Страница 7 из 7
С одной стороны, всё – это, конечно, процесс. Но с другой – есть эти насечки на времени, которые процесс запускают. В принципе, он мог бы еще десять раз передумать (о, всю дорогу в такси он колеблется!). Он мог просто доставить ее в квартиру, убедиться, что она не собирается повторять самостоятельную вылазку, позвонить ее мамаше и – исчезнуть.
Но он остается.
Ведь тогда, приближаясь к остановке, он вдруг решил не играть – один раз, хотя бы один раз. И дальше все уже невозможно изменить.
В августе они женятся. Болезнь у Милены в легкой форме. Врачи (Максим протащил ее по лучшим специалистам) в один голос уверяют, что динамика положительная. Динамика – положительная. Но его родителям лучше правду не открывать, хорошо? Милена соглашается.
Пробегает год. Рецидивов нет. Они живут нормальной жизнью. Заводят кошку. Наслаждаются друг другом. Совсем стирается разделение между «твоим» и «моим».
А через год, осенью, она на неделю становится неузнаваемой. Он терпеливо ее вытягивает. Это не Миле-на. Он верит, что динамика положительная.
После она грустная и молчаливая. Очень рациональная. Старается все делать слишком правильно – это бросается в глаза.
Так сезон за сезоном всё то рушится, то восстанавливается. То периоды затишья, то кошмара. …Максим замечает, что (даже наедине с собою) производит все более сильное свечение – это ореол смущенного смирения – от ощущения бессилия; и от предвосхищения неизбежных разговоров с кем бы то ни было о его положении. Он хранит в себе тайну, которую знает весь свет.
Откуда-то на работе все знают. И его родители откуда-то знают. Есть такие люди – профессиональные распространители слухов. Они не плохие, нет: они просто созданы, живут, чтобы раскапывать и передавать информацию. Они делают это инстинктивно – как животные. Максима в лучшем случае жалеют, хотя жалость – последнее, что ему нужно. Да и ей тоже.
Почти всегда они только вдвоем. Редко выбираются куда-нибудь в общество. Например, на вечеринку. Болтают, танцуют, потом решают уйти пораньше. «Конечно-конечно», – с особенным участием качают головами окружающие.
Так пара обретает печать: сумасшедшая (хотя никто из болтунов не видел ее не в себе) и ее несчастный муж, носящий ее на руках. «Вот как бывает…» «Да…» «И детей нет…»
И вот он идет по заснеженной улице и понимает, что уже стар и – вдруг – что Милена умерла, сильно страдала в последнее время, и динамика давно уже не была положительная, и как ему нестерпимо тяжело, заставляет себя идти, с трудом делает шаги, а ведь сегодня какой-то особенный день, особенный, но какой, он силится вспомнить, он слишком подавлен, слишком раздавлен горем, суета, зачем куда-то идти, он понимает, что находится на Чистопрудном бульваре, тут его осеняет – день рождения, ему пятьдесят, он ищет Итальянское кафе, из которого он стартовал двадцать лет назад и которого, конечно, давно нет, и осознание того, что кафе нет, приносит горе предельное, большее, чем осознание смерти жены…
Он просыпается. Пасмурный свет из окна. Милена спит рядом.
Тектоника
Время от времени они оказывались в одной компании, в основном, по вечерам. Хотя они и видели там друг друга довольно регулярно, друг о друге они не думали.
Вот она: что, зачем и в каких пропорциях к другим мыслям может думать о нем она?
Если бы мы ее спросили еще зимой, она пожала бы плечами и ответила: «Не знаю даже».
«Не знаю даже».
Она не врет. Этот Паша – знакомый ее мужа; иногда играет с ними в карты (если собираются дома) или разглагольствует обо всем на свете за бутылкой вина в ресторане. Не знаю даже. Ну, слегка экзальтированный. Но это – черта многих гуманитариев. Их хлебом не корми – дай почесать языком. Тоже черта гуманитариев. Видишь? Ты все-таки имеешь о нем какие-то соображения. Смешно.
А что бы он сказал в ответ на обвинение в пустословии?
Он сказал бы наверняка:
– Ну а я считаю, что говорить – самое главное… Нет-нет, не поучать, не делиться знаниями, не искать в спорах истину – просто говорить. Это, в принципе, самое серьезное и стоящее занятие в мире. Говорить – и что-то для себя открывать. Являть себя себе через слова.
Да, что-нибудь такое сказал бы и отпил вина:
– Ведь что сделал Бог? Создавая мир, Он нащупывал в нем разное, сконструировал, наконец, нас (остановился на нас, почувствовав – «То, что надо!»), дал нам представления об идеалах – и так самовыразился…
Его приятели все захихикали бы. Они его любят и даже относятся с почтением, считают (почему-то) самым умным. Эта почтительность к сверстнику (и не самому удачливому) – раздражает. О-о, как смешно. Ты даже и чувство к нему имеешь: правда, лишь раздражение…
(Раздражение – чувство или эмоция?.. ладно, не важно.)
Паша одевается дорого и хорошо, это заметила сразу. Но понятно также, что обновление гардероба – предел его финансовых возможностей. Он ездит в метро, квартиру имеет за пределами Москвы, маленькую, и порою в ресторанах не заказывает ничего, кроме чая, так как рискует не дотянуть до начала следующего месяца и новой зарплаты. Ее муж познакомился с ним, когда, будучи уже женат на ней и имея прекрасное образование, решил (для престижа) получить еще один диплом. Паша преподавал ему английский язык.
Они сблизились на почве вина и болтовни. Паша влился в круг друзей мужа и привел в него нескольких своих приятелей. И вот – который месяц – посиделки, карты, обсуждение книг и политики, философия.
Она ничего не может поделать – но чувствует превосходство: ее муж – состоявшийся юрист, работающий в огромной международной компании. А они все, даже его коллеги – птички полетом пониже; о Паше и сотоварищах и говорить нечего. Она немного досадует: она ведь просто приехала когда-то в Москву из Хабаровска – писать диссертацию, ее отец – «косматый геолог», мать – библиотекарь, и все, что имеет она – от мужа; но когда она выходила за него – его ситуация была далеко не очевидно-блестящей, так что… В общем, она успела шагнуть на несколько ступенек вверх, изменилась, и прошлой ее нет, и на периодические взгляды сверху вниз она имеет полное право… Что говорить: недавно даже познакомилась с Чулпан Хаматовой – да, с великой актрисой (Боже, какая харизма!), правда, стояла на том фуршете в толпе, среди свиты, но их представили, и они перебросились парой слов, Чулпан говорила, что устала после поездки по детским домам – занималась благотворительностью, и идея давать помощь слабым бедствующим детям показалась ей изумительной, достойной подражания, и дело, конечно, не в детском обожании Чулпан… Глуповато, правда, называть ее направо и налево по имени – «Чулпан сказала мне», «Чулпан уехала сейчас на гастроли» – знакомство-то шапочное, они виделись один раз (она опять на себя досадует), но окружающие, кажется, не замечают этого, с восхищением слушают ее рассказы о «Чулпан, которая ей сказала»…
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.