Окуни лесных озёр

Щука не брала. Не повезло нам с Геной. Капризничало в этот раз озеро. Вроде и по срокам давно пора выходить хищнице на преднерестовый жор, но что-то сломалось в био-часах озера. И мы лишь дергали из лунок маленьких и средних озерных окуней. Некоторые из них были черны до фиолетового оттенка. Ну, ясно… Эти под низкими торфяными берегами живут, оттого и почернели от жизни такой. Но были и более светлые, песчаные.

К вечеру решили: все, надоело! Красоты и воздух сосновый – это все хорошо, но для охотника одно лишь любование пейзажами бесцельно и наводит в итоге скуку. Я предложил утром выйти на шоссе, лыжи спрятать в лесу до следующего раза, а самим махнуть на водохранилище, благо живцов наловлено с запасом. Гена был не против.

Я выдолбил во льду майну, не пробивая дно, и вывалил туда всех окунишек, предназначенных для живца. Все, спать, а утром – на Волгу!

Утром выяснилось, что окуней упер какой-то лесной вор, скорее всего лиса или норка. И пришлось идти налегке, рассчитывая поймать живцов на Волге. Вскоре были в Сенюшкино. Встретились со старым товарищем Леонидом и – на лед. По дороге нагнали вяло идущего местного сетевика. Пошел мочковать свои снасти подо льдом. Выяснилось, что на Рутке щука перестала брать, а вся забилась на смешную мель до метра в мелководные заливы.

Помог нам советом местный рыбак. Сев у старого пенька в заливе острова, мы быстро надергали сорожек и окунишек. Выставили жерлицы, и обратно шли уже не пустые. У каждого по две щучки ворочались в рюкзаках.

Среди проток и островов

Нужно ли было?

Каждое водохранилище имеет свою историю. Но, наверное, общее, что их объединяет, это спорность в целесообразности создания этих искусственных морей. Как уж там, в советское время, все это решалось, трудно сказать, но разработки «Самарагидропрокт» так или иначе, все же, привели к созданию Чебоксарского водохранилища, затопившего много заливных роскошных лугов, красивых лесов, полей и деревень с церквами и кладбищами. В крепких приволжских деревнях жили люди, кричали петухи на заре, рождались дети, уходили старики. Все это судьбы многих людей. В одночасье сгинули деревни, попав под затопление, в выселках поселились рыболовы и бродяги. Остатки дубовых рощ еще долго стояли над водной и ледовой гладью водохранилища. Громадный дуб был виден от коротнинской церкви за пять-шесть километров и долгие годы служил маяком-ориентиром. Но и он не выдержал напора шквалистых ветров и подводных течений. А может быть, просто спилили его зимой по уровню льда. Хотя и утверждали люди, отвечающие за вырубку леса в ложе водохранилища, мол, лес убран, но долгое время еще догнивали целые рощи березняков и дубов посреди Волги и особенно вблизи лесистых холмов, ставших потом берегом водохранилища. Будучи корреспондентом одной из газет, я предлагал одному ответственному чиновнику съездить на место и посмотреть своими глазами на «вырубленный» лес, но тот только делал официальное лицо и отделывался казенными фразами. А несуществующий на бумаге лес потом долго реально и фактически гнил и отравлял воду, превращая водохранилище в болото с дохлой рыбой, лежащей на отмелях или плавающей беспомощно поверху с червями в брюхе.

Радовались в первые годы только рыболовы, поскольку это был их праздник! Щуки на восемь-десять килограммов, килограммовые сорожины, окуни-горбачи и лещи за два кило лежали у лунок и не вызывали особого любопытства. Разве что пудовая щука станет новостью, но не самой главной…

Это был пир во время чумы. Вскоре все хуже и хуже стала брать рыба, обмельчала, зачервивилась. Нередко на малой ближней речке сейчас можно поймать по льду больше, чем за тридевять земель – на водохранилище.

А теперь вновь хотят поднять уровень, до максимальной отметки в 68 м, мол, не на полную мощность работает ГЭС и русло мелковато. Все это так, но стоит ли игра свеч, то есть очередных земель под затопление и человеческих судеб?

Насколько известно, на равнинных реках в цивилизованных странах строят только ГЭС с турбинами горизонтального вращения. Правда, они намного дороже. Но дороже чего?

Впрочем, что уже сделали, то сделали, не вернешь. И в этой зоне затопления и отчуждения уже сложилась своя жизнь, ставшая новой историей этих мест.

Землянки

Почти каждый остров в мелководной части водохранилища имеет свое жилье – землянку. А то и несколько землянок вырыто в разных концах островов и островков. Все зависит от рыбности протоки, от уловистости плотвичного, окуневого или щучьего места, а ближе к Волге – и судачьего. Некоторые из землянок строили рыбаки-промысловики, чтобы весной мочковать здесь километры сетей, а некоторые рыли городские рыболовы-романтики или пенсионеры, чтобы неделями жить-рыбалить в протоках и на плесах у островов.

Не всегда можно сразу найти рыбацкую землянку. Это – или знать, где она находится или только случайно иногда можно набрести на невысокий холмик под снегом с трубой-тычинкой. Обычно перед землянкой есть полянка для вечернего отдыха, со столиком, скамейками и обугленными рогатинами на месте кострища. Откопаешь вход в жилье, толкнешь дощатую дверь, а навстречу дохнет сырой и грибной плесенью с копченым запахом от стен. На бревнах белеют и сами грибы, а в полумраке видны нары из досок, отполированные телами, полки со всякой нужной и не нужной мелочью. Впрочем, в иных ситуациях старый сухарь, не доеденный мышью, коробок спичек и баночка с солью могут стать наиважнейшими из важных, особенно когда лодка в протоке опрокинется или под лед нырнет неосторожный рыболов.

Несмотря на кажущуюся дикость и неприглядность жилья, годного на взгляд городского домоседа разве что для бомжа, вечером все меняется здесь волшебно, словно в обжитое место возвращается хозяин-домовичок, и начинает скрестись деловито в углах или под нарами за поленницей дров. На теплых стенах играют блики огня от раскрасневшейся печки-буржуйки, на которой уже пыхтит и отдувается пузатый чайник. Пахнет салом с чесноком и горячей ухой-юшкой из крупных окуней с ершами на первую выварку. Так, сопливых, и кидают в котелок, чтобы уже потом в ароматный бульон вывалить крупные окуневые ломти да плеснуть туда же рюмку водки и уголек сверху кинуть. Уж не знаю, зачем уголек, когда кругом все копченое, но принято так. А с водкой и уха слаще – проверено. От свежего и пушистого соснового лапника на нарах остро пахнет хвоей и смолой-живицей. На гвозде в изголовье мурлычет приемник, а в маленькое оконце смотрит полная Луна, за которой чернее черного видна морозная ночь, тянущаяся долго, уютно и словно в сонной оторопи, когда явь не всегда отличима от сна.

Задремлется тихо под гудение печки и треск дровишек, а там и ледяные пальцы заберутся под свитер – пора печку топить. Кинешь к сосновым отколышам смолистую стружку с берестой – вспышка и снова гудение печки до румянца на жестяных боках. Не выдержишь печного жара и толкнешь дверь наружу. На полянке, серебристой от лунного света, лежат длинные тени. Трещат деревья, а может, Леший – лесной дядька покашливает за выворотком, лукаво кося зеленым глазом на взопревшего рыбака-недотепу. Наверху среди верхушек елей – высокое небо в прозрачной дымке, где проступают бледные звезды и пылает холодным инфернальным светом громадная Луна с черными глазницами и поджатыми губами. Это ее время, когда царит неподвижный ужас и трепетный восторг от безграничной этой страшной красоты.

Все эти впечатления доступны только одинокому рыболову и ночевщику в подобной землянке посреди пустынного острова. Лешие и домовые сторонятся шумных компаний. Да и луна уже предстанет как неживое космическое тело, спутник Земли. Обыденно и привычно…

В поисках щуки

Широкая протока, теплый свет на снегу, мягкая оттепель и алые флажки, разбросанные широким фронтом по ямкам, ложбинам и отмелям подо льдом. Они, флажки, еще пока насторожены и мускульно напряжены на тугих пружинах, заведенных за бортики катушек. Но вот шорох, словно снежный наст опал пластом. Нет, это мягко вскинулся флажок и затрепетал на пружинке. Видно как едва-едва шевелится катушка, медленно крутится и останавливается, словно в раздумье. Но стоит только пойти к жерлице, как от первых же шагов подо льдом начинается паника: катушка уже крутится бешено и безостановочно. Пора!.. Подсечка!.. На леске тяжелая упругая сила, толчками гнущая руку вниз. Придется сдать леску, иначе оборвет или сорвется. И вот уже под лункой бьется на леске сильное тело. Забагрил, есть!.. Всплеск, движение в лунке и, наконец, на льду сжимается и разгибается упругой пружиной тяжелая рыбина, сахарясь утренним инеем. Темно-зеленая спина, алые плавники, нежное брюхо в розовом отсвете и злые глаза над крокодильей пастью. Одно слово – хищник! Но красивая рыбина, знатная, не знающая себе равных в этих протоках.