Сва

Накинув халат, Сва отошёл к окну и закурил. Он никак не мог найти себе места из-за её наготы и всего, что так нелепо произошло. В голове устало билось: «Чего она хочет? Зачем приехала? Всё не так, не то…» Обернулся и увидел, скорее, почувствовал во тьме её долгий взгляд, спросил:

– Что с тобой? Не понимаю?

– Прости, я была далеко, – у Лави дрогнули губы, на её лицо наплывала грусть, она тряхнула головой, пытаясь уйти от неведомых мыслей, и – было видно – через силу улыбнулась: – Ты такой пылкий, ласковый. Удивительно.

Сва не ответил. В который раз она вздохнула и огляделась:

– У тебя тут тихо. И без занавесок хорошо – небо видно. Смотри, облака светятся.

– Наверное, луна взошла, – он опёрся о подоконник, глянул ввысь и услышал за спиной шорох:

– А где смоук? – ничуть не смущаясь, Лави подошла к нему и вгляделась в небесную тьму.

Казалось, только сейчас она вышла из беспамятства. Чиркнула зажигалкой, затянулась, тут же толчком загасила сигарету о стекло, рукой проникла под халат и прижалась всем телом:

– Ми-лый, любовь моя.

Это она? Белеет в странном обмороке лицо, на губах остался забытый вдох. Незнакомой дорогой тянется в полумраке откинутая рука. Грудь нежно и незряче смотрит вдаль. Тайной жизнью дышит живот, кажется мягкой отмелью, тёплым берегом, крохотным небосводом с отпечатком луны. А дальше, под неразличимой путаницей волос, тело кончается. Нет, творится заново из плоти крошечного младенца, белой ровной долиной возвращается к водопаду волос…

Тонкие пальцы гладили бороду, плечи, грудь, от этих прикосновений замирала кровь. Светящиеся облака соприкасались краями, плыли в чёрном небе. И казалось, они вдвоём тоже медленно парили – на головокружительной высоте, откуда невозможно вернуться на землю прежними людьми.

– …

– …

Слова были похожи на дыхание. Кто начал говорить, о чём, зачем? Глаза давно привыкли к полумраку, Сва увидел маленькую родинку над её ключицей, поцеловал. Поймал пальцы, поднёс к губам, вспоминая их первый поцелуй. И вдруг заметил на запястье три тонких белых царапины.

– Что это у тебя?

– А, это… – Лави помолчала. – Это я пилилась однажды. Но облом всё, неважно.

Он не решился расспрашивать, лишь погладил бледные шрамики, косо рассёкшие кожу:

– Больше никогда так не делай, слышишь!

– Если б ты был со мной тогда, раньше… Боже, как ты опоздал! – Лави тяжело выдохнула и закрыла глаза.

А потом началось ужасное. Она уткнулась носом в его грудь и отчаянно зарыдала.

– Что с тобой? – тряс её Сва, пытаясь целовать в прыгающие губы, в мокрые глаза, ловя невозможные слова:

– Нет… Ты не должен! Не должен… меня… лю… – она никак не могла закончить свою страшную фразу.

– Что ты несёшь? Мы вместе! Навсегда!

Лави замотала головой, сдерживая то ли крик, то ли боль.

Он прижался к ней, гладил, целовал, тряс, целовал опять. Потом вскочил, заставил выпить полстакана воды и сел на кровать.

Несколько раз вздохнул, обтёр мокрой ладонью лицо. Ничто не помогало. Лави сотрясала непрестанная дрожь. Не зная, что делать, он набросил на неё одеяло и глухо спросил:

– Хочешь, выпьем чуть-чуть? Расслабишься. У меня немного вина есть.

Она не ответила.

Старики-соседи спали, похрапывая из-за двери на два голоса. Сва прошёл на кухню, заварил чай, захватил из холодильника еды и вернулся в комнату, нарезал хлеб, достал портвейн, рюмки, чашки, уселся за стол и принялся ждать. Облака тускнели, становились серо-чёрными, звёзды исчезали под рыхлыми краями, опять вспыхивали, вновь гасли. Тускнели окна в соседних домах, из дворового провала поднималась темень и широкими лентами реяла перед окном. Ледяная декабрьская ночь заползала в комнату. Он поёжился, вздохнул и, будто в ответ, услышал её голос:

– Думаешь, я сплю? – Лави сидела на подушках, опершись спиной о стену.

В тёмных глазницах стыл неподвижный, пугающий взгляд.

– Скажи, что происходит? Тебе плохо со мной? – Сва сел рядом, обнял, посмотрел ей в глаза, пытаясь разглядеть в них знакомый тёплый свет.

Она покачала головой:

– Я тебе скажу, кто я, и ты всё поймёшь.

Сва тут же закрыл ей рот поцелуем:

– Не надо, я не мальчик.

– Совсем не то, подожди! – Лави отстранилась и закрыла лицо руками, а когда отвела их, он услышал другой, хриплый голос:

Сбилась, миг помолчала:

Закрыв глаза, она шептала всё тише:

– …из гроба, – сквозь зубы выдохнула и в упор, мрачно глянула. Стало нестерпимо. Сва рывком поднялся, шагнул к окну, вплавил лоб в ледяное стекло и с силой зажмурился.

– Дальше там про Бога и ещё… – услышал за спиной. – Не хочу продолжать. Пойми…

Он обернулся, опять сел рядом. Лави прижалась к его плечу, провела ладонью по груди:

– Я должна была встретить тебя намного раньше, тогда бы я так не написала. После всех мэнов, которые у меня были – не обижайся только! – вдруг, под конец, встретился ты.

– Какой конец, ты о чём? – перебил он и, не замечая обиды, с ласковой силой тряхнул её за плечи.

Лави будто ничего не слышала:

– Встретился, когда уже страшно стало полюбить. А так ждала любви, всё бы за неё отдала. Но теперь не могу, ты со мной погибнешь. Лучше я одна…

Он закричал и вскочил с кровати:

– Это креза полная! Забудь эти слова! Забудь свои стихи проклятые!

– Забуду эти – будут другие, ещё хуже.

– Ты должна всё забыть! Все свои мысли чудовищные!

– А как забыть? Неужели не чувствуешь, что смерть всегда рядом?

– Нет, прошёл этот юношеский бред! Осталась только любовь, – Сва опустился на пол перед нею, ужасаясь своей догадке, спросил. – Ты что, на наркоте подсела? Скажи честно! У тебя клины. Брось, Лави, умоляю! Всё пройдёт, мы с тобой будем вместе. Я полюбил тебя, это навсегда.

Она опять сорвалась в бессильный плач:

– Раньше всё было так ясно. Просто, до ужаса. Я только ждала, когда всё кончится. И вдруг появился ты.

– И вдруг появилась ты! – с силой вскрикнул Сва. – Теперь всё будет по-другому! Любовь всё изменит, веришь?

Она жалко улыбнулась и замотала головой, не вытирая слёз:

– Я слишком далеко ушла. Слишком поздно. Невозможно любить, умирая.

– Почему, умирая? Не говори так, не мучай себя и меня!

Она долго смотрела в пустое окно, будто чего-то ждала или слушала в себе:

– Милый, мы ведь не навсегда родились – только на миг. На миг, как ты вчера спел мне, помнишь? С первого удара, ещё девчонкой, я почувствовала, что в жизни всё будет страшнее, что я не вынесу. Так и случилось, судьба моя такая. Если б ты знал… Для меня всё кончено на земле, почти всё, – она отвернулась и закончила ломающимся шёпотом: – Уже столько времени мои поцелуи – как в лицо смерти. Даже с тобой я не могу от этого избавиться. Нет сил жить.

По телу вместе со страхом прошлась летучая колкая дрожь, и Сва похолодел.

– Один монах сказал, что я порченая. Что блудница, грешница, что бесноватой скоро стану… Не знаю, как отсюда вырваться, от себя спастись, – глухо выдавливала она слова и вдруг залилась слезами: – Боже, помоги исчезнуть! Хоть в этом помоги!

– Не могу слышать! – закричал он, вскочил и закачался от неожиданной дурноты: – Тошнит что-то…

Сва не помнил, как и зачем оделся. Будто собрался по непонятному делу уходить из дома, но в последний момент застыл у окна, глядя вглубь комнаты. Лави сидела на кровати, опустив голову. Свесившиеся волосы наполовину закрывали лицо, грудь странно светилась в темноте.