Страница 2 из 161
Первыми приехали Василевские. Павел Василевский, краснея и не поднимая глаз, пробормотал приличествующие случаю поздравления, коснулся невесомым поцелуем руки именинницы и прошёл в залу вслед за матерью и отцом. Марью немного задело такое пренебрежение: кавалер, вчера пылавший страстью, нынче не удосужился даже спросить о танце. А ведь бальная карточка всё ещё оставалась пустой, коли не считать мазурки, что она оставила за Сержем.
Огорчение её прошло, как только один за другим стали прибывать остальные приглашённые. В роскошной бальной зале, украшенной по желанию виновницы торжества белыми розами: точно такими же, какие вплела в причёску и прикрепила к корсажу бального платья горничная, музыканты настраивали инструменты, слышался приглушённый рокот голосов, сновали лакеи в парадных ливреях с подносами, на которых красовались фужеры из дорогого хрусталя, наполненные лучшим шампанским, какое только удалось достать в Первопрестольной.
Не прошло и получаса, как в её бальной карточке свободным оставался только вальс, который mademoiselle Ракитина не пожелала отдать никому. Раздумывая о том, что, вероятно, была чересчур жестока с Полем Василевским, Марья решил: вальс, коли он соизволит подойти, оставит за ним, но видимо, обида генеральского сына и впрямь оказалась велика, потому как он не спешил к ней с приглашением.
Поутру, рассказывая брату о признании молодого Василевского, Марья немного слукавила, отвечая, что ничего не ответила на признание. Она и в самом деле не сказала и слова в ответ, но вот смеха сдержать не смогла. Уж больно забавным показался Поль, когда пытался объясниться ей в своих чувствах. То, как он поминутно промокал взмокший лоб надушенным платком, мучительно подыскивал слова и даже, — о, ужас! — заикался, не могло не вызвать веселья. Вот и сейчас при одном воспоминании о том улыбка скользнула по её губам.
В распахнутые двери вошли припозднившиеся гости. Марья нахмурилась. Князья Урусовы хоть и были ближайшими соседями, но на любое собрание всегда приезжали последними, и их всегда ждали, не открывая бал до прибытия сиятельных особ.
— Марья Филипповна, вы очаровательны! — склонился над протянутой рукой Илья Сергеевич. — Позвольте поздравить вас с днём ангела и вручить сей скромный дар.
Скромным даром оказался французский роман, видимо, совсем недавно доставленный прямо из Парижа: посетив на днях книжную лавку в Можайске, Марья сего сочинения не видела, а ведь весьма внимательно и придирчиво перебрала все новинки.
— Благодарю вас, Илья Сергеевич. Вы, несомненно, знаете, как угодить барышне, — скромно потупила очи Марья.
— Могу я надеяться на счастье танцевать сегодня с вами? — не отпускал её ладонь князь Урусов.
Краем глаза Марья заметила Поля Василевского, приближающегося к ней со стороны бального зала. Очевидно, он всё же надумал пригласить её. Вне всякого сомнения, она могла бы отказать Урусову, сказав, увы, и ах, все танцы уже расписаны — и то вовсе не было бы ложью, но желая наказать Василевского за долгое ожидание, Марья ослепительно улыбнулась князю и протянула ему свою бальную карточку.
— Ежели найдёте свободный танец, он ваш, — глядя из-под ресниц на Урусова, выдохнула она, как ей самой показалось, обольстительно и томно.
Урусов пробежал взглядом по списку, загадочно усмехнулся и вписал своё имя в единственной свободной строчке напротив вальса. За Ильёй Сергеевичем поздравить именинницу подошла его сестра — княжна Наталья. Окинув бальный туалет Марьи Филипповны придирчивым взглядом и не найдя в нём не единого изъяна, Натали с кислым выражением лица пробормотала поздравления и, опираясь на руку старшего брата, проследовала в бальную залу.
Неприязнь между Мари и Натали являлась взаимной. Будучи княжной Урусовой, Натали никому не позволяла забывать о данном факте, но, к её величайшему сожалению, не могла похвастать столь же приятной наружностью, какой обладала их ближайшая соседка. Она вовсе не лишена была привлекательности, но рядом с Марьей Филипповной ощущала себя бледным ночным мотыльком против яркой экзотической бабочки. Всего годом старше самой Марьи, она уже провела один сезон в Первопрестольной, но суженного себе выбирать не спешила, полагая, что получить её руку — счастье, которого достоин не каждый. Марья же невзлюбила княжну за высокомерный нрав и нелестные высказывания в свой адрес, намекавшие на её легкомыслие и чрезмерное кокетство.
Бал открыли полонезом, в котором в первой паре хозяин имения повёл красавицу дочь. Танцы следовали чередой один за другим. Раскрасневшаяся, довольная атмосферой всеобщего веселья, Марья Филипповна блистала в мазурке, легко и изящно обходя вокруг брата, припавшего на одно колено в фигуре танца. Неприкрытая зависть уездных барышень, откровенное восхищение молодых людей, что бальзам на сердце, льстили самолюбию.
Остановив лакея, Серж снял с подноса два фужера с шампанским и протянул один сестре:
— Сегодня можно. — С улыбкой указал он на бокал.
Марья, послав ему благодарный взгляд, пригубила восхитительный игристый напиток, но первые аккорды вальса напомнили о том, что танцевать ей предстояло с князем Урусовым. Неприятный холодок пробежал по спине девушки, когда Илья Сергеевич склонился перед ней в учтивом поклоне. Для семнадцатилетней девицы двадцатисемилетний князь казался едва ли не стариком — уж во всяком случае, с ним не получалось вести себя так же, как с остальными поклонниками. Хотя этот "старик" и обладал весьма выдающейся наружностью: худощавое лицо словно было высечено скульптором в довольно резкой манере, обусловленной стремлением подчеркнуть твёрдую линию подбородка, высокие скулы, тонкий прямой нос, Марья Филипповна его привлекательности не замечала. Рядом с Ильёй Сергеевичем она ощущала себя несмышлёным, избалованным ребёнком, и сие ощущение было ей неприятно. Всякий раз ей казалось, что Урусов видит её насквозь, прямо-таки читает её мысли, а покровительственно-снисходительный взгляд невольно подталкивал к мыслям о том, что князь находит её забавной, но ни в коем случае не равной своей сиятельной персоне.
Вложив пальчики в протянутую ладонь, Марья позволила вывести себя на середину залы. Едва рука Ильи Сергеевича коснулась её тонкой талии, как тело невольно напряглось, а чуть заметная дрожь пробежала по спине.
— Мне казалось, здесь довольно душно, — тихо заметил Урусов, закружив именинницу в сумасшедшем вихре танца.
— Вы правы, ваше сиятельство, — не поднимая глаз, отозвалась Марья.
— Так отчего вы дрожите, Mon couer? — усмехнулся Илья Сергеевич.
— Вам показалось, — осмелилась поднять голову Марья Филипповна, вздрогнув от адресованного ей "Mon couer" (сердце моё).
Никогда раньше Урусов не обращался к ней подобным образом. Что-то неуловимо изменилось в его отношении к ней. Истинно женским чутьём Марья уловила перемены, но не могла сказать, что сие открытие доставило ей удовольствие: Илья Сергеевич всегда чем-то пугал её.
— Сквозняк, — беспечно улыбнулась она, — все окна открыты.
— Марья Филипповна, не желаете составить нам с сестрой компанию? Мы завтра собирались в Можайск. Думаю, Натали была бы рада вашему обществу, тем более, я ничего не смыслю во всех этих штучках, столь милых женскому сердцу, — обратился к ней Урусов.
"Едва ли Натали обрадуется моему обществу", — усмехнулась Марья, но вслух вежливо ответила согласием. Отчего бы и не досадить лишний раз высокомерной княжне своим присутствием? С последними аккордами вальса Илья Сергеевич ещё раз напомнил о данном ею обещании и сообщил, что заедет за ней к полудню.
За окнами совсем стемнело. Сделав музыкантам знак прерваться, Филипп Львович обратился к гостям:
— Господа, прошу на террасу! Фейерверк — семнадцать залпов в честь именинницы!
Разряженная толпа гостей устремилась на широкую мраморную террасу, весело переговариваясь в ожидании нового развлечения.
Марья застыла у самой балюстрады, вглядываясь в тёмные небеса. Звёзды, далёкие и чужие, словно подмигивали, но вскоре они поблекли перед яркими всполохами фейерверка. В воздухе запахло порохом, на псарне зашлись лаем собаки, кто-то восторженно захлопал в ладоши, а mademoiselle Ракитина вдруг испытала странное ощущение сродни усталости. Вся эта толпа, фейерверк, танцы, шампанское, вдруг показались ей чем-то скучным и утомительным. Радостное настроение померкло. Захотелось, чтобы все разошлись… остаться одной в тишине. Оглянувшись на распахнутые французские окна, на возвращающихся в зал гостей, Марья легко сбежала по ступеням в ночной парк. Обхватив себя руками за плечи, она медленно побрела по освещённой призрачным светом фонарей аллее. Быстрые шаги позади заставили учащённо забиться сердце, но то оказался Серж. Набросив на плечи сестры тонкую шёлковую шаль, он молча побрёл рядом.