Страница 11 из 20
– Так если «невозможно», о чем тогда говорить?
– Заметь, я сказал «практически невозможно», хотя твоему мозгу сейчас на это наплевать. Он ищет знакомые слова. Кстати, слово: «невозможно» – одно из самых прочных оков твоей жизни. Как правило, все дети знают, что именно делать невозможно, потому что их так научили. Потому что они так жили. Потому что они так привыкли. Так записана их программа. Знаешь, когда я был в Таиланде, я гостил в деревне, где издревле дрессировали слонов. Я, кстати, до сих пор не понимаю, как они учат их играть в футбол и метать дротики, но больше всего меня поразило другое… Скажи, слон может вырвать воткнутую в землю человеком палку, колышек, к которому он привязан?
– Конечно, может! Глупый вопрос!
– Глупый вопрос для того, кто знает что-то большее, чем тот самый слон. Так вот, я удивился тому, что несколько слонов были привязаны к воткнутым в землю колышкам. Это были щепки! Щепки по сравнению с теми бревнами, которые они могли ворочать! Но слон! Он даже не пытался. Ходил просто вокруг! Я спросил у тайца – почему? Оказывается, к этой палке его привязывали тогда, когда он был еще маленьким слоненком и действительно не мог ее вырвать! И он привык к этому колышку и к этому месту! Он даже не пытается! Для него это «невозможно»! И это не «как бы так», это действительно так! Пока «невозможно» есть в твоей голове, ничего не произойдет!
Олег укутался плотнее в халат. Мурашки пробежали по его спине. Он словно бы физически почувствовал колышки, которыми был привязан к своим ежедневным мыслям и действиям. Его мир был так четко очерчен, что иногда он даже задавал себе вопрос из фильма «13-й этаж»: «А есть ли что-то за этим ограждением?» Он нанимал на работу одинаковых людей со знакомыми для него «тараканами» и характерами. Он строил планы, опираясь на прошлый опыт, составлял первое мнение о людях, исходя из того, на кого из уже знакомых или хотя бы киногероев они похожи. Ходил в одни и те же магазины и рестораны, предпочитал одни фирмы в одежде. Блин! Вот тоже они – эти колышки – скидочные карты этих заведений и улыбки знакомых продавцов…
Михаил присел рядом.
– Я понимаю, о чем ты думаешь. У тебя будет еще время. И я знаю, что ты хочешь узнать. Кто вбивает эти колышки, и можно ли обойтись без них? Я хочу сделать аналогию еще более понятной. В детстве за тебя вбивают колышки родители. По какому принципу? Чтобы место было безопасным и могло кормить тебя. Как они его ищут? Зачастую это место показали их родители, а тем – их… и так далее. Например, «ты должен найти хорошую работу и всю жизнь за нее держаться», «женщин нужно держать в строгости и постоянно контролировать», или «все мужики только и думают о том, как спрыгнуть налево»… Ты везде будешь искать эти колышки и подтверждение этим словам. Если полянка довольно свободная и на ней достаточно травы, которая успевает вырастать и кормить тебя, ты даже не будешь искать другую полянку. Если корм закончится – ты можешь даже умереть. Опять же, если родители не сказали тебе – «если еда закончится – ищи другую поляну». При этом в ста метрах могут быть поля с отборной пшеницей, но ты не пойдешь туда. Тебе не сказали об этом, да и не научили спрашивать. Поверь – ты будешь всегда есть ту же траву, которую ели твои отцы и деды… Есть немного способов согнать тебя с этой поляны. Один из них – «Путешествие». Но отправиться в него ты сможешь, только если я пойму, что ты готов вырвать старые колышки, вокруг которых уже и земля-то вся тобою вытоптана.
Оделся. Вышел. Попрощался с Михаилом. Открыл машину. Прогрел ее. Включил музыку. Тронулся. Навигатор показывал стрелочкой место, где находится его цель – дом. Таинственный Каменный остров, хранящий тайны его неведомых хозяев, довольно быстро скрылся в зеркалах заднего вида. Знакомые пейзажи, словно записанные на пленку, промелькнули за окном. Парковка. Кивок сторожу и дежурное «спокойной ночи!». Двести пятьдесят два шага до подъезда и три этажа пешком. Поворот ключа. Свет правой рукой. Ботинки. Шкаф. Стол. Ручка. Тетрадка.
«Еще с утра я был уверен, что у меня все в порядке. Хороший бизнес. Вполне достаточно денег. Есть возможность отдыхать в экзотических странах. Друзья. Воспоминания о былой любви и надежда на будущую… Мир потускнел. Блин. Бред. Я не писал ничего в тетрадки… наверное, с университета. Пишу, потому что нащупал что-то важное. Я не двигаюсь… Не двигаюсь уже несколько лет. Все, что важного произошло в моей жизни, произошло давно. Сейчас я просто пожинаю плоды своих предыдущих побед. Хотя, наверное, рановато.
Если объективно… Доход от бизнеса все меньше с каждым месяцем, а расходы растут. Проект с иностранцами завис. Катя от меня ушла. И я понимаю, что я просто стал скучен для нее. Я делаю вид, что хочу найти новую, настоящую любовь, но на самом деле боюсь. Боюсь снова разочароваться. Боюсь ухода тех моментов, когда каждый миг общения с любимым человеком хочется продлить навечно, когда каждое новое “да” так возбуждает и хочется услышать следующее. Но когда все “да” уже сказаны, остается только придумывать новые “нет”, чтобы преодолевать их вместе. А время – его вдруг становится так много, что приходится находить все новые и новые способы его убить… Когда они кончаются или надоедают, время начинает убивать тебя…
Неужели так должно быть? Этот сценарий крутится во мне еще с пятнадцати лет. Каждый новый виток становится все более изощренным, но финал один – скука.
И мне даже, если честно, не хочется влюбляться и любить. Да я и сам скучен для себя. В моей жизни не происходит ничего нового. Очередной виток работы. Ничего не изменилось, по сути, с тех пор, как я работал следаком. Тогда был маленький грязный кабинет, маленькая зарплата, работа от заката до рассвета. Уходя на вольные хлеба, мечтал о свободе. Получил чистый кабинет, побольше зарплату и работу от рассвета до заката. Мечтал начать свой бизнес и стать наконец-таки свободным. И вот, мечта сбылась. Побольше кабинет. Значительно больше зарплата. Работа снова от заката до рассвета, а потом еще от рассвета до заката. Когда надо – и в выходные. Не бросишь же бизнес. Теперь я отвечаю за него вдесятеро. Еще и за своих сотрудников. Каждый, как и положено, делает вид, что предан, как собака, но в действительности ищет возможности меньше сделать и больше получить.
Слово “свобода” означает сейчас, что никто не спросит, почему я пришел поздно на работу, а вчера вообще на ней не был. Правда, про свою зарплату никто спросить не забудет. Да и завтра, если со мной что-то случится – болезнь или авария, – денег хватит совсем ненадолго. Вот и просыпаюсь ночью в каком-нибудь кошмаре, где я потерпел крах или моя уборщица стала моим начальником. А огромный госаппарат, который кормится моими налогами, периодически наносит удары и смотрит – встану или нет. А это напряженное ожидание очередной проверки, когда знаешь, что каждый приходящий руководствуется принципом “был бы человек хороший, а проблема найдется”, причем с единственной целью – срубить бабла на свою свободу. И всем наплевать, сколько бессонных ночей ты потратил, чтобы вырастить это детище, сколько денег вложил, сколько нервов убил, обивая пороги и налаживая связи. Каждый норовит залезть в твой карман и освободить его от максимально возможного количества денег. И каждый второй считает, что ты барыга и хапуга и наворовал свои миллионы, и если завтра начнется революция – тебя раскулачат и пустят по миру.
Если даже в отпуске не можешь расслабиться, а по возвращении еще неделю присматриваешься, не совершен ли переворот в твое отсутствие. Свобода ли это?
Моя мать продолжает спиваться, и я ничего не могу с этим сделать. Я редко приезжаю к ней и редко звоню. Мне просто страшно. Страшно видеть любимого человека в таком состоянии. Когда я вижу ее со стеклянными глазами, грязными волосами, в обляпанной грязью и кровью одежде, с сигаретой в зубах – мне кажется, что это не она. Это дьявол в нее вселился. Мне хочется убить этого дьявола, а вместо этого я ору на нее, хватаю ее за руки, трясу как грушу. Она лепечет в ответ оправдания и обещания, но никогда не выполняет их. Я злюсь и хлопаю дверью. Потом слезы душат меня. Я люблю ее, но не могу этого сказать. Я жду, когда она опомнится. Это происходит. Иногда. В эти дни она строит планы на будущее. Дает обещания и надежду. А потом все заново. И с каждым разом она выглядит все хуже и хуже. Каждый запой старит ее на несколько месяцев, а может, и лет. Я не могу ничего с этим сделать и в бессильной злобе грублю ей.