Разлучающий поток

Однажды, в начале октября произошла следующая история. Сильный юго-западный ветер, ревевший весь день, всё крепчал, и когда в доме зажгли свечи, он превратился в шторм. И дул с такой силой, что казалось, будто он сейчас приподнимет крышу дома. И тут во входную дверь постучали, Стефан подошёл к ней, отворил и вернулся с человеком, промокшим до нитки и сильно потрёпанным ветром. Человек этот был высок, желтоволос, красив и прекрасно сложён, но большую часть лица его скрывала неухоженная борода, и ноги его не знали башмаков. И всё же с первого взгляда было понятно, что это человек храбрый, и держался он независимо и свободно, хотя одежда его была бедна. Под мышкой он нёс что-то длинное, завернутое в ткань, обвязанную бечевой и в нескольких местах запечатанную жёлтым воском.

Когда гость вошёл, хозяин вскочил, словно собираясь выставить его вон. Он даже пробормотал: «Наш дом не убежище для бродяг», правда взглянув при этом на Осберна, ибо тот вырос очень своевольным, и ничего в доме не делалось без него, а тот сразу поднялся и, подойдя к пришлецу, пригласил его войти, ведь за окнами бушевала непогода. Затем он взял его за руку, подвёл к очагу и обратился к бабушке с такими словами:

– Хозяюшка, наш гость пришёл с ненастья, и прежде, чем он сядет с нами за стол, хорошо бы тебе отвести его во внутреннюю комнату, омыть ему ноги да найти сухую одежду.

Хозяйка, радушно взглянув на гостя, попросила его следовать за ней. Он пошёл, но ещё прежде, чем гость развернулся спиной к хозяевам, Осберн, посмотрев на него, поймал его ответный взгляд, и отныне никакие лохмотья не могли разуверить его в том, что это был его друг Железноголовый. Вскоре гость вернулся в зал, одетый и обутый пристойно, настолько, насколько смогли его одеть наспех, и Осберн проводил его к своему собственному месту за столом и сам подал ему чашу. Стефан тоже старательно прислуживал незнакомцу, и тот мог бы подумать, что попал в гостеприимный дом, если бы только временами дед не кидал на него слегка недружелюбные взгляды, но он совсем не противился тому, что делали его домашние, и этих взглядов можно было и не замечать.

Когда же гость сел, он взял свой длинный свёрток и, отдав его Осберну, произнёс:

– Ты так добр к бродяге, что я осмелюсь просить тебя ещё об одной милости: позаботься об этом свёртке, пусть никто другой не прикасается к нему, и верни мне его завтра утром перед моим уходом.

Осберн согласился на это, взял свёрток и положил его под изголовье своей кровати. Тут принесли еду, и ужин удался на славу. Гость казался благородным, был обходителен и весел, так что никто, кроме деда, уже не вспоминал о тех лохмотьях, в которых незнакомец вошёл в дом с непогоды. Да и дед заметно подобрел после того, как увидел, что хотя гость и ест и пьёт, как подобает высокородному человеку, но не требует такого обилия для насыщения своей утробы, как Стефан.

Прежде чем все начали есть, гость произнёс:

– Раз вы, даже не узнав моего имени, так добры ко мне, я скажу вам, что меня называют Странником, и да возрастёт добро сего дома!

Затем чаша пошла по кругу, и пили до поздней ночи. Когда же выпили по последней, Осберн отвёл Странника в комнату для гостей, поцеловал на ночь, но ничем не выдал, что узнал его.

Глава XIII

Железноголовый даёт Осберну меч Широкий Косарь

С наступлением утра гость вышел в зал, где уже собрались все домашние, и сказал хозяйке:

– Госпожа, я бы хотел снять одежды, что ты одолжила мне вчера вечером, и вновь надеть мои, а эти оставить здесь, но свои я не нашёл.

– Ни ты, никто другой, дорогой гость, не найдёт этих тряпок, – отвечала она, – разве что они вновь обретут жизнь, когда на Страшном суде ты воскреснешь из мёртвых, ведь час назад я с миром погребла их в саду. Спаси нас Господь, если в Ведермеле не могут потратить ярд-другой домотканины на гостя, чьи одежды изорвала буря.

Странник удовлетворённо кивнул ей, Осберн же спросил:

– Скажи, гость, куда ты поскачешь утром, ибо я хотел бы немного проводить тебя.

– От твоей двери я направлюсь на юг, добрый хозяин, – отвечал Странник, – что же до «поскачешь», то скакать мне придётся на своих двоих, если я не захочу стать конокрадом.

– В этом нет необходимости, – возразил Осберн, – мы найдём тебе доброго коня, и если ты не вернёшь его обратно, то невелика потеря: меньше сена на зиму запасать. Стефан, сходи посмотри, чтобы кони были осёдланы и взнузданы к тому времени, когда мы перекусим.

Гость засмеялся и, взглянув на деда, спросил:

– А что ты скажешь, хозяин, принимать ли дар?

Дед немного печально улыбнулся:

– Принимать. Поистине, это дело мальца дарить, ибо всё это однажды станет его, и неважно, много ли останется к тому времени.

– Я принимаю дар, – ответил гость. – Он от чистого сердца. Но прости меня, хозяин, если не смогу расплатиться с вами, ибо в дом ваш я пришёл оборванцем.

После этого разговора все сели завтракать. Ветер, дувший прошлым вечером, совсем утих, небо прояснилось, солнце светило ярко, и было почти тепло для середины осени. Осберн подал Страннику запечатанный свёрток, тот принял его и, приторочив к седельной луке, вскочил в седло сам. Осберн, одетый в свой праздничный наряд, тоже оседлал коня, и они отправились к холмам. Ехали быстро, почти не разговаривая друг с другом.

Так они, миновав последнюю на пути к горам хижину, оказались в прелестной лощинке, через которую к Разлучающему потоку бежал прозрачный ручей. Вся она заросла кустами и небольшими деревцами, и в ней-то Странник, вернее Железноголовый, натянул поводья и сказал Осберну:

– Мне кажется, мы далеко заехали, и тебе нет нужды провожать меня ещё дальше, парень, так что давай спешимся и присядем у ручья.

Так они и сделали. Коней привязали к терновому кусту неподалёку, Странник снял с седла свой свёрток и спросил Осберна:

– Угадаешь, что это такое?

Осберн покраснел:

– Это меч, который ты обещал мне прошлой весной.

Странник рассмеялся:

– Острый у тебя взгляд – разглядеть меч под всеми этими навощёнными холстинами, которыми я обернул его. Уверен, это взгляд воина. Ты правду сказал – это твой меч.

И он начал разворачивать ткань, а мальчик нетерпеливо следил за его движениями.

Наконец, показались эфес и ножны: золотые навершие и перекрестье эфеса были выкованы так искусно, как не мог бы выковать в то время ни один кузнец, черенок же был обмотан золотой проволокой. Сделанные из коричневой воловьей кожи ножны, в которых скрывалось несущее смерть белое лезвие, усеивали золотые и серебряные шишки. Завязки из алого шёлка также оканчивались золотыми головками.

Осберн произнёс:

– О, как ты добр, раз принёс мне этот меч. Можно его подержать?

– Можно, – улыбнулся Железноголовый, – только осторожно, осторожно! – Он увидел, что юноша взялся за завязки. – Не развязывай эти завязки, иначе тебе не устоять – и ты вытянешь меч. Он выкован мастерами давно ушедших лет, а зовётся Широким Косарём, и такой ярый и своевольный, что никогда не вернётся в ножны, пока не заберёт чью-нибудь жизнь. Поэтому всегда будь осторожен, ибо он нанесёт большой ущерб, если ты обнажишь его пред небом и землёй, не имея на то должного повода.

Храбрый юноша несколько испугался, но спросил:

– Скажи мне, славный лорд, когда я должен вынимать Широкий Косарь?

Железноголовый ответил:

– Только когда пред тобой предстанет враг, тогда смелее вынимай меч, ибо его лезвие никогда не затупится ни от злого глаза, ни от козней колдуна, как это иногда случается с обычными клинками, выкованными в наши дни. Могучий муж шептал над ним многие заклятия, и ни один клинок не осилит твоего, разве только его брат, выкованный теми же руками, если таковой существует на земле, что едва ли. Вот у тебя и появился меч. Но я хочу предупредить тебя: не будь ни смутьяном, ни буяном и не вынимай Широкого Косаря в глупой ссоре или по приказу тирана да злодея, ибо тогда твоя удача оставит тебя, пусть даже этот клинок, что лежит сейчас в ножнах, останется при тебе. Но, думаю, ты не нарушишь ни одного из этих моих указаний. И ещё скажу тебе: ты хорошо принял меня прошлым вечером. Ибо хотя ты вскоре и понял, кто перед тобой, но сперва, когда ты взял меня за руку и провёл к огню на глазах у своих домочадцев, ты ещё не узнал меня, и я был для тебя всего лишь оборванным бродягой, которого твой дед охотно выставил бы обратно, под дождь. Но ты обошёлся со мной не хуже, чем с лордом или графом.