Долгая долина

– Ну да, вывести-то выведет, только покружить придется да реку вброд перейти. Вряд ли ваша упряжка песок одолеет.

– Вы еще не видели, на что способны эти звери!

– Когда раззадорятся? – уточнила Элиза.

Здоровяк коротко улыбнулся:

– Ага, вот именно.

– Словом, вы сэкономите время, если вернетесь на дорогу до Салинаса, а уж оттуда выберетесь на шоссе.

Возчик провел большим пальцем по проволочному забору, и тот загудел.

– А я никуда не тороплюсь, мэм. Я каждый год езжу из Сиэтла в Сан-Диего и обратно. Все время на дорогу уходит. По полгода трясусь в телеге: за хорошей погодой гоняюсь, так-то.

Элиза сняла перчатки, запихнула их в карман с секатором и тронула краешек своей мужской шляпы: не выбились ли волосы?

– Славно вам живется, должно быть, – сказала она.

Здоровяк доверительно перегнулся через забор.

– Может, заметили надпись на моей повозке? Я починкой кухонной утвари промышляю. Точу ножи, ножницы. Найдется работенка?

– А-а, нет! – выпалила Элиза. – Нечего мне чинить. – Она посмотрела на него с вызовом.

– Самое сложное – это ножницы, – пояснил здоровяк. – Люди их только портят почем зря, когда пытаются наточить, а я свое дело знаю. У меня особый инструмент. Патентованный! Ножницы как новенькие будут.

– Нет, спасибо, мои и так острые.

– Очень рад. А вот взять кастрюли! – с жаром продолжал он. – Щербатые, дырявые, погнутые – я всякие чиню, можно хорошо сэкономить на новых.

– Нет! – отрезала Элиза. – Я же сказала, нет у меня для вас работы.

Его лицо все осунулось в напускной скорби. В голосе послышались плаксивые нотки:

– Я сегодня за весь день ничегошеньки не заработал! Глядишь, так голодным и лягу спать. Понимаете, я же сбился с дороги. Там, где я обычно езжу, люди меня знают и ждут. Нарочно приберегают вещи на починку, потому что я хороший мастер и завсегда им деньги сэкономлю.

– Извините, – с досадой ответила Элиза, – но у меня ничего нет.

Взгляд здоровяка оторвался от ее лица и стал блуждать по земле, пока не наткнулся на клумбу с хризантемами.

– А что это за растения, мэм?

Досада и вызов мгновенно исчезли с лица Элизы.

– О, это хризантемы, гигантские белые и желтые, я их каждый год выращиваю. У меня самые лучшие в округе!

– Это такие большие цветы на длинных стеблях? Еще на облачка цветного дыма похоже?

– Ну да, они. Как вы интересно их описали!

– Только пахнут ужасно, особливо с непривычки.

– Выдумали тоже, – обиделась Элиза, – приятный горьковатый запах!

– Да нет, мне и самому нравится! – спохватился здоровяк.

– В этом году у меня десятидюймовые уродились, – похвасталась Элиза.

Он опять перегнулся через забор.

– Слушайте, у меня неподалеку знакомая дама живет, садик у нее – загляденье! Цветы какие хочешь растут, а вот хризантем нет. В прошлом году я ей чинил медную лохань (задачка непростая, но я свое дело знаю), а она и говорит: «Если увидишь где красивые хризантемы, попроси для меня немножко семян». Так и сказала.

Глаза у Элизы тут же загорелись.

– Видать, ничего она в хризантемах не понимает! Их, конечно, можно и из семян вырастить, да только гораздо проще посадить сразу вот такой саженец.

– А-а… Значит, ничего не выйдет.

– Отчего же! – воскликнула Элиза. – Я вам дам несколько, посажу в мокрый песок, а вы довезете. Если их поливать, они хорошо приживутся. А потом ваша знакомая их пересадит куда нужно.

– О, она будет очень рада! Красивые, говорите?

– Очень, очень красивые! – Ее глаза сияли. Она стянула с головы мятую шляпу и тряхнула красивыми темными волосами. – Я посажу их в цветочный горшок, а вы отвезете. Пройдите во двор.

Пока здоровяк шел к деревянным воротам, Элиза взволнованно побежала по обсаженной геранью дорожке к задней части дома. Вернулась она с большим красным горшком. Забыв про перчатки, она присела к новой клумбе и голыми руками набрала в горшок песчаной земли, потом взяла горсть только что заготовленных саженцев, сильными пальцами вжала их в землю и прикопала. Здоровяк к этому времени уже стоял над ней.

– Я вам расскажу, что надо делать. Запомните хорошенько и объясните своей знакомой.

– Попробую!

– Тогда слушайте. Примерно через месяц они приживутся, и тогда их можно будет рассадить. Сажать надо примерно в футе друг от друга и в хорошую плодородную почву. Вот как эта. – Элиза показала ему горсть черной влажной земли. – Тогда они быстро вымахают. А вот главный секрет, запомните и передайте своей знакомой: в июле хризантемы надо срезать. Оставить дюймов восемь над землей.

– До цветения? – удивился ее новый знакомый.

– Вот именно! – Лицо Элизы все напряглось от волнения. – Они заново вырастут, не переживайте! А в конце сентября завяжутся первые бутоны.

Она умолкла и как будто растерялась.

– Завязывание бутонов – самый ответственный момент, – нерешительно проговорила Элиза. – Не знаю, как это объяснить… – Она посмотрела ему в глаза. Ее губы чуть приоткрылись, она словно к чему-то прислушивалась. – Но я попробую… Вы когда-нибудь слышали такое выражение: «зеленые руки»?

– Навряд ли, мэм.

– Ну, я могу только ощущение описать. Оно наступает, когда надо отщипнуть все лишние бутоны. Как будто щекотание в кончиках пальцев… Пальцы сами все делают, а ты за ними только смотришь… Они перебирают, перебирают бутоны… И нипочем не ошибутся. Они словно сами превращаются в растение, понимаете? Сливаются с ним в одно целое. И ты это чувствуешь руками. Им лучше знать. Они не ошибаются. Ты это чувствуешь. С таким настроем непременно все сделаешь правильно. Понимаете? Вы понимаете?

Элиза стояла на коленях и смотрела на него снизу вверх. Ее грудь страстно вздымалась.

Возчик прищурился и застенчиво отвел взгляд.

– Может, и понимаю… По ночам в повозке мне иногда…

Элиза его перебила.

– Я никогда не жила такой жизнью, как ваша, но я могу понять… – проговорила она с томлением и хрипотцой в голосе. – Ночью так темно, и только звезды… они такие колючие, вокруг тихо-тихо! А вы встаете, распрямляетесь… И каждая колючая звездочка впивается в ваше тело! И от них так горячо и больно, но все равно… чудесно!

Элиза стояла перед ним на коленях, и вдруг ее рука двинулась к его ногам в засаленных черных штанах. Элиза почти тронула ткань, но в последний миг уронила руку и вся сжалась, как побитая собака.

– Ну да, славно бывает, дело вы говорите. Только без ужина по ночам не очень-то славно.

Тогда Элиза резко поднялась, пряча красное от стыда лицо, и бережно протянула ему цветочный горшок.

– Вот, поставьте его в повозку на сиденье – чтобы приглядывать. Мало ли, вдруг опрокинется. Подождите немного тут, я поищу для вас какую-нибудь работу.

Вернувшись в дом, Элиза разворошила гору посуды, выудила оттуда две помятые алюминиевые кастрюльки и отнесла их мастеру.

– Вот, сможете починить?

Тот сразу переменился в лице и голосе.

– Станут как новенькие! – произнес он важно, со знанием дела.

Установив в задней части своей повозки небольшую наковальню, он вытащил из промасленного ящика для инструментов маленький механический молот и принялся за работу. Элиза вышла за ворота посмотреть, как он чинит ее кастрюли. Трудился он с суровым, знающим видом, а в самых сложных местах прикусывал нижнюю губу.

– Вы спите прямо в повозке? – спросила Элиза.

– Ну да, мэм, в повозке. Мне в ней ни дождь, ни зной не страшен.

– Славно вам, наверное, живется, – проговорила она. – Жаль, нам так жить не полагается.

– Да что вы, не женское это дело!

Элиза приподняла верхнюю губу, обнажив зубы.

– А вам откуда знать? Что вы вообще понимаете?

– Правильно, мэм! – оскорбился мастер. – Откуда мне знать? Вот ваши кастрюльки, держите. Теперь и новых покупать не надо!

– Сколько с меня?

– Полтиной обойдусь! Я цены не задираю, а работаю справно. Поэтому у меня всюду столько довольных клиентов.

Элиза принесла из дома пятьдесят центов и дала их мастеру.