Бизнесмен

Алина продолжала писать. Если она что-то и слышала, то виду не подала. Я встал, направился к двери. Она подняла голову:

– Вы куда, Константин Андреевич? Мы еще не закончили…

– Сейчас приду.

Я вышел в коридор. Слава богу, он был пуст. Быстрым шагом двинувшись к лестнице, я набрал «эмтээсовский» номер, с которого звонила лошадиха. Как и следовало ожидать, механический голос оповестил меня, что ее аппарат выключен. Я тут же перезвонил Рамису и, сдерживая эмоции, рассказал о звонке.

Он тоже продемонстрировал выдержку.

– Сейчас все узнаю. И пробью номерок. Девятьсот одиннадцать, как там дальше?..

Я назвал цифры, которые, несмотря на их неудобное сочетание, намертво врезались в память, и мы разъединились.

Внутри у меня все кипело. Я прислонился к стене, приспустил узел галстука, ослабил воротник. Сунул в рот сигарету, похлопал по карманам в поисках зажигалки. Куда же она провалилась? Неужели в кабинете оставил?

– Слышь, друг! Угости сигареткой!

Не сразу дошло, что обращаются ко мне. Я повернулся на голос. По лестнице, держась за перила, поднимался незнакомый мне черт в истасканных шмотках. Еще один достойный кандидат в компанию наркомана-десантника.

Не вынимая рук из карманов, я шагнул парню навстречу и впаял пяткой в «солнце». Он сложился и пересчитал спиной ступени. Замер у стены сломанной куклой, и прошло немало времени, прежде чем он пошевелился.

– Хорош притворяться, – крикнул я сверху, испытывая внутреннее облегчение и одновременно сожалея, что так сильно ударил. Может, вообще не стоило его трогать? – Встань, кому говорят! Ну! А то сейчас добавлю, коз-зел!

Последнее слово я произнес с той интонацией, с какой его мне адресовали по телефону. Так сказать, вернул подачу. Только не по назначению.

Трясущимися руками отталкиваясь от стены и от пола, он попытался принять вертикальное положение. Не получилось. Охнув, он скрючился, обхватил живот руками. На меня не смотрел.

Я швырнул ему сигарету:

– На! И следи в следующий раз за базаром! Думай, кого можно называть другом…

Сигарета шлепнулась рядом с ним. Наверное, курить ему уже не хотелось. Но и проигнорировать мою доброту он не рискнул.

За моей спиной скрипнула дверь. Я обернулся. Из коридора высунулась Алина:

– Вот вы где! А я уже… – заметив поверженного мною противника, она замолчала.

– Он упал, – пояснил я. – Лестницы у вас скользкие, надо ковер постелить. Но он претензий не имеет. А ковер, если хотите, могу прислать вместе с бумагой. Персидский устроит?

Я говорил зло и весело. Нервы шалили. В том числе и по причине осознания собственной неправоты.

– Молодой человек! – крикнула вниз Алина.

Он поднял голову. Выражение лица было у него, мягко говоря, страдальческим.

– Все в порядке, – прохрипел он, и прилипшая к нижней губе сигарета смешно трепыхалась при этом.

Алина посмотрела на меня. Я мог представить, что она думает. Приперся бычара в прокуратуру…

Желания оправдываться у меня не было.

– Вы все написали? Тогда пойдемте, я подпишу!

Я пробежал глазами неполную страницу рукописного текста и поставил роспись в нескольких местах, отмеченных галочками:

– Могу быть свободным?

– Можете. Но если что-нибудь мне пона…

– Примчусь в ту же минуту, не сомневайтесь!

Наркомана на лестнице уже не было. Там, где он корчился у стены, валялась пуговица от рубашки. Я поддал ей ногой, и она запрыгала по ступеням, пока не свалилась в пролет между маршами…

Элитная школа, в которой учился Артем, тоже находилась на Петроградской, только в противоположном от моего офиса конце этого района. На занятия его привозили, а после занятий забирали, естественно, на машине. На черной «Ауди-А4» из гаража холдинга: скромно, но не хуже других. Водитель был постоянным, закрепленным за этой машиной, охранники же чередовались. Посылали одного их тех, кто был свободен в данный момент. Конечно, такая практика представляла существенный прокол в системе общей безопасности, но даже смерть Кушнера не заставила пересмотреть устоявшиеся традиции.

Был период, когда Артемка роптал по поводу такого жесткого сопровождения. Многих детей привозили сами родители, многих – отцовские шоферы, а кто-то и вовсе добирался на метро и маршрутках, причем зачастую это объяснялось принятой в их семьях системой воспитания, а не скаредностью или плохими финансовыми возможностями родителей. «Под конвоем» же, несмотря на всю крутизну и элитность учебного заведения, приезжали немногие, и Артему это не нравилось. Как всегда, разумных доводов в обоснование своей позиции он привести был не в состоянии, и я охрану оставил. Артем еще какое-то время покуксился, но в конце концов вопрос отпал.

Сегодня занятия закончились в два сорок пять. Машина прибыла вовремя. В три часа Артем не появился, тогда как почти все его одноклассники уже разъехались – охранник обладал хорошей памятью и, не первый раз встречая моего сына, многих запомнил. В три десять он позвонил Артему на трубку – оказалось, что она выключена. Тогда он вошел в школу, переговорил с местным секъюрити, а потом отыскал классную руководительницу.

В три двадцать пять они начали осматривать помещения. В три тридцать мне позвонила скрипучая лошадь…

Перепуганная училка намеревалась без промедления вызвать милицию. Только телефонный звонок, а потом и появление Рамиса удержали ее от этого. Татарин взял ситуацию под контроль, заверив преподавателей, что имеют место шалости переходного возраста, а отнюдь не тяжкое преступление.

Преподаватели восприняли его заверения с облегчением.

Рамис выложил на стол пуговицу, которую подобрал во дворе, ползая в поисках вещественных доказательств. Она была от ученического пиджака – в школе обязывали носить специальную форму. Чистенькая, не поцарапанная, какой должна была бы стать, если б валялась несколько дней. Вырванная из пиджака, что называется, с мясом.

Пока я пялился на находку и пытался заставить соображалку работать, один из помощников Татарина отзвонился и сообщил, что надыбал свидетеля. Мы подорвались из офиса и прилетели к школе за пятнадцать минут. Не осталось ни одного пункта правил движения, которого бы мы не нарушили…

Свидетель был ценным.

Восемнадцатилетний парень по имени Саша ждал свою девушку. Подруга, как водится, опаздывала. Скучая, Саша глазел по сторонам и потому обратил внимание на непримечательную, в общем-то, сцену. Из двора, того самого двора, двое взрослых мужчин вывели и усадили в машину пацана, одетого в малиновый пиджак и черные брюки. Один из мужчин крепко держал парня за локоть, хотя пацан как будто не сопротивлялся и не предпринимал попыток бежать. Сев в машину, стоявшую с заведенным движком, они укатили.

На машине были номера синего цвета.

А один из мужчин был одет в зеленый камуфляж, вроде того, в каких раньше ходили омоновцы, и черный берет.

Я показал фотку Артема.

Саша кивнул:

– Точно, он!

– Расскажи-ка все заново…

Противоречий не выявилось. И сам Александр производил благоприятное впечатление. Невозмутимый, не по годам рассудительный. И, что не могло мне не импонировать, спортивный. Весом под центнер, с характерно набитыми кулаками. Обдумывая услышанное, я машинально спросил:

– Тренируешься?

– Ага. Русский стиль…

– Вот что, Санек. Об увиденном – никому ни слова. Усек? А если встретишь где-нибудь тех двоих, которые пацаненка вели, позвони по этим вот телефонам. Договорились?

Кроме бумажки с номерами мобил, своей и Рамиса я дал ему триста долларов и пообещал заплатить в несколько раз больше в случае положительного результата. Саша солидно кивнул и убрал баксы в бумажник:

– У бабы моей день рождения скоро. Теперь есть, на что погулять…

– Какого числа?

– А зачем вам?

– Получишь подарок от фирмы.

Саша сказал. Рамис, который, как и я, помнил фразу из одного отличного фильма про важность правильной работы со свидетелем, демонстративно записал это в свою книжку, после чего мы пожали пацану руки и покинули кафетерий, в котором проходила беседа.