Страница 11 из 12
– Как-как. Я ведь объясняла тебе…
– Когда? Не помню!
– Да там, во дворе, когда подошла! Я тебе так и сказала – вычислила, мол. Посмотреть хотела. Просто посмотреть, рядом постоять…
– Серьезно? А я не помню. Я вообще не слушал, что ты там лепетала. В голове будто колокол звенел – Танька! Танька! Это же Танька! А как ты меня вычислила, кстати?
– Я в Озерки ездила, как настоящий сыщик. По следу шла. Вот и вычислила.
– Ну да? Правда?
– Правда, конечно.
– Тань, а повтори мне еще раз, что ты там, во дворе, лепетала.
– На бис, что ли?
– Ага… Очень хочется еще раз услышать.
– Ну, я тебе пыталась объяснить, почему хотела тебя увидеть. Понимаешь, меня все эти годы ощущение одно преследует, покою не дает… Будто я стою на обрыве, в кольце твоих рук, и такое внутри счастье, что перенести его невозможно. Я не могу объяснить, что это такое, но… Больше я такого ни разу не испытывала, ни при каких обстоятельствах. Много всякого счастья было, но такого… Нет, не могу объяснить…
– Да я понимаю, Тань. Со мной приблизительно то же самое все эти годы происходило.
– Правда?
– Правда.
– Наверное, это я виновата в том, что поверила в твою смерть. Не надо было верить. А я поверила. И не знала все эти годы, что ты живой. Ты был для меня просто памятью, а это ощущение, которое время от времени накатывало, – миражом, осколком от несбывшегося. Я как солдат жила, вернувшийся с войны, – с осколками. Вроде и все хорошо, и счастье бытия внутри и снаружи, а осколки своей жизнью живут. А почему ты меня не нашел, Сережа? Я-то понятно, не знала… Но почему ты меня не нашел?
– Я нашел. В тот день у тебя аккурат свадьба происходила. Ты такая красивая была – глазам больно. А я… Чего я? Доходяга доходягой. Только-только из инвалидной коляски вставать начал.
– И ты все видел и не подошел?
– Не-а. Не подошел. Зачем праздник портить?
– Дурак ты, Сережа. Да я бы не вышла замуж, если б ты объявился, понимаешь ты это или нет? Да я бы за тобой на край света пошла! Хоть какой бы ты был, какая разница!
– Мне есть разница, Тань. Я не хотел быть обузой. Я ведь еще долго потом в себя приходил. Годы прошли, пока я…
– Понятно. Значит, Тамаре быть обузой ты не испугался, а мне испугался, да?
– Ты сейчас глупые вопросы задаешь, Тань. Очень глупые.
– Да почему? Почему они глупые?
– Потому. И вообще, Тань… Давай договоримся на будущее – ни о моей жене, ни о твоем муже мы никогда говорить не будем. Ни в какой ипостаси. Ладно?
– Хорошо., – упавшим голосом проговорила Таня. – Согласна. Только все же ответь мне на один вопрос, Сереж. Только на один, и все! Скажи… Твоя жена тебя очень любит, правда?
– Да. Любит. Очень любит.
– А ты счастлив, что тебя любят?
– Не знаю. Наверное, счастлив по-своему… А ты разве нет? Ведь твой муж тоже тебя любит?
– Да. Очень любит. А только меня часто эта любовь раздражает, честно скажу, хоть тебе мой ответ и не понравится. Я думаю, что и у тебя такая же ситуация.
– Тань… Моя жена и твой муж не виноваты в том, что так все сложилось. Такая судьба, значит, ничего не поделаешь. Надо уметь с благодарностью принимать любовь. Кто-то из мудрых и знаменитых когда-то сказал – любовью оскорбить нельзя… Не помнишь, кто это сказал?
– Нет, не помню. Значит, ты с благодарностью принимаешь любовь Тамары, я правильно поняла?
– Тань… – взмолился Сергей. – Мы же договорились…
Но Таня наклонилась над его лицом и, пристально вглядываясь в глаза, настойчиво продолжала:
– Она ведь ухаживала за тобой после госпиталя, правильно? Она тебя на ноги подняла? Да еще и полюбила великой любовью, правильно? Как все это не принять с благодарностью?
– Да, все именно так. Как было все это не принять с благодарностью – ты это хочешь от меня услышать? Да, Тамара подняла меня на ноги, она меня спасла, она меня вернула к нормальной жизни. Да если бы не Тамара, был бы я сейчас инвалидом, никому не нужным, только и всего. Это Тамара всех знакомых на уши подняла, лучшим специалистам деньги платила, в долги залезла…
– Сереж! Но если б я тогда знала! Я бы тоже…
– Да, ты не знала. Я и сам тогда себя не знал, ни имени своего не помнил, ни прошлого. Сколько времени прошло, пока вспомнил… Да меня мать родная не узнала, когда в госпиталь за мной приехала! А ты говоришь… Нет, я бы не хотел, чтобы ты меня видела таким, каким я тогда был. А Тамара… Ее ведь мама о помощи не просила. Она сама так решила, понимаешь? Решила меня выходить, спасти… Мы с детства знакомы, моя мама дружила с ее матерью. Потом у Тамары мать умерла, и мы с мамой остались для нее самыми близкими людьми. Она была мне как сестра… Наверное, это судьба, Тань. Как случилось, так случилось. Она меня спасла, и я…
– Понятно. И ты на ней женился из благодарности.
– Да при чем тут благодарность! Ты же не знаешь, как все это было! Как мать моя мучилась со мной, с инвалидом, в коммуналке… Ты хоть представляешь себе, что это такое – ухаживать за инвалидом в коммуналке? Когда один общий туалет на четыре семьи, одна ванная комната… А Тамара настояла на том, чтобы я к ней переехал. Почти силой меня к себе увезла. Она тогда одна в трехкомнатной квартире осталась, родители уже умерли… Она меня тогда спасла, да…
– А мама, стало быть, в коммуналке осталась?
– Да ты знаешь, сколько раз Тамара настаивала на том, чтобы мама жила с нами? Но разве ее убедишь… Ни в какую не соглашается! Хочу, говорит, чтобы у меня свой угол был. Пусть никаковский, но свой… Она вообще такая по характеру, ничего с ней поделать нельзя. И вовсе не из-за Тамары… Наоборот, она ей очень благодарна и очень ее любит.
– Да, все Тамаре кругом благодарны. Ты благодарен, мама благодарна. – хмыкнула Таня. – Одна большая общая благодарность на всех…
– Тань, к чему ты клонишь, не понимаю?
– Да все ты понимаешь, Сереж… И знаешь, как эта благодарность называется?
– Да я знать не хочу, как она называется, Тань! Потому что я действительно ей благодарен! Да, моя любовь к ней зовется благодарностью, но это ничего не меняет по сути. Я никогда не смогу причинить ей боль…
– Ты уже причиняешь ей боль, Сережа. Тем, что находишься рядом со мной.
– Все, Тань! Хватит! Больше мы к этой теме не возвращаемся! Никогда! Договорились?
Он произнес эти слова таким тоном, что Таня вдруг испугалась. И прошептала в ответ тихо:
– Да, Сережа, договорились…
Сережа вздохнул, повернул к ней голову, улыбнулся. Потом сел на постели, наклонился, выудил мобильник из кармана брошенных на пол джинсов, произнес удивленно:
– Ого… Уже девять часов! Как время летит – с ума сойти…
И, обернувшись к Тане, спросил деловито:
– Ты первая в душ? Или я первый?
– Давай вместе…
– Нет уж, дудки. Если вместе пойдем, то может случиться, что мы до утра из этой квартиры не выйдем. Давай я первый, ладно?
– Ладно, иди…
– Ты что, обиделась на меня?
– Да прям…
– Тогда обещай мне, что мы к этой теме никогда больше возвращаться не будем!
– Но я же сказала. Иди…
Они и впрямь больше не возвращались к этой теме. Никогда. Встречались урывками, на разговоры время не тратили. Действительно – зачем его тратить, когда оно само по себе драгоценно? Зачем заниматься бесконечным анализом того самого ощущения, которое вернулось из прошлого? А оно вернулось, и в этом сомнений не было. Только вот что дальше с ним делать…
А ничего не делать! Просто жить и радоваться. Сережа прав – они теперь несвободны, они теперь не те юные и крылатые, от земли не оторвешься, не полетишь. Только и остается – просто жить. Жить, как в той песне: «мы могли бы служить в разведке, мы могли бы играть в кино… мы как птицы садимся на разные ветки и засыпаем в метро…»
Оказывается, обман – это тоже форма жизни. Вон как романтично можно преподнести!
Однажды удалось вырваться на целое воскресенье. С утра и до вечера. Весь день вместе – какое счастье! После обеда разомкнули объятия в очередном гостиничном номере на окраине города, Татьяна произнесла тихо: