Время вьюги. Трилогия

  - Зачем? - невозмутимо поинтересовалась Элейна и вернулась к раскатыванию теста.

  Койанисс едва не ответил "чтоб было чисто", но вовремя прикусил язык. В прошлый раз при этих словах с Элейной приключилась самая настоящая истерика.

  - Я посмотрю, может быть, там завалялось что-то полезное.

  - Может быть, - равнодушно отозвалась жена. - Кстати, ты давно начал ходить во сне?

  - Что?

  - Ты третью ночь меня до полусмерти пугаешь. Стоишь как статуя у окна и полночи смотришь в сад на кусты.

  "Бесы дери, да не могу я стоять у окна и пялиться в сад, потому что я до рассвета трясусь под одеялом и думы думаю! И еще я не могу пугать вас потому, что после заката вас здесь просто нет..."

  - Милая, ты уверена?

  - Койанисс, я не знаю, как ты шею не свернул, когда в сад спускался. Я двери спальни после этого запирать начала. Да, я уверена. А что тебя удивляет?

  - Нет, ничего. Я приму снотворное.

  - Прими. Иначе я этот проклятый шиповник просто выкорчую. Что за интерес часами смотреть на облетевший куст, я не понимаю!

  Да облетевший куст с каждым днем цвел все ярче и пышнее. Как будто вытягивал все соки из обитателей дома и оживал сам.

  - Что ты в нем нашел, я не понимаю!

  "Нет, это я не понимаю".

  Койанисс без дальнейших объяснений убрался на чердак. Пожалуй, если бы происходящее и впрямь сводилось бы только к его сумасшествию, он бы обрадовался. Но в голове у него накрепко засела мысль, что, как бы странно он себя ни вел, а Элейна все же ведет себя страннее. Иногда его даже посещало очень страшное подозрение, что это не его жена. Нет, она выглядела как Элейна. Говорила голосом Элейны. У них была одинаковая походка и одинаковый аромат духов, даже одинаковая манера склонять голову чуть набок, глядя на собеседника.

  Только она почему-то оперировала вещами, которые Элейна знать не могла. Когда она в первый раз в очень спокойном тоне сообщила, что будущее не меняется, в ответ на какую-то его пустяковую реплику вроде того, что не грех бы подумать о школе для Маргери, Койанисс чуть дара речи не лишился.

  Элейна - образованная барышня из Аэрдис - не могла так говорить и думать. В Аэрдис все, что хоть как-то касалось вероятностных манипуляций, проходило где-то по грани науки и смертного греха, с сильным уклоном в сторону последнего. И Элейна никогда не интересовалась ни аксиомой Тильвара, ни следствиями, которые из нее вытекали.

  Чем дольше Койанисс размышлял, тем меньше эти мысли ему нравились.

  Чердак, пожалуй, оставался единственным местом в доме, куда Элейна с ее пристрастием к чистоте так и не добралась, поэтому там до сих пор мирно пылились реликты от прежних хозяев - стулья с поломанными спинками, сдутые кожаные мячи, какие-то лоскутные одеяла и прочие осколки чьей-то мирной жизни. Койанисс, подсвечивая путь масляной лампой - единственное чердачное окошко, явно сто лет не мытое и расположенное в дальнем от лестницы конце помещения, света не давало практически никакого. Так, мутный сероватый полумрак среди мрака. Маг пробрался к середине комнаты, аккуратно переступая через завалы старой мебели, пару раз чихнул, и посветил во все стороны. Какие-то плюшевые игрушки здесь остались, но маг бы скорее умер, чем дал бы Маргери в руки такую антисанитарию. В углу, как ни странно, спряталась самая натуральная прялка. Койанисс такие только в Рэде видел и был убежден, что до Аэрдис эти пережитки прошлых веков не дошли, однако, как оказалось, переоценил мировой прогресс. Все колесо утопало в паутине. Маг пауков не боялся, но на всякий случай провел рукой по волосам, чтобы убедиться, что ничего лишнего на него с потолка не приземлилось.

  Ничего ценного на чердаке, увы, не наблюдалось. Оставалось или сидеть здесь в полумраке, глядя на желтый круг света от лампы и гадая, что же такое происходит, или спускаться к Элейне с ее "мы хорошие подданные".

  "А все-таки, когда у меня заканчивается отпуск?"

  Койанисс изо всех сил напрягал память, пытаясь понять, когда он подписывал бумаги, по которым смог сюда приехать. И, как ни бился, вспомнить не мог. Как будто из его прошлого вырвали неаккуратный клок, где-то между похоронками, полученными на Элейну и Маргери, и его ночным забегом по лесу. А между этими двумя точками - безбрежная чернота. В сложившейся ситуации беспокоило его и то, что неделю назад он еще помнил, что делал во Мгле и как поворачивал время. Сейчас он знал, что это делал - вернее, помнил, что неделю назад был в этом уверен и совершенно спокоен за истинность воспоминания - но само воспоминание теперь скорее походило на сон во сне.

  Маг еще с полчаса покопался в голове и пришел к печальному, но ожидаемому выводу, что не помнит ни дат отпуска, ни человека, поставившего подпись под нужной для этого бумагой, ни самой бумаги. Возможно, она в сложенном виде лежала в метрике, но вот куда он сунул метрику после того, как прогнал жандармов?

  Койанисс вздохнул, признавая полную и безоговорочную капитуляцию. На двадцать пятом году жизни мамино пророчество его все-таки догнало.

  Взгляд мага упал на какие-то листы, торчащие из-под кресла. Он протянул руку, почти уверенный, что найдет там какие-нибудь выкройки пятидесятилетней давности, и извлек бумаги, вернее, бумагу. Это оказалась сложенная в несколько раз карта, пожелтевшая от времени, с виньетками по краям. Кто-то не пожалел времени, прорисовывая серые льды и черные вихри Гремящих морей, левиафанов, плещущихся в морях южных, и тончайшую сеть континентальных рек, поблекшую и бывшую уже не ярко-голубой, а почти белой. Но работа все равно была тонкая, красивая и аккуратная. Маргери, любившей географию и мечтавшей стать путешественницей, она не могла не понравиться. Маг подхватил находку и, осторожно переступая через хлам, выбрался с чердака. Отряхнулся от пыли, погасил лампу, спустился.

  Элейна и Маргери, как это обыкновенно происходило днем, с одиннадцати утра до часу занимались в гостиной, за закрытыми дверьми. Скорее это делалось для того, чтобы аккорды пианино не гремели по всему дому, чем с целью что-то скрыть. Койаниссу не возбранялось заходить и сидеть с ними, лишь бы дочь не отвлекал. Первую неделю Маргери пыталась ему подмигивать тайком от мамы и корчить рожицы, но Элейна лишнее веселье быстро пресекала. Она считала, что есть время учиться, а есть время дурачиться, и никаких совпадений здесь не предусматривалось.

  Койанисс прошел в гостиную. День был серый и мутный, поэтому на столе, за которым Маргери старательно что-то записывала, горела лампа. Элейна стояла у окна, облокотившись на подоконник, и держала в руках тетрадь размером с добрый альбом.

  - Еще десять строчек, - не отвлекаясь от содержимого тетради, распорядилась жена. Дверь скрипнула, она подняла глаза и посмотрела на Койанисса.

  - Что-то случилось?

  Маг улыбнулся и потряс в воздухе своей находкой, привлекая внимание Маргери:

  - Глядите, что я нашел на чердаке. Карта. Между прочим, старинная. Маргери, я уверен, хороший путешественник по такой найдет клад.

  Маргери оторвалась от тетради и посмотрела на мага, скорее непонимающе, чем с энтузиазмом. Перевела вопросительный взгляд на мать, потом снова на отца.

  - Ой, какая большая...

  - Это карта мира. Тут все моря, горы, реки, даже твои любимые Слезы Ириады можно разглядеть, вот они, видишь, у южной границы Эфэла...

  Маргери подперла щеку рукой и очень спокойно, по-взрослому сказала:

  - Папа, зачем ты ее принес?

  - В каком смысле? - опешил маг.

  - Ну, она же мне не понадобится.

  По спине Койанисса побежал холодок.

  - Это почему не понадобится? Я что ли хотел стать великим первооткрывателем, когда вырасту?

  Маргери хлопнула честными голубыми глазами:

  - Но я же не вырасту.

  - Что?! - Койанисс рычать не хотел, но зарычал. Его испугали не столько слова дочери, сколько ее ровный взрослый тон.