Страница 30 из 32
Заслышав гул недовольства в толпе и бабий плач, Селезень нахмурился:
- Ну, чего взвыли, будто на каторгу собрались! Эка невидаль отработать рубль семь гривен!
- Подати мы и без того исправно казне правим, а в холопы не пойдем! Как же так, братцы? В ярмо нас хотят запрячь.
- Не быть тому! Не пойдем на завод, пахота ждет! - закричали в народе.
Селезень вытянул шею и пристально разглядывал толпу. Среди волнующегося народа он заметил коренастого парня с веселыми глазами. Ткнув в него пальцем, приказчик крикнул:
- Эй, малый, поди сюда! Больно ты шебаршишь!
Парень не струсил, не опустил глаз под угрозой. Он протолкался в круг, сдержанно поклонился.
- Ты что ж, милый, народ мутишь? Как звать? - вкрадчиво спросил Селезень.
Улыбка сошла с лица парня, он степенно отозвался:
- Зовут меня Иваном, а по роду Грязнов. А то, что селяне кричат, справедливо. Суди сам, коренные пахари мы, к заводской работе несвычны.
- Верно байт парень! - загудели в толпе.
- Цыц! - топнул ногой приказчик, и глаза его гневно вспыхнули. - Сам знаю о том, но завод надо ставить, а кто против этого, тот против царицы-матушки.
- Да нешто мы против государыни идем? - высунулся из народа сутулый старик. Опершись на костыль, он сумрачно разглядывал демидовского приказчика. - Да ты не горячись! Мы на своей земле стоим. За нами мир, а ты сам кто? Что коришь нас и обзываешь возмутителями? От века свой хлеб едим. - Жилистые руки задрожали, он огладил седую бороду. - И ты, приказный, много воли ему даешь! - обратился он к чиновнику.
- Мое дело маленькое: прочел вам указ свыше, да и в сторону! - увильнул приказный. - Не послушаетесь, что прописано, солдат нашлют! Глядишь, дороже обойдется! - По его губам прошла ядовитая ухмылочка.
Демидовский приказчик снова обрел осанку, уверенность.
- Завтра на заре собирайтесь в путь да хлеба поболе берите, чать свои харчи будут. Вот и весь мой сказ... А тебя, голубь, примечу, - повел он глазами в сторону Ивана. - На словах остер, посмотрим, как в деле будешь!
- Теперь, братцы, по домам торопитесь, сборы чтоб короткие! - предложил приказный, вместе с Селезнем прошел среди раздавшегося народа и скрылся в мирской избе.
Грязнов скинул гречушник, встряхнул головой.
- Ну и пес! Ну и варнак! - бросил он вслед приказчику.
Кручинясь о внезапном горе, крестьяне стайками выбирались из острожка и расходились по дорогам. Над обогретыми вешними полями звенели жаворонки, над мочажинами дымком вились комариные толкунчики: земля ждала пахаря.
А пахарь так и не пришел.
В страдную пору демидовские нарядчики оторвали крестьян от пахоты и обозом погнали за многие версты к приписному заводу. С тяжелым сердцем шли мужики сибирским простором, шли через привольные сочные луга и плодородные земли. Ссыхалась пашня под вешним солнцем, ждала хозяина, а хозяин, проклиная долю, тащился на чужую работу.
Голодные, истомленные, приписные крестьяне после долгого пути наконец добрались до завода.
Тут и началась демидовская каторга...
Широко размахнулся Никита Акинфиевич на новой земле. Среди гор он одновременно строил два завода: Кыштымский и Каспийский. Огромный богатый край подмял под себя Демидов, закрепил его за собой межеванием, а на лесных перепутьях и дорогах выставил заставы. Башкиры навечно лишились не только земель, но и права лесовать в родных борах, щипать хмель и опускать невод в озера, по берегам которых испокон веков кочевали их отцы. Как только отшумели талые воды и подсохли дороги, прибыли они к Демидову за обещанным. Почтенные старики мечтали о красных кафтанах, а оголодавшие за зиму ждали угощения. Никита Акинфиевич сам встретил кочевников и провел их в обширные кладовые. Там на стенах висели красные халаты, любой из них просился на плечи. Башкиры обрадовались, кинулись к одежде, стали примерять, прикидывать, который покрасивее.
- Добры, добры, бачка, кафтаны! - хвалили их старики и прищелкивали языками.
- Отменные халаты! - Никита, взяв из рук кочевника одежду, тряхнул ею перед глазами. Как пламень, вспыхнул, заиграл красный цвет. Башкиры от восхищения прижмурили глаза. А Демидов продолжал нахваливать: - Как жар горят! И в цене сходны: по шесть рублей халат.
Старик-башкирин протянул руку за подарком.
- Э, нет! - не согласился Демидов и повесил халат на стенку. - Эта одежда только за наличные.
Ахнуть башкиры не успели, как кафтаны уплыли из рук: демидовские приказчики быстро поотнимали их и попрятали в сундуки.
- Ну как, по душе, что ли, товар? По рукам, хозяин? - ухмыльнулся Никита.
Башкиры подняли крик:
- Посулено нам отпустить по красному кафтану, так надо слово держать!
- Верно, от своих слов не отрекаюсь, - подтвердил Демидов. - Но того я не сулил, что кафтаны задарма. Где это видано, чтоб свое добро зря кидать? Хочешь, бери, мил-дружок, но рублишки на прилавок клади. Небось за свою землицу отхватили с меня двести пятьдесят ассигнациями. Шутка!
Башкирский старец, приблизясь к заводчику, поднял к небу глаза:
- Там - аллах! Побойся, бачка, бога, покакает за обиду!
Никита положил руку на плечо старика:
- Дряхл ты, батюшка, а то я сказал бы словечко... Что аллах? Господь бог не построит завода. В таком деле нужны людишки да рублишки. Берешь, что ли, кафтаны?
Приказчик Селезень лукаво усмехнулся в бороду: своей купецкой хваткой Никита Акинфиевич отменно потешал холопов. Башкиры выли от обиды, плевались, а приказчики скалили зубы.
Понурив головы, кочевники выбрались из кладовой и побрели по берегу озера. Все родное здесь стало теперь чужим, неприветливым. На башкирской земле прочно вырастал завод. В горах взрывали скалы и камень, везли к озеру, где работные мужики возводили прочные стены. В окрестных кыштымских лесах звенели пилы, гремели топоры. В скалах ломали породу, громко о камень била кирка: грохот и шум стояли над землей и лесами.
Перелетная птица - косяки гусей и уток - пролетала мимо, не садясь на озеро.
- Шайтан пришел сюда! - сплюнул старик и махнул своим рукой: - Айда в горы!
Никита засмеялся вслед башкирам.
- Не уйдут и в горах не укроются, разыщу да в шахту спущу работать! Дай срок окрепнуть, доберусь и до вас...