Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 25 из 31

Именно в контексте укрепления властных позиций Совнаркома следует рассматривать тот факт, что 12 декабря 1922 г. В. И. Ленин с 12 до 14 часов, и это – в условиях «повторения болезни»440, беседовал со всеми тремя своими заместителями: А. И. Рыковым, Л. Б. Каменевым и А. Д. Цюрупой441. Тройка соратников изложила вождю свой взгляд на распределение обязанностей между заместителями, по крайней мере, на ближайшие три месяца, на которые, по ее расчетам, выбывал из политического процесса премьер-министр. Ленину предложения не понравились – особенно рыковские, и на следующий день он продиктовал по телефону свое видение проблемы, в основе которой лежало стремление «теснее согласовать» распределение заместителей по наркоматам со способностями каждого «к чисто администраторской работе». Вождь настаивал на строгом отделении «функции председательствования и контроля за правильностью юридических формулировок» декретов и постановлений Финансового комитета и т. п. нормативных актов «от функций проверки и улучшения административного аппарата»442. По мнению В. И. Ленина, «председательствование, контроль за правильностью формулировок и т. д.» наиболее подходили Л. Б. Каменеву, тогда как функции чисто административные – А. Д. Цюрупе и А. И. Рыкову443. В. И. Ленин откладывал окончательное решение вопроса до своего возвращения после лечения, но признавал за заместителями во время своего отсутствия право распределять обязанности по собственному усмотрению (как видим, последнее слово вождь, не имевший обыкновения ничего пускать на самотек и привыкший за пять лет к совнаркомовской «вермишели», оставил за собой)444. Ленин напомнил, что все три его заместителя в ходе разговора напрочь забыли об «Экономической жизни», и рекомендовал возложить контроль за ней на А. И. Рыкова, что в очередной раз подтверждает отсутствие строгого распределения обязанностей между ленинскими заместителями в Совнаркоме и Совете труда и обороны. В противном случае он предложил бы курировать газету Л. Б. Каменеву, поскольку впоследствии именно он занял председательское кресло в Совете труда и обороны, печатным органом которого являлась «Экономическая жизнь». Помимо тройки замов по Совнаркому В. И. Ленин переговорил в тот день с Ф. Э. Дзержинским и членом РСДРП с 1902 г., совнаркомовским аппаратчиком Б. С. Стомоняковым, представлявшим в 1920 г. РСФСР в Берлине445.

На следующий день В. И. Ленин вызвал в 12 часов Л. А. Фотиеву и продиктовал ей три письма, в числе которых – письма трем своим заместителям по Совнаркому о распределении их обязанностей. С 12 часов 30 минут до 14 часов 35 минут (два часа пять минут) вождь беседовал с посетившим его И. В. Сталиным. Остался в весьма недурном расположении духа446: убедившись, что вождь еще сохраняет бодрость духа, генсек предпочел временное тактическое отступление и признание ошибочности своей позиции по вопросу о монополии внешней торговли.

В конце 1922 – начале 1923 г., в рамках работы над статьями «Как нам реорганизовать Рабкрин» и «Лучше меньше, да лучше!», В. И. Ленин предложил коренное реформирование системы высших партийных и государственных органов, по итогам которого центр власти должен был окончательно вернуться в Совнарком. Однако тяжелая болезнь не позволила вождю навязать товарищам по ЦК РКП(б) и его Политбюро свою волю447. Именно трио ленинских замов, реально руководившему советским правительством, пришлось отстаивать прерогативы этого самого правительства, когда вождь перестал иметь какие-либо взаимоотношения с окружающей действительностью, а потом и вовсе ушел в Историю «вечно живым» символом советской власти.

РАЗДЕЛ II. ПРАВИТЕЛЬСТВЕННАЯ АЛЬТЕРНАТИВА В ЭПОХУ «КОЛЛЕКТИВНОГО РУКОВОДСТВА»

Глава 1. «Из партийного органа» управлять «невозможно». Формирование правительственной альтернативы

Рассказывая на склоне лет позднесоветским читателям о сути внутрипартийных дискуссий 1920-х гг., А. И. Микоян констатировал: «Дискуссии эти были именно внутрипартийными, т. е. велись споры между единомышленниками в главном – т. е. между людьми, являвшимися коммунистами, целью которых было строительство нового общества. Конечно, порой некоторых так “заносило”, как, например, Троцкого (указать в этом месте кого-либо другого правоверный сторонник генерального линии партии и не мог. – С.В.), что личные амбиции на непогрешимость и правоту всегда и во всем в силу самой логики борьбы переходили грань допустимого, проявляли неподчинение решениям большинства, т. е. нарушали устав партии. Думаю, что в отношении некоторых других руководителей, включая Сталина, также можно сказать, что к идейной борьбе примешивался личный фактор, соперничество за престиж и руководящие позиции в партии. Но для громадного большинства других членов партии было ясно одно – в трудных условиях первых лет существования первого в мире социалистического государства опасность раскола партии означала опасность гибели революционных завоеваний. Вместе с тем можно понять, что многие члены партии, не имея готовых рецептов строительства социалистического общества, не видели в дискуссиях ничего удивительного, с жаром в них участвовали. Я бы даже сказал, что в ходе дискуссий рос теоретический и политический уровень коммунистов, ибо они заставляли окунаться в марксистскую литературу, сравнивать тезисы различных лидеров течений и т. д.»448

Экономическая составляющая внутрипартийных дискуссий 1920-х гг. стала предметом многочисленных исследований. Проблему поставил в полном объеме основатель большевистской партии (1922): в Советском государстве сложилось «…положение, совершенно невиданное в истории, когда у пролетариата, у революционного авангарда совершенно достаточно политической власти, а наряду с этим – государственный капитализм. Гвоздь вопроса в том, чтобы мы поняли, что это тот капитализм, который мы можем и должны допустить, который мы можем и должны поставить а рамки, ибо капитализм этот необходим для широкого крестьянства и частного капитала, который должен торговать так, чтобы удовлетворять нужды крестьянства. Необходимо дело поставить так, чтобы обычный ход капиталистического хозяйства и капиталистического оборота был возможен, ибо это нужно народу (отказ от марксистской фразеологии. – С.В.), без этого жить нельзя. […] Сумейте вы, коммунисты, вы, рабочие, вы, сознательная часть пролетариата, которая взялась государством управлять, сумейте вы сделать так, чтобы государство, которое вы взяли в руки, чтобы оно по-нашему действовало. А вот мы год пережили, государство в наших руках, – а в новой экономической политике оно [государство, в смысле государственный аппарат. – С.В.] в этот год действовало по-нашему? Нет. Этого мы не хотим признать: оно действовало не по-нашему. […] Вырывается машина из рук: как будто бы сидит человек, который ею правит, а машина едет не туда, куда ее направляют, а туда, куда направляет кто-то, не то нелегальное, не то беззаконное, не то бог знает откуда взятое, не то спекулянты, не то частнохозяйственные капиталисты, или те и другие, но машина едет не совсем так, а очень часто совсем не так, как воображает тот, кто сидит у руля этой машины»449.

Общеизвестно, что члены большевистского руководства сходились в необходимости «усиления социалистических элементов в общенародном хозяйстве»450, однако на этом, собственно, единство в экономических взглядах и заканчивалось. В 1925 г. Н. И. Бухарин, проанализировав первые три раунда внутрипартийной борьбы, развернувшейся после «отхода» от власти В. И. Ленина, констатировал, что в целом дискуссия велась вокруг «соотношения между рабочим классом и крестьянством»451 в условиях нэпа. Изучив становление и развитие советской политической системы в 1917—1930-е гг., Е. Г. Гимпельсон сделал вывод в том же духе: «…возникавшие в [19]20-е гг. одна за другой оппозиции в правящей партии, проходившие ожесточенные дискуссии были вызваны трудностями движения к социализму в рамках нэповских реформ. Концепции противников всех дискуссий не выходили за пределы “заколдованного” круга ортодоксальных марксистских догм. Все дискутанты были их пленниками, балансировали между нэпом и его неприятием. Это определяло то общее, что объединяло их, независимо от, казалось бы, непримиримых “платформ”. Все исходили из необходимости преодоления опасности сползания к капитализму, но по-разному понимали этот процесс»452. Не зря Г. Е. Зиновьев, который готовился официально выступить с критикой сталинского курса на построение социализма в «одной, отдельно взятой» стране, процитировав фрагмент последнего ленинского выступления на заседании Моссовета – «Россию нэповскую мы превратим в Россию социалистическую», – заявил в 1925 г. ленинградским партийцам: «Как превратить, в каком темпе превратить – вот вопрос, над которым мы (большевики. – С.В.) работали и будем работать годами»453.

440

Ленин В. И. Полное собрание сочинений. Т. 45. С. 331.

441

Дневник дежурных секретарей В. И. Ленина // Ленин В. И. Полное собрание сочинений. Т. 45. С. 470; Ульянова М. И. О Владимире Ильиче (Последние годы жизни) // Известия ЦК КПСС. 1991. № 6. С. 188.

442

Ленин В. И. Полное собрание сочинений. Т. 45. С. 331.

443

Там же.

444

Там же. С. 331, 332.

445





Ульянова М. И. Указ. соч. С. 188.

446

Там же. С. 197 (коммент.).

447

См. подр.: Войтиков С. С. «Как нам реорганизовать Рабкрин…» // Вопросы истории. 2014. № 6. С. 59–71.

448

Микоян А. И. Так было. М., 1999. С. 288.

449

XI съезд РКП(б). Март – апрель 1922 г. М., 1936. С. 24.

450

Резолюция «По отчету Центрального комитета» // XIII съезд РКП(б). Май 1924 года. Стеногр. отчет. С. 600.

451

XIV съезд Всесоюзной коммунистической партии (б). 18–31 декабря 1925 г. Стеногр. отчет. М.—Л., 1926. С. 134.

452

Гимпельсон Е. Г. Становление и эволюция советского государственного аппарата управления. С. 130.

453

РГАСПИ. Ф. 324. Оп. 2. Д. 41. Л. 171.