Страница 21 из 30
– Сидонец, раздуй пожарче огонь!
Курри присел на корточки и принялся раздувать огонь кожаными мехами, а Скиталец стал выправлять размягчившийся металл аккуратными ударами молотка, соединяя края прочно и красиво. Работая, он продолжал разговаривать с Реи.
– Странное занятие для царя, ведь ты, конечно же, царь у себя в Алибасе, откуда ты приплыл, – сказал Реи, опираясь на свой длинный кедровый посох с лазуритовым яблоком в рукоятке. – У нас в Кемете знатные люди не работают руками.
– В каждой стране свои обычаи, – отозвался Эперит. – У меня на родине братья не женятся на сестрах, а у вас женятся. Впрочем, такой же обычай существует на острове бога ветров Эола, меня однажды забросило туда во время моих странствий.
И ему вспомнилось, как бог ветра Эол подарил ему мех, в котором были завязаны противные ветры, и как его спутники этот мех развязали.
– Мои руки могут делать любую работу, – продолжал он. – Весной косить свежую траву, править быками, вести плугом ровную глубокую борозду в твердой, как камень, земле, строить дома и корабли, делать украшения из золота, ковать железо – всё, что может потребоваться.
– И разить мечом врагов, как никто другой, – добавил Реи. – Уж в этом-то я убедился. Послушай, Скиталец, фараон Менепта и царица Мериамун прислали меня к тебе с письмом. – Он вынул свиток папируса, перевязанный золотым шнуром, поднес его к своему лбу и поклонился, словно творя молитву.
– Что это за свиток? – спросил Скиталец, выбивая молотком бронзовый наконечник копья, который застрял в навершии его золотого шлема.
Реи развязал золотой шнурок, развернул свиток и протянул его Скитальцу.
– Великие боги, что это? – спросил Скиталец. – Какие-то крошечные рисунки – фигурки людей, кто-то стоит, кто-то сидит, красные змеи, топоры, птицы, жуки. Что всё это означает? – И он отдал свиток обратно Реи.
– Фараон приказал главному писцу написать тебе, что назначает тебя командующим легионом Пахт и начальником дворцовой стражи, потому что вчера вечером наш начальник был убит. Он жалует тебе высокий титул, обещает дать три дома, земли, город на юге, который будет снабжать тебя вином, и город на севере, откуда тебе будут привозить зерно, и просит тебя согласиться служить ему.
– Я никогда в жизни никому не служил, – отвечал Скиталец, и лицо его залилось краской гнева, – хотя меня чуть было не продали в рабство. Фараон оказывает мне слишком большую честь.
– Ты хочешь уехать из Кемета? – с волнением спросил старый жрец.
– Я хочу найти ту, которую ищу, где бы она ни была, – ответил Скиталец. – В Кемете или в какой-то другой стране.
– Какой же ответ должен я передать фараону?
– Я хотел бы подумать, – ответил Скиталец. – Хорошо бы посмотреть город, если ты согласен меня сопровождать. Много городов довелось мне повидать, но такого большого, как ваш, я еще не встречал. Пока мы ходим и смотрим, я решу, какой ответ дать фараону.
Сейчас Скиталец занимался своим шлемом, всё остальное вооружение он уже привел в порядок. Вытащил из него бронзовый наконечник копья и, держа в руках, проверял, насколько остро он заточен.
– Отличная работа, – сказал он, – острее не заточишь. И ведь был на волосок от цели. А теперь, сидонец, этот твой наконечник принадлежит мне, – обратился он к Курри, – твой наконечник и твоя жизнь. Жизнь я тебе подарил, а наконечник ты мне одолжил. Но возьми и его.
И он бросил его ювелиру царицы.
– Благодарю тебя, господин, – ответил сидонец и засунул наконечник за пояс, пробормотав про себя: – Дары врагов добра не приносят.
Скиталец надел свои доспехи, шлем и обратился к Реи:
– Ну что же, друг, пойдем, покажи мне город.
От взгляда Реи не укрылась скользнувшая по лицу сидонца усмешка – жестокая, коварная, мстительная, под стать морскому разбойнику, шердану[17]. Однако он ничего не сказал, вызвал стражу, чтобы сопровождала их с Эперитом, и все они вышли из дворцовых ворот в город.
Странное зрелище представилось их глазам. Не таким хотел старый жрец показать Скитальцу город, который он так любил.
И из богатых домов, и из домов поскромнее неслись вопли и стенания – плакальщицы скорбели по умершим. А вот в кварталах бедняков, на чьих лачугах косяки дверей и перекладины были помазаны кровью, царило веселье и ликование. В городе жило два народа – один горевал, другой праздновал. Из лачуг, помеченных кровью, выходили женщины с пустыми руками, а возвращались нагруженные драгоценностями – серебряными и золотыми перстнями, кубками, чашами, пурпурными тканями. Богатой добычей поживились эти смуглые люди с пронзительными черными глазами и хищными лицами! Они с криками и хохотом нагло расталкивали египтян, оплакивающих своих детей, и никто их не прогонял, никто не сопротивлялся.
Какой-то высокий мужчина хотел вырвать посох из рук Реи.
– Одолжи мне свой посох, старик, – глумливо крикнул он, – ишь какой в нем драгоценный камень! Одолжи, я как раз собрался странствовать. Иаков вернется из пустыни, и ты его получишь обратно.
Но Скиталец посмотрел на наглеца с такой яростью, что тот попятился.
– Я тебя видел, – сказал он со смехом, отступая. – Видел вчера на пиру и слышал, как поет твой лук. Ты не из местных, народ Кемета незлобив, они благосклонно относятся к Иакову.
– Старик, что происходит в твоем обезумевшем городе? – спросил Скиталец. – Я много чего повидал в своих странствиях, но такой дикости и представить себе не мог! Никто не пытается защитить свое добро от грабителей!
Жрец Реи громко застонал.
– Тяжкие времена переживает Кемет, – сказал он. – Апура уходят в пустыню, а перед уходом грабят египтян.
В эту минуту они увидели плачущую знатную даму, у которой в один день умерли от чумы муж, сын и брат. Она принадлежала к царскому дому, и на ней было много прекрасных золотых украшений с драгоценными камнями, даже у рабов, которые провожали ее с опахалами к храму Пта, куда она шла молиться, были на шеях золотые цепи. Ее увидели две женщины апура и кинулись к ней, крича:
– Отдай, отдай нам свои золотые украшения!
Дама молча сняла с себя браслеты, ожерелья и кольца и бросила на землю у своих ног. Апура их подобрали и принялись со смехом глумиться:
– Ну да, в тебе течет царская кровь, и что? Где твой муж? Где твой сын? Где твой брат? Ты сейчас расплачиваешься с нами за наш тяжкий труд, за то, что мы вот этими руками лепили кирпичи без соломы, собирали на палящем солнце листья и тростник. За то, что надсмотрщики били нас палками. Где теперь твой муж, где сын, где брат?
И они со смехом убежали от несчастной.
Скитальца ошеломила эта сцена, хотя потом ему пришлось наблюдать немало подобных. Сначала ему хотелось отобрать у мародеров отнятое и вернуть хозяевам, но жрец Реи умолял его не вмешиваться, иначе проклятье падет и на них тоже. И они двигались сквозь толпу, на каждом шагу наблюдая все новые проявления человеческой алчности и скорби. Здесь мать рыдала над трупом грудного ребенка, там новобрачная оплакивала мужа – нынешней ночью его отняла у нее смерть, пронзительно вопящие апура со злобными лицами срывали серебряные безделушки с детей что победнее, священные амулеты с мумий, приготовленных к захоронению, водонос рыдал над мертвым ослом, который помогал ему зарабатывать на пропитание…
Наконец они пробились сквозь толпу и вышли к храму, что стоял поблизости от храма Пта. Пилоны этого храма были обращены в сторону домов, двор и внутренние помещения окружала городская стена Таниса, за которой открывался речной простор. Храм был невелик, но мощной постройки и прекрасной архитектуры. Он был построен из черного сиенского камня, и его полированная поверхность была покрыта изображениями богини Хатор. То она была с головой коровы, то с лицом женщины, и неизменно в руках у нее был жезл, увенчанный цветами лотоса, и священный символ жизни анх, а на шее широкое ожерелье богини.
17
Шерданы – один из так называемых «народов моря», населявших, по древнеегипетским источникам, Средиземноморье во втором тысячелетии до н. э. Промышляли пиратством и участвовали во вторжениях в Египет.