Страница 1 из 2
рассказы
смекалка
Зимний север.
Все те, кого судьба забрасывала в эти места хоть раз, на всю оставшуюся жизнь сохраняют в своих сердцах магию этого края. Магию Белого Безмолвия. Где бы они не находились потом, какими делами не занимались бы, но услышав два таких простых слова, всегда приостановятся в круговерти повседневности, отложат в сторону начатое и с подступившими слезами и с комком в горле погрузятся, пусть и в кратковременные, но ни с чем не сравнимые и воистину обворожительные, обволакивающие сердце и душу, воспоминания. В эти секунды их так и тянет прикрыть глаза и приподняв голову вздохнуть протяжно полной грудью, потянуть в себя воздух в надежде что может быть ощутится этот запах, запах севера.
У этого края особая стать, очень тихая, спокойная и неумолимая. Тебя никогда не покидает ощущение что за тобой наблюдают вдумчиво и пристально. Человек отвоёвывает своё право там быть с величайшими трудностями. Это позволяется, но взамен не прощается и малейшей неточности ни то что ошибки.
Таёжных лесов в этих местах почти нет – кругом замёрзшие болота, но если попадается сосновая роща, то бурелома в ней как в настоящей тайге предостаточно. В основном низкорослые и корявые тундровые сосенки на белой глади из замёрзшей корки на болотах и промёрзшей на несколько метров вглубь твёрдой земли. Градус выше тридцати пяти не поднимается. В зиму много солнца и нет сильного ветра, но слабый дует постоянно и очень ровно, тем и опасен. В затишке где-нибудь на солнышке, можно и в рубашечке постоять, ничего не случится – северные морозы гораздо легче переносятся, чем в центральной полосе. А вот на этом слабом ветерке – лучше вообще не стоять, а только двигаться.
Ремонт машины, к примеру, можно и голыми руками проводить. Только инструмент должен быть сухим и тыльными частями ладоней прикасаться к железу более пяти, семи секунд не стоит. Ничего и не заметишь и больно не будет, но точечное обморожение в этом месте первой, а то и второй степени гарантируется.
Ночи наступают сразу, без сумерек. Ночи светлые – вокруг, по всему горизонту предрассветная полоса… а звёзды видны – яркие и крупные, да так низко – рукой достать.
–
Место отсыпки основания под нефтяную вышку, около шестидесяти километров севернее озера Самотлор.
Зимний день, ближе к вечеру…
Что-то как будто бы оборвалось внутри меня. Откладываю в сторону инструмент и сжатые кулаки подношу ко рту. Дышу на них – пытаюсь согреть и поворачиваю лицо в сторону заката.
Так. Ещё максимум час. За горизонт ещё не схватилось. Смотрю влево и вправо и понимаю что остался один. И лес далеко и снегу по пояс – не набегаешься.
Ровнёхонькая как огромный стол снежная степь и тихо… до звона в ушах. Белое Безмолвие во всём своём величии, как говорится.
***
Каких-то минут сорок тому назад, я уже разгрузился. Развернулся, на ходу опуская кузов самосвала и вырулил на просторную площадку, перед входом в зимник, на базу. И тут мотор неожиданно забунил, теряя обороты и заглох:
– Клянц. – для дизелей типичный звук в конце, после ровной работы, когда мотор останавливается. Только и успел, на инерции, еле выворачивая рулевое колесо, подать машину немного вправо – другим не мешать.
Несколько секунд сидел ошарашенный. И чего? Смотреть надо. Вылез наружу. Поднял кабину и стал смотреть на мотор. Первое и естественное что пришло в голову – день отпахал и сдох топливоподкачивающий насос.
Ладно. Вытащил ключи, поднялся на колесо. Снял насос, а потом разобрал. Ни хрена – насос рабочий.
Тут надо сказать – вот если бы это был насос, всё было бы не так трагично. Сразу же подцепился бы к кому-нибудь на трос и счастливый конец истории.
Север ценен одной очень ценной ценностью – никогда и никто не проедет мимо тебя, тем более если у твоей машины задран капот. Остановится любой и всегда предложит помощь. Всегда! Это как SOS в море. Поэтому ребята, «камазисты», покидающие отсыпку конечно же останавливались и предлагали – на буксир. Один даже настаивал – он был последним. Но насос-то исправный, чего горячку-то пороть? Делов-то куча, сейчас фильтры выброшу – солярка в них стынет и догоню. Опять ни хрена – солярка в фильтрах не застывала.
Ладно. Быстро подкачал топливо в ручном режиме – подкачивалось нормально. Опустил кабину. За руль и к зажиганию. Повернул ключ:
– Грмр! – мотор подхватил с полтыка. – Ты-дыт тум клянц. – и заглох.
Вылез наружу. Откинул кабину и уже находясь в прострации, опять посмотрел на мотор. Чего это он дурит? Мысли начали суетиться. Но взял себя в руки, а заодно и ключи. Опять встал на переднее колесо и тупо начал разбирать топливоподкачивающий насос.
Время уходило неумолимо, а ответов на вопросы не было. Вот тогда я и посмотрел на горизонт…
***
Конечно же мне не до красот. Вся эта ослепительная обворожительность не предвещает ничего хорошего.
Да – прикидывай не прикидывай, а всё равно получается полный атас. От этой точки до нашей базы прикомандированных – пятьдесят один километр по зимнику. Напрямую меньше километров на двадцать, но сути не меняет. Отсыпку фундамента под новую нефтяную вышку, по всей видимости, уже закончили. Значит с утра никто сюда не приедет – рядом в обозримом пространстве отсыпка не намечалась. Да если кто и проедет по соседним проложенным дорогам, шансов что меня увидят практически нет – зимники пробиваются большими военными снегоуборочными машинами на гусеничном ходу и после них остаётся желоб со снежными краями с КамАЗ высотой.
А если бы и увидели. Снежного человека глубокой заморозки? Вот и я про то же – до утра ещё дожить надо.
Да… Совсем не трудно предположить, как всё сложится.
КамАЗ очень тёплая машина – в сорокаградусный мороз за бортом, ребята за рулём сидят в одних рубашках и в тапочках – отопление в машине выше всяческих похвал. А как он гружёный идёт – как по озеру на лодочке! Ни тебе рытвин ни ям, а уж про кочки на дороге вовсе забываешь. Такой ништяк! А если у кого приёмничек установлен, ну тогда кайф полнейший! Рулишь, эдак, одной левой… мотор урчит, как кошка – уютно как дома. Нет, конечно зимнюю одежду с собой возят: валенки там, само собой; телогреечку и всё. А ещё шапку. Поломки на трассе случаются иногда, но как правило – тут же на буксир и на базу.
Вот и у меня: телогреечка; валенки; шапка; лёгкие штанцы и рукавицы трёхпалые, брезентовые. Экипировочка, твою мать. Вырядился.
Короче, как бы я мощно ни двигался, даже в беге в сорокапятиградусный мороз, а ночью оно так и будет, меня хватит километров на пятнадцать, ну от силы на двадцать. Да и возле костра, разве только прямо в середку сесть.
И ещё одно – даже, если бы у меня хватило сил в такой одежонке и в такой морозильник преодолеть все эти километры, всё равно до места я не дошёл бы – собаки порвали бы, без вариантов. Псы тут знатные, кавказские овчарки. Вдоль трасс стоят перекачивающие станции – большие и добротные. На ночь собак выпускают на каждой – лучшей охраны не придумаешь. Своих признают только днём, когда кормёжка, ночью – ни своих, ни чужих, всё одно…
Колёса жечь? Можно. Были случаи – сначала колёса, а потом и саму машину, чтобы хоть как-то продержаться, с одной лишь разницей, что это было не более десятка километров от базы. Конечно же их спасали…
Ну и наконец, даже если в ближайший час, полтора, я смогу определить причину, то завести мотор уже не смогу. Масло застынет напрочь и много чего надо будет сделать, чтобы его отогреть. А самое главное, просто необходимо будет через каждые полчаса забегать в тёплое помещение и отогреваться самому.
Причину почему мотор вдруг с катушек съехал я не определил…
Трассы в этом районе примечательны одной особенностью: почти через каждый километр памятные таблички или на столбах, или на деревьях.
Ещё раз на горизонт смотрю – тяжёлое солнце "провалилось" в землю уже на две трети. Максимум полчаса, а потом темнота практически сразу. Начать серьёзный ремонт – разбросать весь топливный контур к чёртовой матери вместе с баком, разложить всё по полочкам проанализировать и потом довести всё до ума? Нет, не успеть. А тогда что ж дальше-то? Кранты что ль? Ну, сука и попал. Сейчас даже хуже чем когда-то. Там хоть конкретно было и раздумывать не надо – он перед тобой, ты перед ним – или он или ты. Сейчас же – вон как мягко стелет – ласково и нежно, медленно и без нажима, неотвратимо и бесповоротно и совсем не больно. Бороться-то с кем?