Страница 5 из 21
«Шуйское царство» кончилось, но боярское правление продолжалось.
На протяжении трех лет, или около того, Иван Васильевич отстаивает свой новый статус от попыток принизить его, реставрировать наиболее неприятные для него моменты из времен боярского правления. Так, например, в сентябре 1545 г. Афанасию Бутурлину, представителю древнего московского боярского рода, отрезали язык «за его вину, за невежливые слова». А через месяц Иван IV возложил опалу на целую группу служилых аристократов. Впрочем, довольно быстро они получили прощение в результате «печалования» митрополита Макария. Опала для середины XVI столетия – очень неприятное событие, ставящее целую семью в униженное положение и не позволяющее участвовать в государственных делах. Так вот, помимо самих Шуйских и их явных сторонников, подвергся опале старый царский любимец Федор Воронцов. Таким образом, можно заподозрить: юный царь рвался к полноте власти, равной временам правления его отца, а верхушка военно-служилого сословия не торопилась сдавать юноше позиции, занятые ею в 1530 – начале 40-х гг.[40]. В результате начинаются столкновения и с теми, кто раньше явно поддерживал великого князя, пытавшегося прекратить «Шуйское царство».
Характер Ивана Васильевича резко испортился. От тех лет сохранились известия о молодом незамысловатом хулиганстве великого князя, о его странных играх и жестоких забавах. В частности, псковская летопись, абсолютно независимый источник, сообщает о потравах и разоре, учиненном в псковских землях резвым молодым человеком и его товарищами[41]. Видимо, во время одного из игрищ Иван Васильевич разъярился на одного из свитских молодых людей, княжича Михаила Богдановича Трубецкого, и велел удавить его[42]. По косвенным известиям источников можно строить догадки о том, что великий князь любил охоту, скоморохов[43], был охоч до женского пола и, возможно, склонялся к содомии. Молодой правитель отличался крайне эмоциональным и притом несдержанным характером. Видные представители духовенства обращались к нему с увещеваниями.
К счастью, увеселения перемежались поездками по монашеским обителям, продолжавшимися неделями, а порой и месяцами. В то же время столь насыщенная жизнь не оставляла времени для дел правления. То ли сам Иван Васильевич не стремился утрудить себя заботами державства, то ли ему не очень-то и давали вмешиваться в работу государственного механизма.
Напряжение постепенно нарастало и закончилось жестоким кризисом. В мае или июне 1546 г. Иван Васильевич выходил с войсками под Коломну, видимо, по «крымским вестям». Боевых действий не случилось, и великий князь остался на некоторое время в тех местах для игр и развлечений. Отряд новгородских пищальников попытался подать ему какое-то челобитье; не желая принимать его, Иван Васильевич попробовал было отослать отряд, но пищальники уперлись, не собираясь уходить. Между ними и дворянами великокняжеской свиты произошло настоящее сражение, были убитые с обеих сторон. Полагая, что за попыткой в неурочное время в неурочном месте подать челобитную кроется заговор людей, стоящих намного выше простых пищальников, государь поручил дьяку Василию Захарову-Гнильевскому розыск. Тот указал нескольких виновных, и в истинности его слов, судя по нескольким странным оговоркам в летописном тексте, Иван Васильевич впоследствии сомневался. Но тогда он велел, может быть, не вполне обоснованно, казнить Федора Семеновича Воронцова, ставшего влиятельным человеком при особе государя, его родича Василия Михайловича Воронцова, а также старого крамольника князя Ивана Ивановича Кубенского. Иван Михайлович Воронцов и Иван Петрович Федоров отправились в ссылку[44].
Источники не дают возможности определить, существовал ли на самом деле заговор[45]. Но расправа с несколькими видными представителями знати показала: конфликт между царем и служилой аристократией грозит вновь обернуться открытым противостоянием.
Надо было что-то менять.
Глава II
Реформатор
Иван Васильевич вошел в брачный возраст. Источники того времени рисует его молодым человеком, рано повзрослевшим и еще в юношеские годы вымахавшим с коломенскую версту. Позднее, видимо, он несколько растолстеет. Более поздний источник сообщает о государе в зрелом возрасте следующее: «царь Иван образом нелепым (не отличался красотой), очи имел серы, нос протягновенен и покляп (изогнут), возрастом (ростом) велик был, сухо тело имел, плещи высоки имел, грудь широкую, мыщцы толсты». Что же касается внешнего благообразия, то оно, вероятно, было подпорчено дурной привычкой скоро и бурно впадать в ярость, каковую государь приобрел на закате жизни. Когда он был молод, его считали красивым.
В январе 1547 г. Иван Васильевич венчался на царство. Царским титулом именовал себя в дипломатических документах его дед, Иван III. Но официальное принятие его было и серьезной реформой, поскольку поднимало московского государя выше всех его западных соседей[46], и серьезным шагом в укреплении позиций лично Ивана IV. Историки говорят о «программной сакрализации первого русского царя», о формировании концепции «Россия – второй Израиль», где Израиль понимается как царство богоизбранного народа[47]. За этим преобразованием видится и мудрость Св. Макария, короновавшего молодого монарха, и острый ум Глинских. Церемония венчания прошла с большой пышностью в кремлевском Успенском соборе. Через несколько дней государь выехал на богомолье в Троице-Сергиев монастырь[48].
В том же году Иван Васильевич женился на Анастасии Захарьиной-Юрьевой, происходившей из древнего боярского рода, который даст впоследствии Московскому государству династию Романовых. Многочисленные источники, в том числе и тексты, исходящие от самого государя, свидетельствуют о глубоком и нежном чувстве, которое испытывал этот человек к своей жене. Обретя любимого человека, государь также нашел сильных союзников в лице богатой и влиятельной семьи Захарьиных-Юрьевых. Нельзя сказать, чтобы свадьба и венчание на царство моментально исправили характер Ивана IV[49]. Но они способствовали этому. Государь до тех пор был юношей у власти – без твердого определения, кто он есть по отношению к своей же аристократии, по каким образцам должна строиться его жизнь, что в ней будет играть роль непреложных законов, а чему уготована судьба маргиналий на полях биографии. Принятие царского титула и женитьба мощно встроили его в социальный механизм Русской цивилизации. Ивану Васильевичу фактически предложили роль на всю жизнь – роль христианского государя, светского главы православного мира, да и главы собственной семьи, человека, стоящего недосягаемо высоко по сравнению со всеми знатными родами страны. Это положение возвышает необыкновенно, и в то же время оно налагает значительные ограничения на монарха, – на его образ жизни и даже на его образ мыслей. На протяжении нескольких лет молодой государь приносил Церкви покаяние за прежнее беспутство[50] и «врастал» в свою роль. В середине 1550-х, по отзывам нескольких независимых источников иностранного происхождения, Иван Васильевич выглядел как человек, идеально ей соответствующий. Марко Фоскарино оставил весьма привлекательный его потрет: «…Князь и великий император по имени Иван Васильевич имеет от роду 27 лет, красив собою, очень умен и великодушен. За исключительные качества своей души, за любовь к своим подданным и великие дела, совершенные им со славою в короткое время, достоин он встать наряду со всеми другими государями нашего времени, если только не превосходит их… Император руководствуется своими несложными законами, по которым он с величайшей справедливостью царствует и управляет всем государством… Император запросто разговаривает и обращается со всеми; он обедает со всеми вельможами всенародно, но с истинным благородством: с царским величием он соединяет приветливость и человечность».
40
Впрочем, А.А. Зимин предлагает иную трактовку: падение Воронцовых было результатом интриг партии Глинских. – Зимин А.А. Состав Боярской думы в XV–XVI вв. // Археографический ежегодник за 1957 г. М., 1958. С. 58. Остается необъяснимая загадка: по какой причине двум кланам, совсем недавно союзничавшим против Шуйских, потребовалось враждовать столь жестоко? Таким образом, гипотеза А.А. Зимина представляется маловероятной.
41
Псковские летописи. М., 1955. Т. II. С. 230–231.
42
По словам кн. А.М. Курбского, были также «зарезаны в самом младенчества» еще два представителя аристократических родов: «…князь Иван Дорогобужский, из рода великих князей тверских, и Федор, единственный сын князя Ивана, по прозванию Овчины, из рода князей тарусских и оболенских». – См.: Курбский А.М. История о великом князе Московском // Памятники литературы Древней Руси. Вторая половина XVI в. М., 1986. С. 225.
43
Страсть великого князя к скоморохам дискуссионна. Другой источник утверждает, что Иван Васильевич не любил «…ни гусельного звяканья, ни прегудниц скрипения», ни бесовских плясок скоморохов. Тогда зачем же Максим Грек поучает великого князя не забавляться скоморошьими представлениями? На всякий случай?
44
Александро-Невская летопись // Полное собрание русских летописей. М., 1965. Т. 29. С. 147.
45
Ситуация с коллективным челобитьем в неурочное время повторилась до странности сходно в 1547 г., когда в роли жалобщиков выступили уже псковичи. Их Иван Васильевич разогнал со срамом и бесчестьем.
46
Царский статус европейские страны признали не сразу. Да и подтверждение его от Константинопольского патриарха Иоасафа пришло только в 1561 г.
47
Конотоп А.Б. Представления о Русском государстве как о «новом Израиле» и их отражение в памятниках литературы, живописи и архитектуры XVI в. // Историческое обозрение. М., 2005. Вып. 6. С. 47; Флайер М. «Мономахов трон» Ивана Грозного // Иконостас. Происхождение – развитие – символика. М., 2000. С. 610.
48
Царственная книга // Полное собрание русских летописей. М., 2000. Т. XIII. С. 451–453.
49
Молодые бесчинства продолжались еще какое-то время.
50
См. подробнее в Главе VII.