус, больше похожий на стилет.

– Ты готова?

– Да.

Стилус погрузился в тигель, женщина чуть помедлила, позволяя Ксане «насладиться» видом расплавленного металла, а затем прочертила на её плече первую линию.

Если бы не лава, которая жгла Ксану изнутри, она ни за что не вынесла бы пытки. Раскалённое золото резануло по коже. Потом ещё! И ещё! Невыносимая боль требовала выхода, хотелось кричать, но Ксана удержалась. Сжала пальцы в кулаки, заскрипела зубами, прокусила губу, но удержалась и дождалась окончания церемонии, больше похожей на экзекуцию. Получила печать на левое плечо.

А дальше…

– Выпей вина. – Гаап вновь поднёс к губам Ксаны чашу, но на сей раз в ней оказалось плотное, терпкое и очень вкусное красное. – Тебе нужны силы.

– Для чего? – едва слышно спросила женщина.

Она едва стояла на ногах.

– Остался заключительный этап церемонии.

– Какой?

– Кровь.

– Я должна скрепить наш договор кровью?

– Да.

– Хорошо.

– Но не своей.

«Сотрудники» ввели в зал обнажённого Германа.

А Ксана даже не вскрикнула. Не смогла. Окаменела, увидев мужчину, и лишь через минуту, не меньше, сумела прошептать:

– Это жестоко.

– А я тебя не в детский театр нанимаю, – спокойно ответил Гаап.

Герман изумлённо смотрел на женщину, но молчал. Хотел что-то сказать, Ксана видела артикуляцию, но молчал – баал отнял у него голос.

Оставил только взгляд…

– Я могу отказаться? – прошептала Ксана. Та, которую ещё не сожгла раскалённая лава.

– Можешь.

– И что будет?

– Ты уйдёшь, – неожиданно для женщины ответил Гаап.

– Просто уйду?

– И будешь до конца жизни носить мою Печать, – усмехнулся баал. – И будешь плакать по ночам, вспоминая прикосновение к силе. И перережешь себе вены, меньше чем через неделю.

– Ты не можешь так поступить со мной. – Ксана смотрела на Германа, и из её прекрасных глаз текли крупные слёзы. В которых отражалась её любовь.

– Я уже так поступил с тобой.

– Пожалуйста…

– Я сделал всё, что мог – он молчит, – Гаап кивнул на мужчину. – Но можно вернуть ему голос…

– Нет! Не надо, пожалуйста, только не это!

– Согласен… – Баал нежно провёл рукой по полной груди Ксаны, задержался, чуть сдавил сосок, а потом потянул его на себя. Герман смотрел на парочку с яростью. – Ты можешь уйти, Ксана, но он останется в любом случае. Он – твоя плата за возможность обрести силу или за возможность уйти. Ты сделаешь выбор, плата будет взята. – Гаап поцеловал женщину в плечо. И вложил ей в руку кинжал. – Не ошибись.