Страница 63 из 84
Я закричала, выкинутая волной дыма на землю. В висках стучало, заставляя приложить руки к ушам. Не верилось, что все прекратилось. Наемники с тем же ужасом оглядывались вокруг, а Лиран Фалькс твердо стоял на ногах. Под подошвой его туфель все так же блестели огненные лепестки, а за спиной возвышался замок…
Я могла поклясться — прежде его там не было. Догадка вспышкой пронзила разум, и все резко встало на свои места. Кузена не могли схватить не из-за плохих умений воинов Викара, а потому, что Лиран использовал магию, недоступную остальным. Имя ей — Тьма.
Он перемещался, растворяясь в темных потоках, и тянул за собой людей. Все больше наемников, готовых служить претенденту на трон, подхватывало из самых разных уголков царства Льен. Еще минуту назад они пили брагу в дешевой питейной, а теперь пополнили ряды темной армии. Лиран вел их, как владыка бездны — мерзких тварей. Все они откликались на Зов. Обещание исполнить самые низменные желания заменяло опостылевшее золото.
«Вы будете богаче самых неслыханных богачей, вы будете сильнее самых сильных, вас будут бояться, вам будут завидовать», — сулил разворот плеч поводыря. И наемники шли за ним, как птенцы за гусыней, готовые вознести меч, как только прозвучит приказ… Тьма пленяла тех, кто этого жаждал, и оставляло нетронутыми тех, кто имел защиту от вторжения — твердые убеждения или клятву, данную настоящему государю.
Все удивлялись, откуда у Лирана столько денег, но ответ оказался прост: его карманы оставались пусты, а тяжесть монет заменяла темная магия.
Я подняла голову. В небе, словно наблюдая за тем, что творилось на земле, серпом парила хищная птица. Она издала громкий крик, и воздух пошел рябью. Я зажмурилась, а, когда открыла глаза, обнаружила себя во все той же пыльной коморке.
Сердце так громко стучало в груди, как часы, отбивающие полночь. Я вытерла с лица испарину. Появилось стойкое ощущение пробуждения после жуткого сна. Вид Лирана Фалькса, все еще стоящий перед глазами, пугал до дрожи в коленях, но я не позволила себе раскиснуть.
Воровато выглянув за дверь, на цыпочках вышла наружу. Никто не заметил подозрительного посещения бастардой захламленной комнаты. Подобрав юбки, быстро направилась в сторону кабинета отца. Заточение Дамиана Грасаля развязывало руки. В этот раз даже не стоило переживать, что стражи остановят у входа.
Так и случилось. Мужчины почтительно поклонились, пропуская внутрь. Я сделала глубокий реверанс, прежде всего, чтобы напомнить самой себе — передо мной царь, и удержаться от нового скандала, к которому подстегивала диадема. Я пыталась контролировать ее чары, насколько это возможно, говоря себе, что не все одолевающие душу чувства настоящие.
— Айрин, ты выглядишь ужасно взволнованно. Мне жаль, что тебе пришлось столько пережить, — не покривив душой, признался отец. — Будь это возможно, я бы обратил время вспять.
— Ты и так сделал все мыслимое и немыслимое, но даже этого оказывается недостаточно, когда судьбы в запасе иные планы. Папа… Не получал ли ты весточек от королевы Сагасса?
Я догадывалась об ответе. Написав напрямую именно мне, ее величество еще раз подчеркивала, что имеет больше прав распоряжаться моей жизнью, чем кто бы то ни было. Она хотела, чтобы Викар услышал новость из моих уст. Как я и ожидала, отец ответил решительным отказом.
— Королева желает выдать меня замуж и уже даже подобрала подходящего жениха.
— Что?! — яростно взревел Викар, потеряв самообладание. — Да как она смеет! Сначала титул, затем это… Она не имеет никакого права!
Я мягко улыбнулась, не переча отцу. Мне казалось, он сам понимал — сопротивление бесполезно. Но, как выяснилось, в его мыслях не нашлось место смирению. Они буквально оглушили меня, и неожиданно на поверхность вспыли такие тайны, о существовании которых даже не догадывалась.
— Как ты мог? — только и смогла вымолвить я, забыв, что царь не знает об умении бастарды читать мысли. — Ты… которому я больше всего доверяла. Так жестоко обманул!
— Я не знал о планах королевы, Айрин, — смутился Викар. — Напомню, не я приложил руку к тому, чтобы она наградила тебя титулом.
— Мне бы не потребовалось ничего предпринимать, знай я правду!
Взгляд отца заскользил по мне и задержался на диадеме. Сапфиры — далеко не самые редкие камни в царстве Льен, но вырвавшееся из моих уст обвинение заставило отца подозревать, что в деле замешана магия — столь же древняя и загадочная, какая окутывает флером могущества и другие артефакты царской власти. Я сказала то, чего не могла знать. Царь это понял, и его равновесие резко пошатнулось, вырывая из оболочки уверенности в себе.
Викар поднялся из кресла и стал мерить шагами комнату. Его глаза лихорадочно бегали по помещению, а сердце пронзил страх — гораздо более сильный, чем когда он узнал о чувствах дочери к врагу, и в разы крепче того, что он пережил, когда королева Сагасса передала свои планы. От бессилия у царя опускались руки.
— Папа?
Он молчал. Отчаяние вскружило царю голову. В его взгляде, обращенном на меня, смешались смирение перед проделками судьбы, дикий ужас в ожидании грядущей потери и горькая, оставляющая неприятную оскомину во рту печаль. Мысли Викара душили своей безнадежностью. Я испытала нестерпимое желание немедленно выбежать из комнаты, чтобы избавиться от щемящих душу тяжелых чувств, но сумела взять себя в руки. Мне пришлось на время закрыться от дум отца, но их отголосок все равно проник в голову: «Эта война обещала быть проигранной, когда еще даже не началась».
По телу побежали мурашки. Викар не имел в виду сражение за власть, не думал о противостоянии врагам, забыл о корысти и честолюбии, о верных ему людях и царстве Льен. Он думал о битве за мою жизнь.
— Папа…
— Дай мне минуту, Айрин, — тяжело вздохнул он, подходя ближе и притягивая меня к себе.
Я подалась на встречу и прижалась к отцу, понимая, что он как никогда нуждается в моей заботе. Тепло объятий немного успокоило его, напомнив, что я все еще рядом, живая и невредимая.
— Моя девочка…
Он снова выдохнул.
— Нет ничего более наивного, чем вера в то, что, если о плохих вещах не говорить вслух, они никогда не сбудутся. Видит Треокий, я пытался тебя защитить, но ничего не вышло. Я так виноват, Айрин!
— Папа…
— Сядь. Пришло время пролить свет на прошлое и превратить тайное в явь, — он прочистил горло.
Я послушно опустилась в кресло, а сама подумала, что уже не так хочу узнать его секреты, как раньше. Страх отца нагнал на меня не меньшей паники. Может действительно, некоторые нюансы лучше не обсуждать?
— Ты женился на ней, — подняла я глаза на Викара, говоря совсем не о Шанталь. — Этого достаточно. Давай не будем вспоминать прошлое и гневить богов?
— Моя девочка, — улыбнулся он. — Ты же всегда была смелой и добивалась своего, почему теперь решила остановиться на полпути?
— Не знаю, — нервно усмехнулась я. — Возможно, сработал инстинкт самосохранения?
— Чутье не обманывает тебя, милая. Но от правды не сбежишь даже на край света. Судьба всегда предъявляет счеты.
Я отметила про себя, что отец сильно постарел. Были ли эти глубокие морщины раньше? Неужели я в самом деле не замечала седины, пеплом покрывающей волосы? Право, верно говорят: в глазах детей родители — всегда молодые и способные на невероятные подвиги герои. Даже сейчас во мне оставалась крепкая вера в то, что папа может решить все проблемы едва ли не простым взмахом руки.
— Я не знал, как выглядит диадема до сего момента, и даже не ведал, какие камни в нее входят, считая истории о скорее вымыслом, чем реальностью. В нашей семье ходило множество легенд, передаваемых из уст в уста. Еще когда я был мал, мать часто с тоской вспоминала об утерянном артефакте, которым обладали царицы Фалькс и изредка их дочери. Своенравный дар подчинялся не всем, и только некоторые женщины его носили. Вот только отец подобные разговоры быстро обрывал, считая их опасными. Его страхи не возникли на пустом месте: по преданиям, в свое время Илис II, одну из ярчайших фигур в истории царства, захоронили вместе с диадемой. В народе пустили слух, что покойная царица изъявила желание не расставаться с любимым украшением и после смерти, но мы знали правду: диадема представляет серьезную опасность. Именно она и погубила Илис, а не сердечная болезнь. Царица — стойкая женщина, но даже она не имела достаточно сил, чтобы сполна отплатить артефакту за его милость — дар чтения чужих мыслей.