Страница 6 из 38
«Достали! До дисбаланса в организме!» – мысленно орал Александр, шагая по улице. Сколько раз из-за всей этой домостроевской хрени он оказывался в центре насмешек сверстников!
Вспомнилось, как в десятом – выпускном! – классе ему и Лёшке с Наташкой – троице самых толковых школьных рисовальщиков – комитет комсомола поручил к торжественному вечеру нарисовать ордена, которыми Родина наградила к тому времени Всесоюзный Ленинский. Изображения требовались размером в ватманский лист и, понятное дело, максимальной схожести с оригиналами.
Оставшись после уроков, а учились они тогда первое полугодие во вторую смену, «плакатная группа» тщательно зашторила в классе окна, хотя вечер и так густел. Старательный Лёха, дабы обеспечить полную темноту, опустил даже светомаскировочные шторы из толстой чёрной бумаги (тогдашнее нововведение по линии гражданской обороны, порождённое непростыми отношениями Отчизны с южным соседом).
Кромешный мрак позволил эффективно изготовить абрисы будущих шедевров: контуры орденов и составляющих их элементов перевели с первой страницы комсомольского билета на белые ватманские листы посредством эпидиаскопа. Потом взялись за тщательную раскраску с максимальным соблюдением полутонов, особенно на лике великого вождя. Понятно, что процесс подзатянулся. Вышли мастера кисти на широкое школьное крыльцо с радостным чувством исполненного долга и – тут же оказались под конвоем родителей Александра и школьного сторожа.
В густой октябрьской темноте в лицо ударили сразу два фонаря. Мощный железнодорожный – отца и дохлый – сторожа.
Но это полбеды. Оказалось, что вечерняя временна́я граница уже час как Александром нарушена, о чём всех громогласно тут же оповестил Шишкин-старший.
Хуже того, здесь же, так сказать, «по горячим следам», арт-троица была подвергнута перекрёстному допросу: чем это они занимались в пустой и тёмной школе?
Рисовальные объяснения не прокатили. Сторож разве что крест не целовал, заверяя Шишкина-старшего, что ещё полтора часа назад, когда по домам отправились самые терпеливые учителя и самые нерадивые школяры, которым педагоги дополнительно вдалбливали после уроков в головы недопонятое, он самолично, бдительно и ничем не отвлекаясь, обошёл здание внутри, а потом снаружи – и ни души, ни огонька.
Горе-художники, ошарашенные натиском Шишкина-старшего и категоричностью заявлений сторожа, совершенно забыли про опущенные чёрные занавеси на окнах и только растерянно мычали. А Наташа плакала, потому как мадам Шишкина в её адрес и вовсе высказалась недвусмысленно.
Понятно, что поутру Шишкин-старший гремел уже в кабинете директора. Конечно, ситуация быстро прояснилась, но и кратковременного периода её прояснения хватило для распространения всей этой истории среди старшеклассников. Над столь ревностно опекаемым родителями Шишкиным ржали все восьмые, девятые и десятые. Ржали, правда, недолго. А вот последовавшая за всем этим трагедия…
Наташа, умница Ната, с бездонными серыми в зелёную крапинку глазами и длинной, толстой русою косой, доселе благосклонно позволявшая Саше после уроков нести свой портфель аж до дверей квартиры, дочь майора пограничных войск, умница и красавица, в которую Шишкин-младший был влюблён по уши, категорически возненавидела своего кавалера на все оставшиеся полгода школьной жизни. Даже выпускной вечер – эта волнительно-волшебная увертюра якобы вступления в якобы взрослую жизнь – проехал для Александра как-то бестолково и смазанно.
Потом Наташиного отца перевели к новому месту службы, они уехали. И оборвалась последняя ниточка надежды на перемену к лучшему. Ах, как страдала душа Александра, если учесть, что Наташин профиль украшал буквально все поля личного шишкинского томика с «Евгением Онегиным» – портретная галерея милого образа открылась и пополнялась с момента начала изучения этого бессмертного творения великого поэта по школьной программе и до зачисления Саши на первый курс филфака. Там уже страдать стало некогда. Но остались в сундучке юношеской памяти изрисованный самым безжалостным образом великий роман в стихах, бездонность серых в крапинку глаз, русая коса до талии уехавшей Наталии и щемящая светлая грусть – в общем, стандартный набор первой, школьной любви, которая, как известно, редко имеет продолжение. Как-то незаметно проходит, оставляя после себя, иногда на всю оставшуюся жизнь, горчинку убеждённости, что всё могло срастись по-настоящему, навечно, навсегда, а то, что было после, – это уже не то, вторично и бесцветно. И физиология, и даже страсти бушующие – сколько угодно, а вот «веточки сирени» – увы…
Филологическое отделение историко-филологического факультета пединститута разительно отличалось от других отделений и факультетов. Собственно, эта тенденция сохраняется и поныне. Студенты «мужескага» пола на филфаке любого вуза – явление штучное. И, естественно, ценятся во всех отношениях, на вес золота, несмотря на то или иное реальное процентное содержание эквивалентов благородного металла в конкретной персоне. Лукавить не будем, девичьим вниманием Саша не был обделён все четыре студенческих года. Как бескорыстным, так и корыстным.
Первое в этой классификации, наполненное быстро увядающей юной романтикой, и угасало соответственно. Второе же отличалось повышенной устойчивостью и выглядело многовекторно.
Ну вот, что есть такое сокурсник Шишкин? Привлекателен и не карлик. Умён и остроумен. Начитан и музыкален. Не жмот и даже галантен. А ещё житель областного центра. Обеспеченный мо́лодец. Влиятельные родители и просторная квартира. Ну и так далее, в иных положительных ракурсах. Есть, конечно, некоторые изъяны. Например, язва – да ещё та. Но какой мустанг не брыклив? А вот к пиву и портвейну не склонен. Не курит. И не гривенником в кармане побрякивает. Спесь иногда пробивается, так это несложно и сбить, если постараться аккуратно и ненавязчиво…
И ещё. С первого курса – редактор-оформитель литературной стенгазеты факультета.
Вот уж тоже повод для корыстного девичьего внимания! – воскликнет искушённый читатель. И будет неправ. По той простой причине, что речь мы ведём о филологах, пускай и будущих.
Нигде нет такой плотности, с позволения сказать, поэтесс. (Да простят автора истинные стражи родного языка за это дурацкое название. Но оно у нас в речи – сплошь и рядом. Как и градация на поэтов и писателей.) Так вот, такого обилия поэтов женского пола на одном квадратном метре вы не встретите нигде. Даже на международных поэтических семинарах или съездах. Там-то рифмующие представительницы прекрасной половины человечества заявляют себя громко и явно. Но в пластах, что матёрых, что подрастающих филологов и учителей-словесников, есть ещё и неисчерпаемые залежи поэтесс латентных. И даже, справедливости ради, заметим, нередко более талантливых, чем иные служительницы Пегаса.
Крылатый конь Зевса, как известно, олицетворяет птицеподобное, неистовое преодоление земных тягостей поэтическим духом. Вот почему заклятые жрицы Пегаса беспрестанно и громко заявляют о себе, неутомимо украшают собою любые творческие вечера и посиделки, а ныне, с развитием Интернета, уже до треска набили, однако упорно продолжают набивать все возможные сайты своими творениями. Равно как и широким бреднем просеивать Всемирную паутину на предмет заполучения пусть и сомнительных, но громких званий и регалий. Автор знаком даже с парой местных членов-корреспондентш некой Академии поэзии и дюжиной кавалерш неизвестно кем учреждённых «золотых» медалей Есенина, Бродского, Ахматовой, Цветаевой и др. Плюс эти ежегодные «золотые перья Руси» по 265 руб. за соответствующий «сертификат», рассылаемый организаторами «конкурса» в обмен на квитанцию об оплате. Ах, вам этого мало? Тогда ждём-с от вас переводика, допустим, на 650 рэ, и вашу грудь украсит медаль!.. Увы, так было, есть и будет, видимо, всегда. Но вернёмся к нашей истории.
Первокурсника Шишкина, настенгазетничавшегося ещё в школе, конечно же подвела под монастырь (благо – под монастырь женский) характеристика за подписью директора родной школы. Текст характеристики писала бывшая Сашина классная, а уж она не поленилась изложить все его школьные заслуги, когда узнала, что поступать он собрался в педагогический, а не в какой-то там «политен». Почти в родню записывается!