Страница 2 из 4
Стихотворение для русской просодии во многих отношениях нетрадиционное (один обвал отрицаний «не жестокий, не твой, не отрекшийся друг» сколького стоит!), оно, тем не менее, вписалось в контекст конца 80-х, начала 90-х прочно, органично. Люди почувствовали его странную, загадочную энергию, явно превышающую уровень абсурдистского куража. Я помню лица слушателей в зале, повторяющих вслед автору, волшебные слова заклинания. Успех поистине рок-н-рольный! А ведь сложные стихи. Чего только не бывает в родном отечестве. Остается лишь печально вздохнуть, что впоследствии победила другая поэзия: более энергичная, и неумная. Впрочем, «Нафталин» остался!
Мы переводили его с Саймоном Петиттом в Нью-Йорке для фестиваля «New Freedoms” в 1994 году: мое еще не вызревшее византийство вошло в клинч с дидактичным протестантизмом Саймона. Это было скорее страшновато, чем смешно… «Почему слезы во рту?», «Водяной настой, это как? Может, спиртовой?» «Стеклянный озноб, это как?» «Вообще, кто такие эти люди?», «О чем они спорят?» Что такое «нафталин» Саймон так и не смог понять. Жаль. Все так просто. «Нафталин это – бог, нафталин это – ветер».
Мне приятно видеть в этом сборнике стихи, посвященные нашим друзьям той веселой поры: на фестиваль «New Freedoms-94» Аркадий приезжал вместе с Сережей Курехиным, Иваном Ждановым, Ниной Искренко, Д.А. Приговым, В. Курицыным, А. Драгомощенко. Смерть еще не успела собрать свой первый и второй урожай: казалось, мы будем жить вечно. Как минимум, на фотках тех лет мы выглядим с претензией на это. Работа на грани яви и сна предполагает «расфокусировку зрения», позволяющую избавиться от рефлексий и «внутреннего диалога». Все это Дон Хуан называет «путем воина». «Развитие человека по «пути воина” означает, что человек должен стремиться принимать все, что происходит, как данное – иначе говоря, смиренно. Но эта смиренность не есть покорность: воин воспринимает происходящее как брошенный ему вызов, и на этот вызов он должен ответить наилучшим образом. Важнейшая черта поведения воина: он рассматривает себя как бы умершим, ему нечего терять. От своих действий воин не ожидает для себя наград (пример упражнений, которые дон Хуан предлагал Карлосу для выработки этого качества, регулярное совершение бессмысленных действий типа переметания мусора из угла в угол, перекладывание дров и т. п.). Что бы ни случилось, воин действует так, как будто ничего не случилось. При этом он оставляет свободу действия и за другими, полагая их такими же неуязвимыми, как и он сам. Секрет воина состоит в том, что он верит не веря. Особенно это важно в те моменты, когда оказывается, что мир не таков, каким его представляет наше описание. Как пишет Кастанеда, «воин входит в неизвестное с чувством радости, веселья и абсолютной свободы»1. Множество подобных установок я встречал в дальневосточной традиции, к которой сейчас присматриваюсь. Все древнее знание разлито из одной чаши и невероятно полезно и для поэзии и для поэта. На смерть Сергея Курехина Аркадий пишет «Колыбельную для принца»:
Такое вот романтическое прочтение… Оно тем более пронзительно, поскольку Сергей Анатольевич Курехин – кроме щеголя и шалуна, был к тому же яростным, принципиальным человеком. Борцом за свободу. Одним из немногих, кто знал, что эта самая свобода есть на самом деле. И что она не имеет ничего общего с той бодягой, к которой нас уже двадцать лет пытаются приучить в эфире. Мне кажется, что мы, потеряв этого Принца, постыдно растерялись, разобщились, отдав врагу наши города и стойбища. Что мы упустили момент, не накопив достаточных сил, чтобы воспользоваться новым. Процесс взаимоперетекания существует не только между сном и явью, но и между жизнью и смертью. Никому из нас пока что не пристало праздновать победу, или оплакивать поражение. Человек знания преодолевает разногласие рассудка и тела. Оборотной стороной этого знания является приобретение личной силы и использование сил, скрывающихся за внешней данностью мира (Кастанеда называет эти силы помощниками). Продвижение по пути знания делает воина магом, умеющим объяснять знание как интеллектуально, так и демонстрируя новое видение мира. Демонстрация – важный момент объяснения магов. Специфика демонстрации, согласно объяснению магов, в том, что внимание ученика выводится за границы мира и он становится наблюдателем того, что с точки зрения обычных представлений о мире невозможно («беседа» с койотом – степным волком как понимание его намерений; мгновенное изменение местоположения; наблюдение сил союзников и т.п.). При этом вопрос, было ли наблюдаемое на самом деле, как утверждал дон Хуан, учитель Кастанеды, является бессмысленным , ибо здесь все зависит от позиции наблюдателя.
Многие тексты, собранные в этой книге можно отнести к «снам о культуре». Прекрасно знающий живопись, музыку, драматургию, Застырец, обращает наше внимание на то, что он любит, как бы призывая полюбить вместе с ним. Как ни верти, но современный мир не только арена борьбы добрых духов со злыми, но и – музей (хорошо это, или плохо, но это так). И Аркадий – благодарный посетитель этого музея, внимательный слушатель.
или
Чудные картинки с выставки в духе романтической поэзии прошлого и позапрошлого веков: такие вещи украшают наш скромный постсоветский быт, а связь с традицией намекает на то, что, может, она и не прерывалась. Коро, Вермеер, Давид, Джорджоне, – автор хорошо погулял по европейским музеям и внес их дыхание в свой мир с «бюстом Наполеона», «яблочным пирогом», «малиновыми шторами». Аркадий – поэт быта, быта строгого, вещественного, обозначенного функционально, он – поэт со своим рабочим кабинетом, что, на мой взгляд, говорит о многом.
1
Карлос Кастанеда. Комментарии к важнейшим понятиям из «Путешествия в Икстлан»// Колесо времени / И. Старых. София, 1998.