Страница 57 из 96
Мы подняли их и сразу отвели на нижнюю палубу, где принялись оживлять с помощью шнапса. Кру не сумели спасти ни одного человека. Удалось найти только розово-черного поросенка, плававшего на месте крушения.
И больше ничего. Мы не узнали даже названия корабля. Полагаю, произошла обычная для Южного океана история: корма поднималась недостаточно быстро, чтобы избежать особенно высокой волны, или рулевой дал рулю проскользнуть и корабль, поднявшийся на первую волну, получил удар в бимс от второй, а третья выбила люки на палубе и отправила его на дно.
За долгие годы вот так пропали сотни парусников — ни выживших, ни обломков, только немногословная запись в конторе Ллойда через несколько месяцев: «Последний раз замечен кораблем «Вальдивия» 24 августа 1901 г., 52°41' ю.ш. 69°52' з.д.”.
Совершенно непонятно, как свинья, единственный выживший в этой безымянной трагедии, осталась на плаву, когда корабль провалился в пучину.
В те дни, до изобретения холодильников, идущие домой из Австралии парусники обычно перевозили много скота, но в такую погоду все животные должны были быть надежно привязаны на нижней палубе и утонуть вместе с кораблем. Скорее всего, в тот самый миг, когда случилась катастрофа, поросенка подняли на палубу для встречи с мясником.
В сложившихся обстоятельствах мы все решили, что будет крайне возмутительно даже думать о том, чтобы съесть этого поросенка. Так что мы окрестили его Фрэнсисом в честь первооткрывателя пролива Дрейка и разрешили бродить по всему кораблю на манер священной коровы в Варанаси.
Мы старались как могли, но так и не смогли выдрессировать это существо, так что даже линиеншиффслейтенант Микулич вынужден был мириться со свиным пометом на безукоризненно вычищенных палубах.
В предпоследний день 1902 года капитану Фештетичу пришлось признать поражение. Выбора не осталось. Экипаж измучен и недоволен, фок-мачта сильно повреждена, а корпус протекает из-за многонедельных нагрузок так сильно, что воду приходилось откачивать каждый час.
Плотник и старший офицер провели осмотр трюма и доложили, что такими темпами скоро не выдержит какая-нибудь доска ниже ватерлинии и мы пойдем ко дну. Так что в полдень мы повернули руль, перебрасопили реи по ветру и понеслись к Фолклендам.
Прошло шесть недель, как мы отплыли с этих островов, и всё, чего мы добились в борьбе с погодой и ветром — три мертвеца (Гумпольдсдорфер и два моряка, которых просто смыло ночью за борт), потрепанный, протекающий корабль и крайне унылый экипаж, деморализованный не столько работой или погодой, это еще куда ни шло, а скорее потерей веры в командиров.
Стыдно осознавать, что хорошо укомплектованный моряками военный корабль не смог обогнуть Горн, в то время как кое-как оборудованные торговые суда под управлением десятка моряков и юнг делали это каждый день. Мы проиграли и понимали это.
Корабль приполз в Порт-Стэнли вместе с угасающим светом последнего дня 1902 года. Возможно, мы предпримем еще одну попытку, если погода наладится — небо как раз расчистилось, когда мы подходили к Фолклендам — но сейчас нам срочно нужно отремонтировать корабль.
Все выглядело так, будто мы прибыли в правильное место, потому что насколько хватало глаз во время длинного летнего заката, гавань Порта-Стэнли и все бухты вокруг были усыпаны бесхозными кораблями, этими ходячими мертвецами в вечной битве у мыса Горн.
Многие из них, очевидно, находились здесь многие годы, судя по позеленевшим мачтам и темным зарослям водорослей, украшающим борта.
Наутро капитан и старший офицер отправились на берег, чтобы узнать насчет ремонта, и мы выяснили, почему здесь все кишит брошенными судами.
Все работы по ремонту кораблей в Стэнли монопольно выполнялись двумя шотландцами, братьями Гатри, и их расценки были так высоки, что капитаны побитых штормом кораблей, после того как отправляли владельцам телеграмму о требуемой на починку сумме, получали распоряжение сделать временный ремонт своими силами либо оставить судно на побережье в какой-нибудь бухте и вывозить команду пароходом.
Стоит ли говорить, что в ответ на нашу телеграмму с примерными расценками мистера Гатри и его брата пришел ответ, что Казначейство никогда не согласует починку корабля по такой непомерной стоимости.
И это еще не все, следом из Вены пришла вторая телеграмма, шифрованная и столь длинная, что за стоимость ее отправки мы могли бы сполна оплатить ремонт и даже получить сдачу.
Начали распространяться слухи, в этот раз достоверные, ибо, покинув Порт-Стэнли второго января, мы больше не пытались обойти мыс Горн. Вместо этого мы направились к чилийскому городу Пунта-Аренас на восточной оконечности Магелланова пролива, чтобы исследовать воды около Огненной земли.
Беглый взгляд на крупномасштабную карту в морском атласе Макса Гаусса показал, что если нам действительно предстоит этим заняться, то у нас будет, как говорится, дел по горло.
Потому что по сравнению с пятисоткилометровой береговой линией между островом Эстадос и мысом Пилльяр на западной оконечности Магелланова пролива даже хождение между замысловатыми островками Далмации кажется простым и незамысловатым занятием.
Думаю, что во всем мире только побережье Норвегии и, пожалуй, Британской Колумбии может сравниться с ней в сложности: дьявольски запутанная неразбериха каналов и фьордов, отделяющих бесчисленные гористые острова.
Но конечно, ни одно из этих побережий не является таким протяженным, как побережье самой южной оконечности Южной Америки, где Анды погружаются на морское дно. Нет рядом с ними и рождающих бури морей Южного океана, разбивающихся о сушу там, где западный ветер сталкивается с Андскими Кордильерами и пытается протолкнуться в узкую щель между горами и антарктическим льдом.
Нет там ни холода, ни свирепых течений — а диапазон приливов в Пунта-Аренасе, например, составляет пятнадцать метров — ни какой-либо помощи или удобств. В те дни побережье было неосвещенным, без каких-либо навигационных знаков, скудно обследованным и безлюдным, не считая горстки кочующих индейцев.
На этом жутком куске суши образовалось такое же кладбище кораблей, как и на берегах Каоковельда. Но там кости годами лежали на виду, погребенные дрейфующими песками.
Здесь жертвы стихии лежали на морском дне под скалами, там, где волны, прокатившиеся по всему южному океану, бьют в каменную стену и выбрасывают фонтан брызг на сотни метров ввысь.
Некоторым кораблям каким-то чудом удавалось прорваться в относительную безопасность фьордов и там сесть на мель. Но и их конец был печален. Экипаж, обреченный умирать от голода и холода. Корабль, гниющий в бухте и помеченный в конторе Ллойда как пропавший без вести.
Каждое лето, если позволяла погода, чилийский флот отправлял вдоль побережья канонерскую лодку, чтобы узнать, какие корабли накопились за прошедший год, и высылали шлюпку их идентифицировать, если море было спокойным.
Бывало, что удавалось спасти несколько выживших в крушении. Но для большинства крушение означало печальный конец на краю земли. Они были отрезаны от всего человечества столь же надежно, как если бы разбились на далекой планете.
Вплоть до начала Первой мировой войны в лоциях содержалось указание капитанам держаться по возможности близко к берегу и высматривать жертв кораблекрушений.
Даже названия на карте звучали как зловещие предзнаменования: остров Отчаяния, Бесполезный залив, бухта Истощения, Страшный фьорд, порт Голода. Семьдесят лет назад капитан Фицрой и его команда на корабле её величества «Бигль» постарались внести немного мужественного оптимизма, усеяв карту коллекцией краснорожих ганноверских англичан — залив Харди, остров Герцога Йоркского, пролив Коккбурн и полуостров Брансвик.
К сожалению, даже пыл этих поедателей говядины не смог развеять мрачность, как будто парящую над этой местностью. Даже на листке бумаги Огненная земля выглядела угрожающе, как разбитая на осколки бутылка, ожидающая, что кто-нибудь на нее наступит.