Страница 3 из 11
Катя перебирала в памяти свои недавние впечатления от нового супруга родственницы и не могла вспомнить ничего отрицательного: мужественный, серьезный и воспитанный. И семья у него была такая же серьезная, воспитанная и научная: покойный папаша тоже был академиком. Родной брат – доктор физико-математических наук. Тетки и дядьки работали профессорами, доцентами и референтами, а в общении оказались милыми и приятными людьми. Неужели это все – только красивая оболочка, и четвертый брак тоже обернется для тетки катастрофой?
Катя вздохнула и отвернулась к иллюминатору. Сама она замужем не была. Ее ранний и недолгий брак с однокурсником развалился с треском в первый же год по причине несовместимости супругов. Все последующие короткие романы умирали, не успев толком развиться, но в глубине души девушка знала, что просто еще не встретила того единственного, с которым захочется жить долго и счастливо и умереть в один день.
По профессии Катя была врачом, хотя несколько лет назад судьба её сделала крутой поворот, и она оставила медицину. Чтобы зарабатывать на жизнь пришлось вспомнить английский язык, который преподавали в ее специализированной средней школе, и, слегка подучившись, она успешно переквалифицировалась в переводчики. Сейчас девушка работала по контракту в молодой казахстанской столице Астане, сопровождая всякие иностранные делегации. При ее нынешней работе полуторачасовой рейс Астана – Алма-Ата воспринимался как поездка на трамвае, так часто ей приходилось им пользоваться. Новая столица никак не могла оторваться от старой, и заграничные гости, как правило, посещали оба города.
Полное имя девушки было Катарина Владимировна Ларионова. Катариной ее назвали в честь польской прабабушки, которая, по воспоминаниям старшего поколения Ларионовых, была писаной красавицей. Когда девочка родилась, папина бабушка твердо объявила молодым родителям: или девочка будет названа Катариной, или нянчиться не буду! Родители единодушно закивали головами, льстиво соглашаясь на все – с детскими садами в стране напряженка. Девочка с ранних лет терпеть не могла свое имя и предпочитала называться Катей. Во-первых, из-за проклятой буквы “р”, которая никак не желала выговариваться, а во-вторых, из-за дворового задиры Юрки, который, кроме драк и проказ, еще был неистощим на поэтическое творчество, типа:
Катарина – субмарина
Съела банку гуталина,
Сперла мыло с магазина
И убила гражданина!
Юрка принимался орать такие строчки каждый раз, как девочка выходила гулять, и не раз доводил ее до слез. Уж у него-то буква “р” выходила шикарно – звучно и раскатисто. Писаной бабушкиной красоты она не унаследовала, но, если бы маленькая Катарина разбиралась в тонкостях мужской психологии, она бы поняла, что этот малолетний поэт приставал с дразнилками потому, что был влюблен в нее по уши.
Сейчас в самолетном кресле сидела симпатичная брюнетка небольшого роста и нервно теребила ручку сумки. Она не замечала невысокого мужчину в темных очках, сидевшего тремя рядами дальше, который исподволь рассматривал ее всю дорогу. Когда самолет приземлился, он быстро включил сотовый и отправил сообщение всего из двух слов: "Она здесь".
Глава 2. Не ждали
Воздушное судно мягко коснулось земли, и нежный женский голос сообщил, что они прибыли в Алма-Ату. Из динамиков полилась бодрая мелодия вперемешку с сообщениями о температуре воздуха и пожеланиями летать всегда побольше и куда подальше именно этой авиакомпанией. Пассажиры начали лихорадочно хватать сумки, шляпы, пиджаки и пытаться протиснуться к еще закрытому выходу.
В иллюминаторе виднелись горы, и настроение у Кати помимо воли слегка улучшилось. Ее папа был военным, и она прожила в Алма-Ате несколько счастливых детских лет. Этот город был ей родным, почти таким же родным, как Москва, где прошла юность.
Девушка выбежала из здания аэропорта, выбрала из толпы атакующих таксистов наименее наглого, и они помчались на стареньком Фольксвагене по знакомой дороге в центр города. Свежая майская зелень вдоль улиц, политая ночным дождиком, радовала глаз, особенно после Астаны с ее суровыми степными пейзажами и обилием серого цвета.
Беспокойство Кати возрастало по мере приближения к нужному адресу. В голову лезли пугающие предположения. Что мог Борис сделать со своей женой? Почему телефоны по-прежнему не отвечают? Не мог же он ее, в самом деле?…
Машина остановилась перед Люсиным домом, и Катя выскочила из нее, поспешно расплатившись с водителем. Солнце спряталось за набежавшие тучки, и громоздкое трехэтажное здание выглядело мрачным, как будто его накрыла тень тревоги, волнами исходящей от девушки. Высокие окна холодно и безжизненно отражали серое небо. За открытой дверью подъезда царила пугающая темнота. Катя тряхнула головой, решительно прогоняя жутковатые ассоциации, и стремительно рванула вперед.
Запыхавшаяся, с бешено колотящимся сердцем, она влетела на последний этаж и изо всех сил вдавила кнопку звонка. Тут в голову пришла запоздалая мысль, от которой девушка похолодела:
"Боже мой! А если Борис опасен?"
Она отшатнулась от двери, лихорадочно порылась в сумке, но не нашла ничего, кроме складного зонтика. За неимением лучшего она выдвинула зонт на всю длину, выставила его перед собой и еще раз позвонила.
Долгое время за дверью не было слышно ни звука. Напряжение в Катиной груди достигло максимума. Она выдохнула и, полная решимости, рванулась пинать, колотить и царапать гладкое дерево двери руками и ногами, кричать, звать на помощь… Но в этот момент за дверью послышались шаги: тяжелые, неспешные и неумолимые. ТУМ… ТУММ… ТУМММ!…
В памяти мигом всплыла картинка из детства: четырехлетняя Катя сидит в третьем ряду театра и, умирая от страха, смотрит на сцену, где под мрачную музыку из темноты кулис грозная статуя Командора идет, чтобы забрать в ад грешную душу любвеобильного дона Жуана. Бабушка Кати весьма заботилась о ее культурном воспитании и с малых лет водила девочку на выставки, в музеи и театры, хотя со знакомством с некоторыми великими творениями она явно поторопилась.
Скрипнул замок, дверь наконец распахнулась, и у девушки перехватило дыхание. К ее ужасу и изумлению в проеме стояла она – статуя командора! Огромная монументальная фигура в просторном одеянии до пола и лавровым венком на голове. Полумрак коридора мешал рассмотреть детали. Статуя наклонилась вперед и угрожающе нависла над Катиными чахлыми ста шестьюдесятью сантиметрами. Девушка присмотрелась и обмерла от страха – в руках у командора был нож!
–А-а-а-а-а-а! – завопила она от ужаса и замахала зонтиком перед собой в жалкой попытке за него спрятаться.
Больше всего на свете ей хотелось убежать отсюда, но ноги словно приросли к полу.
– А-а-а-а-а-а! – могучим басом заорала в ответ статуя, отпрянула вглубь квартиры и хотела прикрыться дверью, но не дотянулась до дверной ручки.
Поспешно отступая назад, она наступила пяткой на край своего балахона, покачнулась и, не переставая вопить, стала заваливаться на спину.
Катина рука с зонтиком замерла в воздухе, крик захлебнулся на высокой ноте. Как в замедленной съемке она смотрела на плавное и неумолимое падение памятника. Командор взмахнул руками как крыльями, ухватился за стоявшую в углу вешалку и потянул ее за собой. Разлапистая деревянная рогатина с парочкой плащей и шляп заскрипела, наклонилась и устремилась следом. Один из ее торчащих крючков, пролетая мимо комода, зацепил край ажурной салфетки и лихо сдернул вниз все, что на ней стояло и лежало, включая здоровенную хрустальную вазу. Могучий и раскатистый грохот от поочередного соприкосновения всего этого добра с паркетом потряс весь дом и отразился многократным эхом в высоких потолках. Маленькие искрящиеся кусочки хрусталя весело брызнули во все стороны.
От громкого звука Катя частично оглохла и потеряла ощущение времени и реальности. Во мгновение ока чистая и аккуратная прихожая превратилась в место, как говорят политические обозреватели: "…боевых действий с множественными разрушениями." Девушка не спускала глаз с опасного, но неустойчивого Командора и была безмерно удивлена тем, что он не развалился на большие гипсовые обломки при падении. Статуя лежала на полу целиком и издавала странные звуки. Катя опустила зонтик и обессилено привалилась к дверному косяку.