Страница 42 из 44
– Да уж это вы, женщины, чувствительный народ, – шумно сморкаясь, говорил чей-то папа. – А в общем, в чём дело? Великолепная экскурсия, с вожатым, с учителем, все условия – о чём же тут слёзы лить?
– Верно, верно! – соглашались с ним родители. – А всё-таки трудно расставаться.
– Ну, кому куда? Кто со мной по пути? Дальние проводы – лишние слёзы. Эдак и заночевать на вокзале можно! – шутил Павел Васильевич. – Пошли, пошли, товарищи родители!
Глава 40. УКРАИНА! УКРАИНА!
Свежий ночной ветер врывался в открытые окна вагонов. Он шевелил рыжий чуб спящего Васька; обвевал прохладой спокойное лицо Мазина с упрямой нижней губой и по-детски пухлыми щёками; трогал длинные ресницы Пети Русакова, разметавшегося на нижней полке; гладил доброе, озабоченное лицо Саши, заснувшего с мыслью о матери; трепал светлые волосы Одинцова и заглядывал в бледное лицо Малютина, а потом, шаловливо перебегая в соседнее купе, начинал трепать выбившиеся прядки волос в чёрных косичках Лиды Зориной, пробегал по разрумянившемуся во сне лицу Синицыной и по серьёзному личику Вали Степановой, сложившей под щекой ладони…
Ребята крепко спали, утомлённые сборами и прощанием с родными. А поезд мчался в темноту ночи; чёрный блестящий паровоз по-хозяйски отстукивал километры, увлекая за собой длинную цепь вагонов.
В отдельном купе так же спокойно, как ребята, спал старик – отец учителя. Сергей Николаевич стоял у раскрытого окна. Митя, свесив голову с верхней полки, смотрел на учителя.
– Вы знаете, Митя, это изумительное чувство – ощущение своей Родины! Эта непостижимая любовь человека к своей земле! И как это хорошо, взволнованно звучит:
Как невесту, Родину мы любим,
Бережём, как ласковую мать!
Яркое, солнечное утро разбудило ребят. Поезд мчался мимо золотых полей пшеницы, мимо зелёных лугов со стадами. Коровы, лёжа в густой траве, лениво жевали жвачку. Прыгали, высоко вскидывая задние ноги, молочно-жёлтые телята. Пастушок, сдвинув на затылок картуз, щёлкал длинным бичом.
Цвела розовая гречиха, густел овёс, сиреневые шарики клевера сливались в один пушистый ковёр. Синел лес, под мостом покачивались на воде кувшинки…
Мелькали железнодорожные будки, белые хаты с густыми вишнёвыми садочками, а на маленьких станциях врывались в окна свежие, задорные голоса с мягким украинским выговором:
– Черешен! Черешен!
– Мёду! Мёду!
– Ось кому молочка свеженького!
– Ряженки!
– Сюда, сюда! – кричал Митя, принимая из загорелых рук босоногих девчонок крынки с молоком, затянутые густой розовой пенкой, лукошки с чёрными, горячими от солнца черешнями и кувшины с мёдом.
Ребята пригоршнями ели черешни, залетавшие в вагон пчёлы лезли к ним в миски с мёдом.
Украина! Украина!
Это был июнь 1941 года.
Конец первой книги
Книга вторая
Глава 1. Встреча
На широкую проезжую дорогу смотрят белые хаты. Окна с расписными наличниками прикрыты тонкими занавесками. Под окнами растут розовые мальвы, душистые вьюнки, в густой траве около перелазов краснеют маки, над чёрными, разогретыми солнцем вишнями кричат и ссорятся воробьи. А позади белых хат, понизу за огородами, за цветистым лугом, кружит быстрая речка. За рекой синеют густые леса. На лугу лениво пасутся колхозные коровы, истомлённые жарой, сытной пищей и надоедными слепнями. По другую сторону села – богатые колхозные поля. Тёплый ветер доносит оттуда медовый запах цветущей гречи, лёгкий шум дозревающей пшеницы.
Солнце перевалило за полдень. У колхозного сарая девчата и хлопцы складывают под навес сено. У плетня старые деды раскуривают трубки и мирно беседуют меж собой:
– В подбор сено идёт…
– Погода подходящая…
– В самый раз для уборки.
В волосах у девчат путаются сухие стебли, забираются за воротники, щекочут шеи.
Председатель колхоза Степан Ильич мнёт в ладонях душистый пучок сухой травы и жадно вдыхает её запах:
– Богатые корма для скотины!
По улице пробегают с граблями девчата.
– Эй, девчата! – окликает их Степан Ильич. – Повыше от реки скирды складывайте, где я указал.
– Добре! – звенят с улицы молодые голоса.
Степан Ильич смотрит на небо, поглаживает широкой ладонью бритые щёки. Праздничная, расшитая васильками рубашка ловко сидит на его статной фигуре; воротник туго охватывает загорелую шею. Голубые глаза щурятся от солнца.
– Разодела тебя, Степан Ильич, жинка, как на свадьбу! – шутят над ним старики.
Степан Ильич смущённо оглядывает себя, осторожно снимает с рубашки сухой стебелёк и улыбается широкой, простодушной улыбкой, показывая ровные белые зубы:
– Верно, что разодела! К сенокосу и вышивала.
Старики улыбаются:
– Ребята наши москвичей ждут – до свету встали да за Игнатом в Ярыжки бегали!
– Ну, ясно, большой интерес для них!
– Сейчас должны прибыть, – скручивая папиросу, говорит Степан Ильич.
Во двор вбегает босоногий подросток:
– Дядя Степан, вас до сельрады кличут!
– Добре. Иду сейчас. – Степан Ильич крупно шагает к воротам.
– Степан Ильич, бригадир спрашивает, какое ваше распоряжение будет насчёт луговины, – сегодня там починать косить или завтра? – окликает председателя дивчина в красной косынке и синей подоткнутой юбке.
– Сегодня, сегодня починайте, пока погода стоит!
На улице, толкая друг дружку, скачут ребятишки. Щупленький дед Михайло суетливо пробегает мимо.
Показываются возы, доверху нагружённые сеном.
– Стой! Стой! Заверни один воз до школы!.. Заверни, говорю, председатель приказал! – машет рукой дед Михайло.
В колхозе «Червоны зирки» не до гостей.
Стоят горячие дни сенокоса. Люди чуть свет вышли на работу, село опустело, и только из трубы председателевой хаты вьётся дымок.
Мать Степана Ильича, баба Ивга, вытаскивает из печи дымящийся чугун, вычерпывает дуршлагом горячие вареники. Тёмное, сухое лицо её с чёрными бровями раскраснелось. Аккуратно подобранные под очипок гладкие волосы, подёрнутые сединой, блестят, как намазанные маслом.
– А где ж то наш Степан? И весь народ на поле – некому будет и встретить приезжих… – беспокоится она. – Спасибо, хоть ты, Татьянка, забежала! А ну, сходи, доню, за холодцом! Проголодаются диты с дороги!
Татьяна, председателева жена, хватает полотенце и бежит в погреб. Разогретая солнцем земля жарко припекает её босые ноги.
Степан Ильич быстрым шагом идёт к своей хате.
– Поторапливайся, жинка, поторапливайся! Время!
На широком лице Степана Ильича блестят капельки пота, он расстёгивает воротник и вытирает платком шею.
– Ой, Стёпа, так же некрасиво!
Татьяна на ходу застёгивает мужу воротник, оправляет ему рубашку.
– Да жарко же… – покорно говорит он, подхватывая на руки выбежавшего из хаты маленького белобрысого хлопчика. – А ну, Жорка, садись на плечи, да пойдём до ворот, сынок! Глянем на дорогу – не едут ли гости из Москвы.
С утра сидели у околицы колхозные пионеры, купая в пыли босые ноги и прикрыв от солнца глаза. Трижды успели они сбегать к реке, прежде чем ветер донёс до них звонкую песню и из-за леса вынырнул грузовик с широким полыхающим, как пламя, пионерским знаменем.
– Едут! Едут!
– Бежим на село!
– Выходьте с хаты! – врываясь во двор Степана Ильича, кричали ребята. – Живо! Бо воны вже туточки!
– Встречают! Встречают! – волновались в машине приезжие. – Митя! Нам как, Митя?
– Знамя выше! Девочки, знамя поднимайте! Ребята, подъезжаем! – кричал Васёк Трубачёв, придерживая разлетающийся рыжий чуб. – Пойте громче!
Сергей Николаевич поднял шляпу и, стоя в машине, замахал ею над головой.