Страница 52 из 91
Начало апреля принесло с собой сильнейшую оттепель. На улице установилась почти летняя жара, правда, в каменной громаде Уайтхолла ее не ощущалось. Наоборот, стены дышали вековой сыростью, которая, словно прилипчивый лондонский туман, проникала везде и повсюду. Я приказывала отворить все окна во дворце, зазывая весну вовнутрь. Да и сама по возможности проводила время на воздухе.
Река манила свежестью, поэтому мы частенько катались по Темзе на лодках, приводя простых горожан в трепки. Леса зазеленели, манили переливами птичьих трелей. Я все чаще вырывалась из цепких лап Совета, оставив государственные дела на Роджера и Уильяма, и скакала бок о бок с Робертом по лесным тропинкам, ловко уворачиваясь от разлапистых веток елей. Страх перед верховой ездой испарился. Вернее, я его изжила, всецело положившись на память тела, которое и знать не знало, что можно упасть с лошади на полном ходу. Елизавета была отличной наездницей, и, судя по похвалам лорда Дадли, у меня выходило не хуже.
После долгих скачек мы, бывало, останавливались на выбранной мной полянке для отдыха. Я сидела, прислонившись спиной к дереву, закрыв глаза, вдыхая запах леса, чувствуя, как проникает в кровь весна, суля неведомое, но бесконечно прекрасное, что должно вскоре произойти.
Что бы это могло быть? Понятия не имела, но мне нравилось присутствие мужчины, которому я была небезразлична! Роберт ложился подле моих ног и молчал, но я-то знала, что он пристально за мной наблюдает. Мы не обсуждали с ним произошедшее на Совете в тот злополучный день, когда чуть было не сказала Юхану «может быть». Приняли как должное, что у нас попросту сдали нервы, и вычеркнули этот эпизод из жизни.
По крайней мере, я очень на это надеялась. С таких прогулок всегда возвращалась отдохнувшая, набравшись сил для работы, которой было, как всегда, много.
В конце апреля я собиралась согласовать в Парламенте Акт о Верховенстве и Единстве, который привел бы страну к единой форме богослужения. В новых канонах католические нормы сочетались с протестантскими. Ну, чтобы не сразу топором по головам истым католикам… К выступлению в Парламенте я готовилась обстоятельно, словно к войне с испанцами. Битва ожидалась долгой и кровопролитной. Каков будет исход, не знал никто. Неспокойно было не только у меня на сердце, но и на улицах города. Мне постоянно докладывали о стихийных собраниях, на которых люди распевали псалмы на английском языке. Неизвестные били в церквях окна, оскверняли алтари, срывая с них орнамент и распиливая распятия, хоть это и каралось смертной казнью. Мой шут, которого я, словно государственного секретаря, звала к ужину каждый вечер, декламировал стихи, подслушанные им на улицах Лондона.
В них клеймили позором покойную королеву Марию, ее мужа и кардинала Поула, ревностного католика, умершего с ней в один день. Кстати, он был другом архиепископа Хита из моего собственного Тайного Совета…
Да и мой Совет раскололся на два лагеря. В первом, архаичном, как я прозвала государственных мужей, доставшихся по наследству от Марии, настроения царили прокатолические. Советники отговаривали меня от поспешных решений, напоминая, о чем молила прежняя королева, решив назвать преемницей именно Елизавету: чтобы Англия помирилась с Папой и шла дорогой католицизма.
Но какое там!.. Страна свернула с этого пути еще в правление Генриха VIII.
Поэтому, невзирая на раскол в Совете, я готовилась к выступлению в Парламенте, снова и снова переписывая речь, надеясь убедить не только выборную Палату Общин, но и консервативных членов Палаты Лордов в том, что настало время реформ. Решила: если одержу победу там, то пущу старую кровь в Совете, выкинув тех, кто слишком засиделся, врос корнями в кресла и одеревенел, не готовый к переменам, пришедшими вместе со мной.
Перемены были настолько серьезные, что даже я их побаивалась!
Не так давно получила письмо от московского царя, в котором он длинно и пространно благодарил за присланных мастеров и всячески радел за улучшение торговли между нашими странами, а также предлагал заключить союзы – не только политический, но еще наступательный и оборонительный. Советники, схватившись за голову, в ужасе напомнили, что Иван Грозный находится в конфликте с императором Священной империи, королем Польским и королем Шведским, поэтому от подобных союзов требовали отказаться.
Я же возражала, что со Швецией после неудавшихся матримониальных планов мы и так не особо в ладу, Польша нам фиолетова, а Священная Римская империя по любому обидится на нашу религиозную реформу.
И я все же начала переговоры, так как знала, что за Россией большое будущее. В ответном письме Ивану Грозному поклялась в вечной дружбе, согласилась предоставить политическое убежище, если в его стране случится государственный переворот, припоминая, что такого на его веку не произойдет. Также послала царю в дар золотой кубок, украшенный столь большим количеством драгоценных камней, что ни у кого не возникло сомнений, что наша дружба в самом деле крайне ценна.
Когда посольство к московскому царю благополучно отбыло, вернулась к делам насущным. Вернее, к собственному Совету, который ждали в скором времени перестановки. Я уже присмотрела замену архиепископу Питу и графу Арунделу. Мне нравился недавно посвященный в сан епископа Джон Джуэл, настолько ярый сторонник протестантской церкви, что ему пришлось бежать за рубеж во время правления Марии. Графу Вестморленду, который одно время пытался добиться моей руки, к вящему неудовольствию лорда Дадли, также предложила место в Совете. Думала ввести туда Уильяма Пиккеринга, который много сделал для подписания мирного договора с французами, но вместо этого назначила его послом в Испанию.