Таблицы неделимости

***

А может было и так? Гитлер до последнего слал проклятья на Гесса. Берлин уже был окружён, эта дура приняла двойника за мужа и осталась с ним. Всё было кончено, для достоверности к частично сожжённым трупам, было подкинуто тело Блонди, моей любимой овчарки. Но я уже этого не видел. Ещё ночью меня погрузили на подводную лодку, и по реке Шпрее вывезли из окружённого Берлина. Последнюю операцию по моему сопровождению выполняли войны смертники из СС, и они следовали за мной снаружи, пока я не потерялся в нейтральных водах невоюющих стран. Война проиграна из-за Гесса, он обманул меня, но не смог обмануть англичан. У меня ещё будет время подбить итоги этой войны, я не считаю её проигранной, война оружия, перейдёт в войну денег. У меня были планы. Но зверь посчитал, что он сделал своё дело и ему мало было смертей, он никак не мог накормить своих детей. Зверь требовал расплаты. И только взрыв двух атомных бомб смогли решить эту проблему, и зверь ушёл в свой мир. От Аненербе ничего не осталось, последний проект в Антарктиде был чисто технический. Там же находилось и треть золотого запаса моей империи. Из-за отдалённости и деликатности моего положения, проект стал неуправляемым, и не смотря на успехи создания сверхоружия, все обитатели Антарктиды стали жителями других стран, эти люди, как кошмар, пытались забыть войну и скрывали своё участие в ней. Ах, Гесс, если бы не твоё предательство! Ты всю жизнь был неудачником, Гесс, гниющий в английской тюрьме! – Сеньор, вам пора принимать лекарство, – голос служанки отвлёк пожилого человека, подрезающего кусты у тропинки. Ему приходилось часто гулять в этой стороне и ему не нравилось, когда ветви скользят по одежде, ему казалось, что это мёртвые друзья пытаются прервать его путь. Он не боялся снайперов, и смерть была бы спасением для него, он боялся неизвестности и зверя, который мог позвать к себе, в любое время. Он уже смирился с тем, что его имя останется навсегда записанным в таблице неделимости. Проклятый Гесс! Рудольф Гесс.

***

Сон Батыя. Весь улус гудел, получив новость из шатра хана. Третий день толкователи снов, прибывшие из разных народов, подчинившихся орде, не выходили из покоев Батыя. Время от времени раздавалась песня сабли палача и голова очередного толкователя катилась по натоптанной тропе, а тело летело в овраг, разбрызгивая потоки, дымящейся на морозе, крови. Вороны, собравшиеся на противоположной стороне оврага, громко обсуждали это событие. Потом затихали, в ожидании очередной жертвы. Палач вытирал саблю, ловя блики уходящего солнца. В последний раз осмотрев её и выставив на ветер. Клинок, выкованный из небесного металла, был гибок и прочен, он никогда не зазубривался и не стачивался. Палач забрал его из отрубленной руки представителя горного народа, не признавшего власть правителя. На поле боя было много оружия, обрамлённого драгоценными камнями и инкрустированного золотом, но палач выбрал этот незатейливый клинок, пугающий людей чёрным цветом металла, отдающего синевой на солнце. Клинок пел песню смерти под потоком степного ветра. Палач спрятал своё оружие. С заходом солнца запрещено убивать пленников. Так распорядился повелитель.

Зверь коснулся его руки, как бы приглашая поиграть. Хан ощутил прикосновение зверя с красной кожей, покрытой серебристым мехом. Издали зверь был похож на седого, умудрённого годами, старца. Зверь не говорил, хан читал его мысли, не зная букв, которыми они были написаны. Зверь надеялся, что хан понимает его, и хан понимал зверя. Над степью ветер нёс ворона, он то падал, то подхваченный ветром возносился к облакам. Ветер швырял его по небу, как шар из перекати-поля, сплетённого из обломков саксаула и сухой травы. Ворон был ранен, но он не просил помощи, даже когда упал в пяти метрах от арыка. Помощи просил зверь. Батый превратился в волка. И красный зверь исчез. Волк шёл по дороге к полю, вдали виднелся город. Чужой город. Для волка было всё чужое: и небо, и этот противный воздух, в котором запах трупов перемешался не знаю с чем. В отдельных местах пахло горчичной травой и тем, что делает пищу несъедобной. Запахи стали чётче, и волк увидел первые трупы. Одни сидели у обочины дороги и обгрызали собственные руки, другие играли в прятки. Чудные дела творятся, – подумал волк. И он увидел её, ту которая звала. Она была не человек, она была покрыта металлом, как рыцари городов юга. Она была частично человек, в ней было меньше половины людского. Но её тоже поразила эта инфекция, её тело гнило и отваливалось кусками, а металл ржавел и рассыпался. Она уже не могла двигаться. Она не просила смерти, смерть сидела рядом на обочине и пыталась отгрызть свою руку. Она просила, чтоб я отнёс коробку в то место под горой, где была фабрика и нажал кнопку. Я сделал так, как она хотела. Батый проснулся с тяжёлой головой, выпил холодного кумыса и позвал толкователей снов. На следующий день ров наполнился доверху. Битва экстрасенсов этого сезона закончилась. Одним оврагом в степи стало меньше, меньше стало зла в нашем мире. Палач спрятал саблю в специально отведённом месте за седлом коня. Он сам выдрессировал коня для левады, и сабля была хорошим подспорьем к его боевому мечу. Палач был прежде всего воин, а потом исполнитель воли хана.

***

И придёт зверь Апокалипсис, и кто имеет ум, тот сам прочтет его послание, ибо оно записано человеческим языком. У меня голова шла кругом, в каждом церковном документе заранее была заложена шифрограмма. Иногда приходилось за хвост ловить змею, чтобы найти то место, где расположено жало. И весь этот Апокалипсис сводится к прогнозу, что человечеству дано время для существования, ограниченное 6660 годами от рождества христова. Отчёт пошёл, опровержение будет писать тот, кто доживет до этого времени. Материала была уйма, но не было того, что мне было нужно. Я по крупицам собирал всё, что касалось раскопок и легенд о Звере. Он слишком часто упоминался в различных эпосах, чтоб проигнорировать его существование. Я хотел защитить свой дипломный проект по этой теме. Мой куратор не подгонял события, дал мне полную волю действий, до диплома было полгода, время позволяло идти своим путём, без подсказок со стороны.

***

– Далеко ли до стойбища Старого ледника? – Нет, три часа на олешках и пять километров пешком. Земля больно плохой. Вода тает, размывает. Тебе, наверное, дурной Яшка нужен? Я удивился, как быстро распространяются слухи на этом безмерном пространстве. Всё оказалось довольно прозаично: не геолог, русский, вещей нет, винтовку не носит, золото не моет, водкой не пахнет. Костлявый и слепой, для создания семьи – худой. Значит к Яшке. Яшка – это местная знаменитость. Его уже три раза инопланетяне воровали. Последний раз на медведя поменяли. Летом это было. Медведи часто заходят в эти места за ягодами. А, Яшка давно, два года назад пропал. Сам несколько раз ездил, пустой его чум был. Я знал, что местных жителей нельзя перебивать, им редко с незнакомцами общаться приходится и что нужно они сами расскажут. Они только не любят, когда им не верят. У некоторых северных народов, до последнего времени не было перевода словам: врать, обманывать, говорить неправду. Так эти слова и вошли в местные наречья, как иностранные, и произносятся на русском языке. Я внимательно слушал каюра, а он коротал время разговором о Яшке. Оказывается, они учились с ним в одном классе. Но давно это было, однако! После девятого класса Яшка поехал на каникулы к отцу, отец ещё жив был. И не доехал, олень пришёл, а Яшка пропал. Охотники по следам ходили, думали в чужой капкан попал, или под землю провалился, тундра такая, здесь сюрпризов хватает. Но ничего не нашли, следы терялись так, как будто у Яшки крылья выросли, и он стал птицей. Про Яшку уже все забыли. Он появился через десять лет, у меня к тому времени двое детей было. Нелюдимый, ни с кем не разговаривал, и как не в себе. Дети сразу его дурным Яшкой назвали. Он не пил, не курил, девки его сами оббегали. Ловил рыбу, добывал зверя голыми руками. Мыл золото летом, тем и жил. Ещё мог рога обрабатывать, делал ножи. Так и жил – бобылём. Тяжёлый для общения человек, сам увидишь. Яшка ещё два раза пропадал. Ему никто не верил, мы смеялись над его историями, а он злился и перестал с нами общаться. К русскому учителю бегал, книжки просил, пока тот не помер. В ссылку его, ещё при Хрущёве сослали. Хороший человек был, однако. А, когда его последний раз инопланетяне вернули, то всё стойбище видело. Я этих инопланетян, как тебя, близко видел. Они Яшку под руки подвели к реке, а медведя забрали. Медведь упирался, ревел, но шёл. Корабля никто не видел, а сферу, по – нашему шар, все заметили. Эти инопланетяне вместе с медведем вошли и пропали. Я только спросил: – Какие, они хоть инопланетяне из себя? Каюр закурил. – Олешка не любит табачного дыма. Насчёт инопланетян у нас спор вышел: одни говорят, что они на тараканов похожие, другие, что на летучих мышей. Но я не тех, ни других никогда не видел; инопланетяне, как инопланетяне, если ещё раз встречу, то сразу узнаю. Вскоре начались буераки и рытвины. Пришлось идти пешком. Каюр смотрел, чтоб олешка ногу не сломал, и чтоб нарты не перекинулись. Эти пять километров мы шли не менее двух часов. Привычной юрты не было, был балок из огромной бочки, хорошо утеплённый с печкой буржуйкой из трубы которой валил чёрный вонючий дым. Каюр сморщился, в его посёлке была газовая котельная, она же электростанция. В клубе даже спутниковая антенна стояла, которую настраивали, приезжающие на лето, студенты. А, когда они уезжали, на счёт поселкового совета приходили астрономические суммы за пользование интернетом. Каюр концом хорея постучал в дверь. Выглянул Яшка. Мужик, как мужик – в трусах и валенках на босу ногу, на вид – лет под 50. Он пропустил гостя, что – то сказал моему попутчику и вошёл, следом, в жильё. Помещение состояло из трёх отделений: прихожая, кухня и зал. Всё было сделано для одного. Буржуйка была всеядной, гудела и создавала тепло, как в Сочи, в курортный сезон. Яшка, ещё не познакомился, сразу спросил: – Что привёз? Я вывалил рюкзак. Меня предупредили, что Яшка пепси-колу любит и чипсы. Яшке понравились привезённые подарки, консервы и чай он спрятал. а пепси-колу поставил на тумбочку, рядом с переносным телевизором. Телевизор у Яшки работал, как видик, он был снабжён старым кассетным видеоплейером от аккумулятора. Но аккумулятор сел. Вместо телевизора было маленькие окна балка. Их было целых два – в кухне и в зале. Яшка шутил, что у него две программы: первая – про зиму, вторая про мороз. На печке стоял всегда пятилитровый чайник и кипел временами. Разговор завязался не сразу, северянам спешить некуда, они присматриваются к человеку. Кто таков и зачем пожаловал. Яшка не любил рвачей, золотоискателей и геологов. Последних он считал виновными в убийстве всей северной земли. Он говорил, что среди русских ему мало встречалось хороших людей. А, ты студент – это хорошо, студент, это даже не человек, студент учится быть человеком. Вечером в окно постучали. Яшка вышел. В комнату влетела вместе с морозом девушка, лет 16. Запахло духами. – Ольга пришла, однако. Сейчас выгонять нас будет. Ольга недалеко живёт, три часа на олешках ехать надо, раз в месяц приезжает порядок наводить. Красивая девушка, двоюродного брата дочка, в следующем году школу заканчивает. Приезжай, студент женись. Такую красавицу сразу уведут. Ольга покраснела и что-то сказала резкое на своём наречье. Яшка засмеялся, подхватил меня под локоть, и мы вывалились в снег. Яшка посмотрел на небо, пурга утром будет, потом добавил долго пуржить будет. Мы откопали несколько канистр с соляркой, три мешка сухой рыбы и пару скатов, подкатили ближе к двери. Яшка в открытую дверь предупредил Ольгу о надвигающейся напасти.