Страница 348 из 365
Элейна скрестила руки на груди и ледяным тоном процедила:
- Ложь. Тебя никто не обвинял ни в чем.
Койанисс удивленно поглядел на жену. Он в жизни не высказывал ей никаких претензий на предмет ухода за домом - да и вообще никаких претензий, какие могли быть претензии у рэдского мага к аэрдисовской дворянке, вышедшей за него замуж и родившей ему дочь - а больше сюда никто не заходил. Уж точно не молочник, привозящий им продукты по средам, учил Элейну родину любить и дом блюсти.
- Элейн... Милая, ты о чем? Тебя никто ни в чем не обвиняет, ты прекрасная подданная...
Жена только усмехнулась:
- Тебе легко говорить. Тебя никогда не бывает дома. Особенно когда ты нужен дома.
- Я не понимаю...
- Поймешь, - посулила Элейна. - Маргери, да собери ты уже эти бесовы карандаши!
Койанисс ощутил дурноту. Не страх, не волнение, а именно легкое головокружение, как будто ему не хватало кислорода. Маг, не вступая в дальнейшую полемику, вышел на крыльцо и облокотился о перила.
Зимние розы цвели и почти светились на фоне серого дня. Чистые, как первый снег. Холодные. Чужеродные. Нездешние. Лишние. Такие же лишние как он сам.
- Я сказала - сядь и рисуй! - донеслось из-за приоткрытой двери.
Маргери внутри старательно заскрипела грифилем.
Койанисс слушал монотонный скрежет, отдававшийся в висках. И думал, что где-то что-то сделал не так.
Ночью Элейны в спальне снова не оказалось. Койанисс коснулся подушки жены, ожидая, что почувствует тепло. Подушка была холодной, даже несмятой.
Маг отвернулся и закрыл глаза, надеясь уснуть. Легче было заснуть и не думать, чем проводить в голове совершенно лишние и ненужные параллели между вещами, которые связаны быть просто не могли. Элейне некуда деться ночью из дому - кругом лес, густой, черный, враждебный. Она и днем-то туда никогда не рвалась. Возможно, просто пошла к Маргери. Дочь могла увидеть кошмар и позвать ее, вот Элейна и ушла.
"Ты вообще уверен, что она приходила перед тем, как уйти?"
Койанисс уверен не был. К восьми часам вечера его голова начала трещать так, что он буквально уполз наверх, не слушая причитаний Маргери. Дочь бросила ему вслед, что папа скоро уедет и все равно отказывается с ней играть, а ведь она полгода вела себя хорошо. В общем, поднимающемуся по лестнице Койаниссу хотелось сдохнуть, но получилось только заснуть - как провалиться.
А еще в доме не шли эти бесовы часы. Как маг ни бился и ни подзаводил их - два дня назад встали намертво. Койанисс, все больше нервничая, слушал глухое уханье сов и тишину дома, мертвую такую тишину, без тиканья, без шагов, без дыханья. Ему в голову лезли рэдские страшилки о людях, запертых в доме на холме, где не слышно шагов, не наступает рассвет и в старинных мутных зеркалах отражаются только мертвые, а живые - не отражаются. Маг, конечно, был слишком взрослым, чтобы бояться такой чуши - если уж на то пошло, он боялся совершенно определенных и других вещей - поэтому ощущал все возрастающее глухое раздражение. Ему было не пять лет. А он как дурак забился под одеяло в собственном доме и ждал рассвета, как избавления.
Маг выскользнул из постели, накинул халат и, ориентируясь больше на осязание, чем на зрение, пошел к дверям. Пол тихо поскрипывал под мягким ковром.
Газового освещения в лесной дом, конечно, не провели. Обычно Элейна просто оставляла на площадке второго этажа масляную лампу в стеклянном плафоне, чтобы ночами имелся хоть какой-то свет. На этот раз лампа не горела, хотя стояла на своем месте. Койанисс пошарил рядом в поисках спичечного коробка, ничего не нашел и стал на ощупь спускаться по лестнице, держась за перила. Маргери спала на первом этаже, через стенку от кухни, в самой теплой комнате. Маг замер перед закрытой дверью, прислушиваясь.
Ничего. Ну ровно ничего. Ни единого проклятого звука в темноте.
- Элейна? - тихо спросил Койанисс.
Тишина.
Маг осторожно толкнул дверь, та подалась и поехала внутрь, мягко клацнув смазанными петлями. Внутри было так же темно, как и снаружи. Льющегося в окно рассеянного света хватало ровно для того, чтобы понять - Элейны у кровати нет. И вообще нигде в комнате нет. Как и Маргери. Ровно застеленное покрывало - и все.
"Чушь какая-то".
Койанисс несколько раз сморгнул, но картинка не изменилась. Разве что он стал видеть чуть резче и разглядел какие-то листки, валяющиеся на полу. Маг тенью проскользнул внутрь и наклонился над находкой. Брошенный, как будто в спешке, альбом, рассыпанные карандаши, частью укатившиеся под кровать.
Маг поднял альбом и пролистал. Ничего "неправильного" там не нашлось. Ни темного леса, ни забора с колючей проволокой, ни черного зева крематория. Ничего такого, чего он до смерти боялся там увидеть. Домик, лошадка, солнышко, мама, похожая на себя, и папа, на себя не очень похожий. Конечно, дочь не видела его месяцами. И фотографий его у нее тоже не было, поэтому Койанисс в исполнении Маргери больше походил на какого-то абстрактного мужчину с красными волосами и в голубой форме. Маргери ее видела всего пару раз, а, надо же, запомнила отца неотделимым от этих бесовых тряпок.
В другой момент Койанисс, наверное, разрыдался бы. Он старался не тащить работу домой и вообще предпочел бы, чтобы дочь не знала, где он состоит и чем занимается. Окладу "цетника" следовало конвертироваться в ее хорошее приданое и счастливое будущее, а не в рисунок с незнакомцем вместо родного отца.
Сомнительным утешением в данной ситуации могло служить только то, что у него действительно не было никакого другого выбора. Или голубая форма и семья, или ни того, ни другого.
Койанисс положил альбом на тумбочку, собрал карандаши, пошарив под кроватью - никакого неведомого нечто ему в руку при этом не вцепилось и в черноту не уволокло - постоял еще несколько секунд с чувством глубокого непонимания происходящего, чихнул, видимо, от пыли под кроватью и вышел в коридор. Добрался до входной двери, прислушиваясь.
Даже ежик - и тот решил в порядке исключения не топать. Койанисс мимоходом глянул на календарь на стене и оцепенел. Двадцать девятое сентября.
"У меня едет крыша. Просто у меня едет крыша. Крыша у наркомана съедет скорее, чем время пойдет назад".
Поежившись, маг дернул ручку двери. Конечно же, закрыта. Как ни странно, не на защелку, а на ключ.
Где лежала вторая пара ключей, он знал прекрасно, так что через минуту сумел открыть двери.
"Зачем они меня заперли? От кого тут закрываться?"
Койанисс вышел на крыльцо. В лицо немедленно ударила сырая ночная прохлада. И уханье сов стало ближе.
Маг бросил взгляд на стул, под которым ночевал ежик. Топотыги в пределах видимости не оказалось. И миска его куда-то делась.
Пора было признавать, что разум шутит с ним какую-то странную шутку и возвращаться в спальню. Дощатый пол холодил ноги, по телу бежали мурашки, а кое-как освещенная бледной луной площадка до забора выглядела совершенно пустынной.
"Если бы это был сон, он стал бы кошмаром гораздо раньше. На меня уже вышли бы две обугленные головешки. Или тени бы вели себя неправильно, или углы".
Но все тени лежали правильно, никаких проблем с перспективой не наблюдалось, картинка казалась детальной - вплоть до неровностей подогнанных досок на крылечке - и маг отлично осознавал себя и осознавал, что проверяет реальность на "реальность". Мир проверку выдерживал. Стало быть, маг не спал. И вполне мог разжиться воспалением легких, постой он еще минуту босым на крыльце глухой октябрьской ночью.
Надо было соглашаться на объяснение "проблемы с головой" и идти досыпать.
Но Койанисс всю жизнь с каким-то детским упрямством не хотел признавать у себя проблемы с головой, хотя прекрасно знал, что не быть их не могло. Мать талдычила ему, что он ненормальный, сколько он себя помнил. Койанисс даже в это верил, пока не понял, что серый мир, населенный мертвыми, так же реален, как мама, небо, ветер и он сам. Потом о его будущей ненормальности стали талдычить ученые господа в белых халатах, но наученный горьким опытом маг не слушал. И вообще, очень обидно сходить с ума в двадцать шесть лет, когда можно протянуть еще хотя бы года три, а то и все пять.